новости
активисты
Добро пожаловать в литературную ролевую игру «Аркхейм» Авторский мир в антураже многожанровой фантастики, эпизодическая система игры, смешанный мастеринг. Контент для пользователей от 18 лет. Игровой период с 5022 по 5025 годы.

Аркхейм

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Аркхейм » Личные эпизоды » Искусство воспитания детей для добрых андрастиан


Искусство воспитания детей для добрых андрастиан

Сообщений 1 страница 16 из 16

1

Ферелден, Редклиф, 9:30 год Века Дракона

https://i.imgur.com/yOpOt94.png
«В то время как лириум лишь помогает магу отправить в Тень собственный разум, кровь позволяет ему входить сознание других, видеть их сны и даже влиять на их мысли или напрямую подчинять их своей воле. И, что самое опасное, магия крови позволяет полностью прорывать Завесу, позволяя демонам физически проникать в наш мир.

Возникновение Песни Света и последовавшее за этим падение старой Империи привело к тому, что магия крови была практически искоренена. Что правильно, поскольку она представляет огромную опасность как для того, кто её творит, так и для всего мира в целом.»

— Первый Чародей Йозефус. «Четыре школы. Трактат».
https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/38695.pngЭпизод является альтернативной игрой (очень) и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту обойтись без системы боя.

Игра базируется на каноничных событиях Dragon Age Origins, но не следует букве оригинальной истории полностью. Во имя золотых лосин Соласа и парадной шапки Архонта, храни вас Создатель в сухом и прохладном месте.

• Коннор — не мальчик восьми лет, а 17-ти летний подросток
• Герой Ферелдена так и не приходит в замок на помощь, потратив слишком много времени на королевские склоки в Орзаммаре
• Внешности персонажей не соответствуют заданным в ДАО моделькам

Тейрн Логэйн Мак-Тир останется в истории по многим причинам: он был героем войны, который бился бок о бок с королём Мэриком, чтобы освободить Ферелден от орлейской оккупации; многократно награждённым генералом с незаменимым стратегическим умом; всё замечающим (если какое-то время отсутствовал) тейрном Гварена. Но кроме этого, Логэйн был предателем, узурпатором трона Ферелдена во время Пятого Мора. Хладнокровный человек с тяжёлым характером, не доверяющий никому, кроме себя, Логэйн продемонстрировал бедность суждений и подозрения по отношению к Стражам в апогей Мора, что, вероятно, обрекло бы Ферелден.

Чтобы избавиться от Эрла Эамона — своего политического противника и сторонника проведения Собрания Земель для избрания нового короля среди баннов Ферелдена, Логейн нанимает мага-отступника Йована, бежавшего из Кинлоха — Круга магов на озере Каленхад. Задача перед Йованом стоит простая — отравить эрла в обмен на прощение за использование магии крови, за которую ему грозит как минимум усмирение, как максимум — казнь. Йован проникает в замок под видом учителя для единственного сына эрла, Коннора, в котором пробудились магические способности, но которые необходимо скрывать — маги не могут наследовать титул, а мать Коннора категорически отказывается отпускать его в Круг.

[icon]https://i.imgur.com/ukNjIT0.png[/icon][nick]Йован[/nick][status]кровь помнит все[/status][lzbb]25 лет, малефикар-отступник, повелся на пустые обещания и наворотил дел[/lzbb]

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-02-16 15:28:06)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+2

2

Варнинг: представленная биография персонажа и расклад сил может отличатся от канона, для утряски логики и поигрового комфорта.
Варнинг 2: больше так многобукв не будет, я просто страшно люблю разгонять интермедии.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

[indent] — Зря ты поверил им. Что Круг, что достопочтенные банны — одинаково все спят и видят вознести молитву Андрасте и избавиться от таких, как мы. Ты же знаешь, как будет. Свалят потом всю вину, припишут магию крови и бросят гнить в подвалах — кажется, у новоиспеченного эрла Хоу это любимое развлечение.

[indent] Йован почти машинально сильнее закутался в плащ, пряча ладони в спасительную глубину широких рукавов. Да, на нём были перчатки, да — забурились они в такой темный угол «Покусанного дворянина», что их там, быть может, даже дрессированный мабари Воинов Пепла не нашел бы ни в жизнь, да — все собравшиеся, и Дайлен, и Ривка, и сам Йован были теми самыми магами крови, на которых только дай волю Рыцарю Командору — свалят все грехи мира вплоть до поражения союзных войск Ферелдена в Остагаре и гибель короля Кайлана Тейрина, да сохранит Создатель его светлую душу. Не связанные с Тенью так плотно, а особенно Церковники, в принципе видели в магах очень удобную подушку для битья. К огромному сожалению, не смотря на весь проделанный путь и лишения, Йован все ещё оставался истово верующим андрастианином, пусть границы соблюдения заповедей в последние несколько месяцев стали как никогда зыбкими.

[indent] — Зря ты так, Амелл, — сдавленно буркнул он, бесцельно гоняя ложкой одинокую картофельную дольку. — Тейрн Логейн — человек чести. Герой. Он не станет бросать слов на ветер. Полагаю, его людям можно верить хоть сколько-нибудь.

[indent] — А ещё тейрн Логейн оставил нашего короля и всех Серых стражей в придачу как приветственный кебаб для орды порождений... ауч! — Ривка прицельно пнула Дайлена под столом, требовательно приложила палец к губам и громко зашептала: «Трусики Андрасте, да тише ты! Кругом уши, тебе что, жить надоело? Или соскучился по храмовникам?».

[indent] Аммел раздраженно фыркнул, откинулся на спинку стула и отвернулся. По кому — по кому, а по храмовникам никто из них не скучал даже на самое крохотное мгновение, еще слишком живы были воспоминания, в какой спешке и с каким боем они покидали Кинлох. Разумеется, все пошло не по плану — и спутники винили в этом Йована. Пожалуй что, и заслужено. Сам дурак, обманулся дружбой, огромными влажными глазами и положением на хорошем счету у старшего чародея Ирвинга. Кто ж знал, что Нерия на проверку окажется крысой — мелочной, желающей выслужиться и забраться повыше по той скудной карьерной лестнице, что мог предложить им Круг. Ещё было горше, что стремительно летящий в бездну Глубинных троп план побега зацепил Лили. Ах, Лили. Йован прикусил губу, чтобы подавить тяжелый горестный вздох. Глупо получилось. Влюбился в хорошенькую послушницу как последний идиот — хотя, с другой стороны, запертые в четырех стенах с самого детства разве могли влюбляться как-то по другому? Отношения в Круге всегда балансировали на тонкой границе, где все запредельно и нараспашку —  ловите кислород и прячьте посуду — и вместе с тем тихо, по углам, так, чтобы рыцари не дай боже не заметили у своих подопечных такую отвратительную, требующую жестокого порицания слабость — обыкновенные человеческие желания. В Кинлохе у них с Лили будущего никакого не было и быть не могло. Хотя бы потому, что она служила Создателю и Невесте его, а Йован являл собой концентрацию всего Церкви богопротивного. Мальчик, у которого силы проявились так рано — в Кинлох он попал лет в шесть, и жизнь вовне уже и не помнил. Юноша, который, не смотря на успешно пройденные Истязания, все еще показывал весьма посредственные успехи в изучении чар, чем заслуживал повышенное внимание рыцарей храмовой стражи. Молодой мужчина, у которого всего один друг-то был — да и та...

[indent] Во рту стало солоно и горячо — Йован машинально облизал прокушенную губу и бросил косой взгляд на мрачного Дайлена Амелла. Это он все придумал, по одному человеку собирал в Круге единомышленников, показал им, где лежит настоящая сила. Которая все это время была так близко — ты только руку протяни. Могущество. Возможности. «Не зря Грегор так трясется, да мы всю Башню с ног на голову перевернем. Больше никаких цепей, никаких унижений. Мы сами будем себе хозяева! Прямо как в Тевинтере — стоит же как-то древняя магократическая империя, и ничего», — говорил он им, а чародеям, и Йовану в частности, просто очень хотелось верить ему, несмотря на все «но» белыми нитками. Он крался темными коридорами в часовню, почти переставая дышать, когда слышал знакомый тяжелый лязг доспехов, и, беря теплые руки Лили в свои ладони, повторял себе снова и снова: «это не зря», «это все не зря», «это и для неё, для неё тоже, мы будем счастливы и свободны за пределами этой тюрьмы». У Андерса же как-то получилось бежать. Да, его из раза в раз возвращали, но они не будут повторять ошибок веселого балагура-целителя, уничтожат свои филактерии перед побегом. И все ведь было так удачно. В Кинлох прибыла небольшая группа Серых Стражей, а значит под шумок можно будет сделать ноги. Вступать в ряды ордена желания никакого не было. Тогда филактерию точно переправят в Денерим — и все, песенка спета вовеки веков. Он заранее договорился со своей Лили, упросил Нерию помочь — ведь её бы точно не заподозрили, а как самый близкий его друг на всем белом свете (ограниченном стенами Башни, разумеется), она должна была понять, увидеть, как много для него это значит — получить шанс на обычную счастливую человеческую жизнь. Но Сурана плевать хотела и на его жизнь, и на его чувства, и на его дружбу, никого не пожалела. Теперь Лили в тюрьме, из-за него, а сам Йован, еле унеся ноги, чуть не утонув в этом проклятом демонами Каленхаде в этой чертовой «сорочке бабки Винн», которая почему-то выдавалась в качестве рабочей мантии, подался в бега — зажатый как между молотом и наковальней с одной стороны Мором, с другой — храмовниками, с третьей — армией, вернее тем, что осталось от армии Ферелдена. Так что предложение от людей тейрна, что уж там скрывать, было из тех, от которых невозможно отказаться, даже если тебе очень не хочется залезать по самые кончики ушей в бочку с политическим дерьмом.

[indent] — Мы не знаем, как было при Остагаре, никого из нас там не было, — глухо начал Йован не поднимая глаз. Справляться с чужим раздражением он все еще не был готов и не хотел. — А помощь предлагают уже сейчас. Я устал прятаться и убегать. Кажется, нам уже и бежать-то некуда, до конца зимы перевал через Морозные горы для нас закрыт, даже в Орлей не податься.

[indent] — А корабли на Вольную Марку, я слышала, разворачивают прямо в порту, — добавила Ривка и фыркнула. — Уроды. Как будто от того, что все мы здесь захлебнемся в моровой скверне кому-нибудь станет легче. Они следующие на очереди.

[indent] Над столом повисло тягостное молчание. Решение уже было принято, пусть никому из собравшихся оно не нравилось полностью и до конца, но Йовану казалось, что только он один понимает реальную обоснованность этого шага. Поэтому и ехать придется ему. Аммел откажется точно, а Ривка так и не прошла Истязаний, не выбралась с позиции ученика. Чему она может научить юного эрла? Вероятность, что её раскусят, была чудовищно мала, но все же она была. Рисковать было нельзя.

[indent] — Что конкретно они от нас хотят? — наконец подал голос Амелл, и Йован невольно невесело и зло усмехнулся. От нас. Как же. Он сцепил руки в замок, и начал пытаться подбирать правильные, не такие страшные слова.

[indent] — Эрл Эамон должен занемочь. Достаточно, чтобы не созвать съезд баннов, а без него они просто куча ругающихся напыщенных индюков. Не знаю, ни разу не видел ни одного банна, но…

[indent] — Они что, заказали тебе убийство эрла?! Пламенное проклятье тысячи неудач, ты совсем с ума...

[indent] — Нет! Нет. Никакого... Ничего такого меня делать не просили, — начал оправдываться Йован, чувствуя, как мучительным жаром обдает щеки. — Но я же не плохо разбираюсь в зельях, так? Хоть что-то у меня получается. Будет казаться, что это обычная хворь, мало ли, что моровым воздухом приносит. А там уж, когда все закончится, он и на поправку пойдёт.

[indent] Когда все закончится — звучало многоудручающе. С привкусом «никогда».

[indent] — В замок трудно попасть, — заметила Ривка, и Йован с радостью ухватился за эту мысль, чтобы избежать неприятной темы. Люди Логейна предоставили им план, надежный, как королевские налоги и показательная казнь на дворцовой площади, а Йован любил четкие планы. В рамках он чувствовал себя парадоксально свободнее, Кинлох напрочь выломал в нем способность комфортно находиться вне замкнутых пространств и постоянного надзора. Так можно было не думать про весь этот окружающий мир, который никак не давал ему выучить свои правила. Это был не Круг. И в этом заключалась главная трагедия и главное бесконечное счастье с таким трудом обретенной свободы.

[indent] — Способ есть. Сын эрла, Коннор, оказался магом, и… Ему нужен учитель. Неофициально.

[indent] Аммел и Ривка синхронно протянули понимающее «о-о», и споро одобрительно закивали.

[indent] — Ну что, тогда пожри там от пуза за всех нас, Йов. Вот по чему скучаю — так это по трапезной. Кормили в Башне на убой. Особенно потенциальных Усмиренных.

[indent] Все трое невесело, но как-то облегченно рассмеялись. Остаток жизни провести безвольной игрушкой с лириумным клеймом на лбу — вот что всем им грозило. Плотный сверток с новенькой мантией и запечатанное письмо на имя эрлессы Изольды было их щитом перед страшным неизбежным.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/25289.png

[indent] Облачаться снова в мантию Круга было… странно. Йован чувствовал одновременно и облегчение, и липкий противный ползущий вдоль позвоночника страх, так что в посох (как бы он хотел навсегда забыть его знакомую тяжесть) вцепился намертво, до сведенных судорогой пальцев. Стража замка Редклиф встретила его с мрачной настороженностью, письмо проверяли долго, чуть ли не на зуб попробовали.

[indent] — Миледи не распоряжалась о гостях.

[indent] — Все так. Эрлесса не хочет лишнего шума, вы должны понять. Я просто учитель, прибыл по распоряжению. Если хотите, можете послать за ней самой, и…

[indent] — Чтобы миледи сама выходила к такому, как ты? Ты совсем с ума сошел, или в Круге вас ничему не учат?

[indent] Йован прикусил щеку изнутри и виновата склонил голову. В Круге, разумеется, их учили многому, книги буквально были единственным доступным развлечением для пленников, ах, для магов, конечно, так что они глотали те, что стояли на разрешенных и одобренных Церковью полках, подряд, не перебирая и не сильно отвлекаясь, интересное это чтиво или нет. Интересное рано или поздно, в любом случае, закончилось бы, а так оставался какой-никакой момент пыльной интриги.

[indent] — Прошу прощения, сир. Тогда что же мне делать?

[indent] Рыцарь смерил Йована хмурым взглядом, поглядел вновь на письмо. Потом снова на Йована. И снова на письмо. Йован постарался достать из арсенала самую убедительную из своих вежливых улыбок — такую, к которой даже Рыцарь Командор Грегор не мог бы придраться при всем желании, а придирки стояли у него обязательным блюдом в меню на завтрак обед и ужин, и заставил себя выпрямить спину. Винн постоянно ругала его за это желание стать в глазах окружающих меньше и незаметнее. Так, говорит, ты ничего не добьешься, а в Кинлохе и так не очень много места, чтобы как следует развернуться. Используй пространство с умом, и не горбись, покарай тебя Создатель, упрямый мальчишка!

[indent] Йован действительно был упрямым как бронто. Да, где-то нерешительным, совсем не амбициозным, довольствующимся жизнью книжной моли, но в этой своей безликой серости последовательным и непреклонным. Поэтому он заставил себя расправить плечи, совсем чуть-чуть. Все же Винн была старой, а недооценивали советы стариков только конченные идиоты да буйный молодняк, переживший испуг раннего попадания Круг, но еще не впавший в сонный анабиоз рядовых чародеев.

[indent] — Мне нужно внутрь. Или я буду ждать тут весь день и страшно вам надоем. Сир.

[indent] Сказал, и сам почти задохнулся от своей наглости. Чем стражник впечатлился больше — сиром, внезапной смелостью мага или перспективой наблюдать блуждающую туда-сюда фигуру в балахоне как минимум до пересменки — неизвестно, но это сработало. Йовану стоило больших трудов не вертеть головой, разглядывая внутренний двор и богатые убранства коридоров. Впрочем, когда тебя конвоируют на ковер в эрлессе как преступника, не так уж и сложно было смотреть прямо себе под ноги и не отсвечивать.

[indent] — Миледи, к вам посетитель. Маг, из Кинлоха.

[indent] Изольда была уже не молодой, но все еще не утратившей своей прелести женщиной. Орлесианка чистой крови — тонкозвонкая и изящная, с туго-заплетенным в хитрую прическу золотом текучих волос, но вся какая-то высохшая. В уголках глаз залегла сеть тревожных ранних морщин, нос заострился, губы искусаны — на лицо дурная привычка, совсем недостойная ни её происхождения, ни положения. Она развернулась к двери всем корпусом, только зашелестела, обвиваясь вокруг ног, как ласковая теплая морская волна, дорогая ткань многослойных тяжелых юбок.

[indent] — Спасибо, Феддик, вы можете идти.

[indent] Все стражники по очереди напоследок бросили на Йована предупреждающий грозный прищур, обещающий, что если с головы их драгоценной эрлессы упадет хотя бы один волосок, с мага моментально упадет уже голова целиком со всей шевелюрой, и вышли за дверь. Изольда продолжала стоять у камина, напряженная и собранная, словно раздумывая, бросаться на Йована с голыми руками или напротив — спасаться бегством.

[indent] — Приветствую вас в замке Редклиф, — стеклянным высоким голосом начала она, и Йован невольно сразу проникся к этой уставшей женщине искренним сочувствием. Как должно быть мучительно — знать, что твой единственный сын оказался магом, и все твое наследие оказалось под угрозой. Даже у знатных женщин было не так много возможностей для самореализации: они зависели сначала от родни, потом от мужа, потом от своих детей, и большое счастье, если Создатель оказался милостив и подарил их много, и чтобы из этих многих хотя бы один уродился мальчиком. Сочувствием, и уважением, потому что, в отличие от многих других матерей, за своё наследие эрлесса Геррин готова была драться до последней капли крови. — Боюсь, здесь произошла какая-то ошибка. Мы не ждали…

[indent] — Прошу прощения, миледи. Действительно, должно быть произошла ошибка. Я не из Круга. Меня попросили приехать… По вашей просьбе.

[indent] С шумным выдохом Изольда будто отмерла и сбросила с себя тревожный ледяной колпак оцепенения, лицо её расплылось в улыбке, радостной и облегченной. Забыв о приличиях, она стремительно подошла к Йовану, схватила его за руку и сжала так крепко, что у него заныли кости.

[indent] — Ох, а я уже право подумала… Какое счастье, спасибо вам, спасибо. Вот увидите, Коннор славный мальчик, очень способный. Он обязательно вам понравится.

[indent] Йован недоуменно захлопал глазами и попытался позорно сбежать: попятился, прижав к себе посох, попутно покрываясь неровными бордовыми пятнами. Изольда сразу же спохватилась, рассыпалась в витиеватых на орлесианский манер извинениях. Пообещала, что тот час же распорядится, чтобы ему выдали отдельные покои, поближе к юному Коннору, и что известят самого эрла о его прибытии. Представить Йована за ужином, разумеется, будет уместно, благо дело уже клонилось к вечеру, солнце уже почти провалились за замковую стену и обе луны лениво, словно нехотя выползали на его темную стынь. Йован успевал только рассеянно кивать, тратя все запасы душевных сил, чтобы снова не сжаться, не обратиться в незаметную библиотечную мышь. Здесь у него была другая роль.

[indent] Обещанный ужин наступил, кажется, даже слишком быстро. Йован сидел прямой, как палка, с тоской смотрел на разнообразие столовых приборов сомнительного назначения, пытался смотреть куда угодно, только не на хмурого Эамона. Эрла, похоже, его присутствие нисколько не радовало. Коннор опаздывал.

[indent] И когда дверь наконец хлопнула, Йован не мог сказать, что удивило его больше: что Изольда говорила о своём сыне так, словно он был маленьким мальчиком, или что на поверку маленький мальчик оказался уже вполне состоявшимся юношей. Кем-то, кому стоило бы уже подыскивать себе невесту из девиц благородного происхождения подходящего возраста, оттачивать навыки владения клинком, или чем там ещё занимаются лорды.

[indent] Но никак не тратить время на Йована. Создатель был и правда жесток к своим детям.

[nick]Йован[/nick][status]кровь помнит все[/status][icon]https://i.imgur.com/ukNjIT0.png[/icon][lzbb]25 лет, малефикар-отступник, повелся на пустые обещания и наворотил дел[/lzbb]

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-14 02:52:44)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

3

[nick]Коннор Геррин[/nick][status]мальчик с кровью на руках[/status][icon]https://i.imgur.com/iIJpCb2.png[/icon][lzbb]17 лет, сын эрла, трудный подросток в самом расцвете магических сил[/lzbb]

https://i.imgur.com/Oj7ma25.png
– НЕТ!

Жидкость, струящуюся по венам, искра гнева за секунду превращает во взрыв. Жар, ласкающий его лицо, не идёт ни в какое сравнение с пламенем, снедающим его изнутри. Ему кажется, будто внутренности его мучительно сгорают до обугленных останков, а затем регенерируют, чтобы причинить страдания вновь. Чтобы причинять их бесконечно.

Алый цвет кровавого зарева постепенно меркнет перед его взором, и напротив обнаруживаются широко раскрытые глаза матери, в которых без утайки плещется чистый испуг. Она боится его. Как и отец. Как и стража. Как и все в этом замке, архидемон его разнеси.

– В комнате так душно, – лопочет она. Губы трясутся. Руки, сцепленные перед собой, уже давно ходят ходуном. Она из последних сил старается держать подбородок по-орлесиански высоко поднятым, глядя на сына, который уже на полголовы выше её, но не выдерживает прямого взгляда, смешавшись, сбегает.

По крайней мере, она оставила бесплодные попытки убедить себя, его, всех, что это не его вина. Что достаточно будет сменить комнату.

Достаточно было бы сменить жизнь и не рождаться чудовищем.

Задыхаясь, Коннор заново учится дышать, прислушивается, как со свистом воздух врывается в опустошённые лёгкие, как тихо шуршат догорающие и опадающие на пол конспекты, как за дверью слуги шёпотом сожалеют, но гораздо громче – мысленно – ненавидят его. Разум привычно проваливается в пучины самоуничижения, устало ждёт, когда достигнет самого дна – безмятежной апатии.

В детстве – кажется, так давно, словно это было не с ним и никогда – в очередной приезд дяди из Ансбурга они отправились на озеро, чтобы порыбачить. Мальчик вёл себя сдержанно и покойно, выполнял любые указания и изо всех сил старался угодить Тегану, чтобы тот приезжал почаще и почаще брал его с собой, не ведая, что то было последнее их совместное времяпрепровождения за крепостными стенами.

В тот раз всему виной была действительно нелепая случайность. Большая рыба, испуг, что она утащит дядю на дно, ментальный взрыв, человек за бортом. Но дядя умел плавать, а вот кинувшийся следом за ним Коннор – нет. Он до сих пор помнит это чувство захлёбывающихся водой лёгких, шум плеска воды в ушах, в груди, в голове. И тьму, липкую, бесконечную, обволакивающую со всех сторон и беспрепятственно вторгающуюся внутрь через нос и рот. Тьму, из которой самому ни за что не выбраться.

Но даже тогда не было так страшно, горько, а горло не раздирала будто сотня порождений тьмы. Налившееся свинцом тело без сил оседает на пол. Как в детстве, он забирается в угол, как в детстве, прячет в коленях лицо. Плечи неровно вздрагивают в такт мучительному ожиданию момента, когда всё пройдёт. Оно пройдёт. Всегда проходит. Он откроет глаза, и всё будет хорошо.

Уж в чём-чём, а в мастерстве самообмана он превзошёл даже мать.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/38695.png

Ему было восемь, когда его уродство впервые дало знать о себе. Тогда ещё хилое и тщедушное, прямо как он сам, оно пока не вызывало такого священного ужаса в глазах окружающих. Только мать, сражённая этим известием, на протяжении двух месяцев ночами рыдала в подушку, и мальчишка под дверями родительской спальни до искусанных в кровь пальцев презирал себя.

Потом всё как-то улеглось, сгладилось. Появилась робкая мысль, что хуже взлетевшей в воздух ложки уже не будет. Они всей семьёй верили в это так, как не верили в позолоченный лик Андрасте. Но в глубине души, не признаваясь в этом даже самим себе, со страхом ждали. Ждали, что придут и заберут. Ждали, что правда рано или поздно обнаружит себя, и все их чаяния и надежды обратятся в прах. Ждали…

И не могли даже помыслить, что расплата будет куда как больнее: с ужасом шарахаться от собственного ребёнка; куда как чудовищнее – с ядом проникающей под кожу надежды, что ещё не всё потеряно, что они не потеряли самого главного – своего Коннора. Но они его теряли.

Лет до пятнадцати способности мальчика толком не проявляя себя, изредка напоминая о своём существовании внезапно закачавшейся люстрой, заиндевевшими посреди лета окнами, загорающимися самими по себе свечами. Леди Изольда всякий раз с придыханием хваталась за сердце и искала виновных где и среди кого угодно, но только не в своём сыне. Слуги сменялись быстрее, чем парадные перчатки, связанные обетом молчания. Коннор прилежно учился и больше не покидал стен замка. Стен своей огромной тюремной камеры.

Лишь однажды ему удалось сбежать. Поспособствовала тому Валена, кухарка из деревенских. Вместе под покровом ночи они выбрались из неприступной крепости через тайный ход под мельницей, стащив перстень банна, и спустились в деревню. Никогда ещё Коннор не дышал так ненасытно и глубоко. Никогда ещё небо не казалось ему столь великим и бескрайним. Валена смеялась над его детским восторгом, но он был слишком счастлив, чтобы заметить это, и слишком добр, чтобы обижаться.

По дороге в деревню они решили заглянуть к её отцу. Легкомысленная служанка уверяла, что кузнец будет только рад принять у себя юного лорда, что он отнесётся к мальчику как к собственному сыну. Но Оуэн знал. Все в деревне знали и молчали надёжнее, чем камни на дне Каленхада. Молчание имеет свойство накапливаться, и, если нет возможности просачиваться хотя бы по каплям, оно выплёскиваться за раз через край.

Суровый мужчина приказал дочери немедля убрать из дома маговское отродье. Они сильно повздорили. Кричали, махали руками, швырялись металлической утварью. Коннор всё то время стоял в стороне, не проронив ни слова. Лишь когда кузнец в сердцах поднял на Валену тяжёлую руку, мальчишка не выдержал.

О существовании кузницы в этом месте теперь напоминали только обугленные обломки.

Люди не пострадали. По приказу отца Коннора, эрла Эамона, Оуэну отстроили новый дом, а Валене дали существенную прибавку к зарплате. Весь Редклиф снова погрузился в бессловесное забытье. И только жизнь пятнадцатилетнего отрока, до того болтавшаяся на невидимой паутине, заботливо сплетённой родителями, сломалась. Он больше не верил людям, не верил лицемерным улыбкам слуг, не верил обещаниям семьи, что всё наладится.

Он не мог контролировать себя.

Всё наложилось в один момент: клеймо урода, пережитый ужас и позор, разочарование в себе, переходный возраст, неожиданно возросшая в разы магическая сила. Отныне, стоило ему хоть немного вспылить, как с полок в сущем хаосе срывались десятки книг, шкафы падали, стены содрогались, а свечи гасли на всём этаже, погружая округу в тот же непроглядный мрак, что сковал его сердце.

Он просил, он кричал о помощи, он стоял перед матерью и отцом на коленях, моля, чтобы его отправили в Круг, чтобы усмирили, лишь бы всё это закончилось. Но эрл оставался непреклонным. Эамон настаивал на том, что Коннор должен больше стараться сдерживать свою силу. Коннор старался. Он старался до разорванных зубами простыней, до бесконечных заноз в ладонях, когда в буквальном смысле лез на стену, лишь бы это прекратилось.

И чем больше он старался, тем сильнее рвался на волю беспощадный зверь, что был заперт внутри.

Сказать, что он отчаялся, всё равно что назвать Каленхад мелкой лужей. За два года Коннор утратил веру даже в Создателя. За два года он превратился в бледную тень самого себя, бесцельно слоняясь по замку и пребывая в искусственно вызванной апатии, чтобы испытывать поменьше эмоций и не подвергать опасности других. Он почти не спал, не ел и не пил. Казалось, что сама жизнь в нём поддерживается только благодаря магии.

Быть может, именно потому в моменты кратких всполохов чувств он наполнялся этой жизнью: лицо становилось живым, волосы ярче и непослушнее, глаза сияли внутренним огнём, а взгляд мог кого угодно, за исключением разве что эрла и его брата, пригвоздить к полу и безо всякого колдовства. Без сомнения, в таком виде он бы мог покорить немало девичьих сердец, если бы за ним не следовала неотступно тень из выбитых окон и осыпавшегося потолка.

Все эти годы одна лишь леди Изольда не теряла надежды и продолжала искать. Выразительными взглядами на важных приёмах, тихим шёпотом у дальних балюстрад, отчаянными мольбами в церкви и подле высоких господ. И вот, когда Создатель и тейрн всё же откликнулись на её молитвы, и она вне себя от счастья, не чувствуя ног и страха, полетела сообщать эту безусловно радостную весть «своему мальчику», мальчик… едва не разнёс половину замка.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/38695.png

Перед ужином банн Теган отыскал его на псарне. Племянник ещё с малых лет удивлял невероятной привязанностью к собакам. Слишком одинокий, слишком «не такой», чтобы быть принятым людьми, он всегда искал тепла и опоры у животных. Младший брат эрла до сих пор тихонько посмеивался в кулак, вспоминая, какой визг подняла леди Изольда, когда её пропавший мальчик обнаружился в клетке мабари. Но малыш просто спал, трепетно охраняемый массивными собачьими телами, и никогда до и после Теган не видел на его лице такой же безмятежности.

Растолкав теперь уже совсем не малыша Коннора, дядя отвёл его умыться и переодеться, а затем безапелляционно конвоировал в столовую. И только в её дверях Коннор, до сих пор делавший всё по инерции бережно выношенного равнодушия и беспамятства, вспомнил, почему двумя часами ранее как оглашенный орал на мать.

Насмешка – над всеми его трудами и стараниями, над неуслышанными криками о помощи, над бесконечными попытками примириться со своей природой, затолкать её как можно глубже и забыть о ней – сидела сейчас прямо перед ним. Его будущий учитель магии.
[float=right]https://i.imgur.com/RZIsuxh.png[/float]
Волосы зашевелились на голове, выбиваясь из только что приглаженной причёски. Глаза недобро сверкнули в адрес незнакомца. Позади банн Теган упреждающе положил руку на плечо племянника. Из всех обитателей замка, пожалуй, он знал юношу лучше всего, без проблем находил молодого лорда, куда бы тот ни спрятался, и был между ним и его родителями самым убедительным парламентёром. Оттого Коннор не хотел ему перечить. По правде, если бы не дядя, парень бы уже давно развернулся и ушёл, напоследок погромче хлопнув дверью. Его держат тут как избалованную принцессу в башне или в темнице, но это его темница, и он тоже имеет право решать.

– Просто дай ему шанс, – тихо, чтобы не услышали остальные, пробормотал Теган.

Коннор в ответ сжал зубы, поиграв желваками, решительно прошёл к столу и уселся напротив гостя, даже не глядя в его сторону.

– Коннор, познакомься, пожалуйста. Это Йован, он обучался в Кинлохе и прибыл сюда по моей просьбе, чтобы… чтобы помочь тебе.

Словно забыв про остальных, леди Изольда обращалась только к своему сыну с плохо скрываемой мольбой в глазах. Ей стоило немалых усилий признать это и ещё больше – чтобы озвучить, глядя ему в лицо. Сжав под столом кулаки, Коннор с неявным злорадством – а оттого ненавидя себя ещё сильнее – слушал, как дрожит её голос, и ждал… Ждал.

– Я не просил о помощи. Теперь, – его собственный голос был негромким, но подобно крадущемуся вдалеке грому пророкотал в сгущающейся тишине.

– Но как же… Тебе ведь нужна помощь, Коннор!

– Мне. Ничего. От. Вас. Не. Нужно.

Он чувствовал, как зверь в груди медленно пробуждается, как расправляет кольца и поднимает голову, как внимательно прислушивается к разговору. И ждёт.

– Коннор, твоя мама права, – это уже вступился Теган. – Ты не можешь контролировать себя.

– Но я пытаюсь!

Истовое возмущение обращалось в обиженный мальчишеский возглас всякий раз, когда его поучал дядя. Ему так много хотелось объяснить им, рассказать про тысячи бессмысленных попыток, поделиться своими сомнениями и страхами, найти поддержку и понимание, но вместо этого комок меж рёбер стягивался всё сильнее, будто готовясь к прыжку. Упрямо сжимались губы и затравленно мерцали глаза.

На сей раз леди Изольда и банн Теган заговорили почти одновременно, силясь увещевать мальчишку и наставить его на путь истинный, однако всё перекрыл настоящий громовой раскат со стороны эрла Эамона, за которым установилась оглушённая тишина:

– Этого недостаточно.

Короткая фраза, как удар по колоколу прямо над головой, была призвана привести всех чувства и пресечь любые дискуссии, но Коннор… Коннор воспринял её совершенно иначе.

Недостаточно? Недостаточно он содрал ногтевых пластин о стены, лишь бы удержать чудовище внутри себя? Недостаточно часов провёл в ледяной воде, чтобы перестать так пылать? Недостаточно держал руки в кипятке и себя – самовольно – в темнице, только бы успокоиться и не разнести к архидемону замок?

Загнанный в угол зверь внутри оскалился. Дождался. Прыгнул без предупреждения.

В один миг все столовые приборы поднялись в воздух, зависли на пару секунд под потолком, а затем со свистом в полном беспорядке рухнули вниз, глубоко втыкаясь в дорогую древесину пола и стола. Коннор не шевельнул и пальцем, не произнёс ни единого слова. Он просто невидяще смотрел на отца.

Каким-то чудом никого не задело. Эрл, отбросив салфетку, молча поднялся и покинул столовую. Эрлесса и банн продолжали сидеть, хотя больше напоминали каменные изваяния, чем живых людей. Парень с медными волосами, взъерошенными как после удара молнии, встал на ватных ногах, сослался на отсутствие аппетита и выскочил в противоположную дверь, где, захлёбываясь воздухом и бесконечным отвращением к самому себе, медленно сполз спиной по стене коридора.

Отредактировано Лани Кохола (2023-02-17 15:45:18)

+1

4

[nick]Йован[/nick][status]кровь помнит все[/status][icon]https://i.imgur.com/ukNjIT0.png[/icon][lzbb]25 лет, малефикар-отступник, повелся на пустые обещания и наворотил дел[/lzbb]

https://i.imgur.com/t9r8CCS.png
«Как бы то ни было, они жили свою жизнь, переживали, ссорились, мирились, как и все люди в любой точке Тедаса. Они даже могли вырасти приличными людьми; не надо быть большого ума, чтобы понять: не каждый отступник — сумасшедший маг крови. И ему было обидно, что в их молодость ворвался Мор и война, которые рано или поздно коснутся и их самих, и если им повезет выжить, полностью справиться с этим потрясением они все равно не смогут никогда. Мерзкое ощущение исковерканной жизни всегда будет преследовать их».

[indent] Один Создатель знал, каких сил ему стоило не утечь под стол сбежавшим из крынки скисшим молоком. Каким-то отчаянным жестом Йован вцепился в вилку зубьями внутрь, чувствуя их спасительное отрезвляющее давление на ладонь сквозь ткань перчаток. Мальчику определенно нужен был наставник. Йован не был ни самым талантливым, ни самым чутким к колебаниям Завесы магом — чем дольше он практиковал магию крови, тем глуше становился к её зыбкому неясному натяжению меж природы всех вещей. Но если и рядовой ученик Кинлоха, пребывая в расстроенных чувствах, оставлял на этой поверхности расходящиеся круги по воде, как если бы запустил в Каленхад уверенной легкой рукой камушек-блинчик, Коннор словно ссыпал разом целую насыпь. Завеса реагировала на плохо-контролируемую диковатую силу чутко, а Йован — как всякий, кто был воспитан в страхе перед любым изменением привычного порядка вещей — безопасного порядка — чувствовал его накатывающую липкую хватку у себя под ребрами. Как тошнота, когда тебя в жаркий день в часовне укачало от размеренного пения Сестер Церкви и душного дыма, жирными витками расходящегося от курильниц, противное ноющее ощущение в затылке, между «бей-беги» предлагающее единственный рабочий вариант «не отсвечивай».

[indent] Он не знал, как себя вести, не знал, что стоит говорить. Бледный и испуганный пытался не сжевать щеку изнутри окончательно и цеплялся свободной рукой в собственную коленку, чтобы та не ходила ходуном уж слишком отчаянно.

[indent] — Да прибудет с тобой свет Создателя, Коннор. Мне… — тихое приветствие утонуло, так и не получив достойного развития. Когда высокородные спорят, долг честного андрастианина — ждать исход этого спора смиренно и кротко. Крепло ощущение, что юного эрла совсем не спросили, хочет ли он наставника. Мальчик, кажется, просто не понимал, что мать и — второй мужчина, семейное сходство есть, но кто? Дядя? Старший брат? Нет, слишком стар, кажется, с Изольдой почти одного возраста — пытаются помочь ему гуманнейшим из всех способов, спасти. У Йована не было такого дяди. Мать была — но Йован её почти не помнил, остались только какие-то обрывки воспоминаний, которые он носил в своем сердце, как складывают в личные вещи всякий полюбившийся, но бесполезный хлам. Помнил, что волосы её у виска вились колечком, и если уткнуться в них носом — пахли молоком и кислой дрожжевой закваской. Что юбка у неё была серая, с заплаткой и вышитым маленьким желтым цветком, он прятал в кулаке этот цветок каждый раз, когда ему было страшно. Что когда с Недремлющего моря приносило злым ветром из Марки грозы, она шагала мозолистыми пальцами у него по ладони и рассказывала из раза в раз сказку про ласточку и терновник. А вот лица её не помнил совсем. Но наверное, думалось ему, будь у неё лицо, как у эрлессы, он бы хотел запомнить его. Подвиг этой матери заслуживал того, чтобы имя её пронесли через память как луч доброй надежды. Может быть мальчик поймёт.

[indent] Начинают говорить одновременно — Изольда, Теган, спорят, доказывают, больше сами себе, чем мальчишке. Йован старается не смотреть на Коннора, может быть только наискось и украдкой. Он помнил себя, когда Ирвинг и Грегор вслух спорили, стоит ли допускать его к Истязаниям, игнорируя при этом присутствие тогда ещё ученика более чем полностью. Его было еще недостаточно, чтобы считаться с мнением. Но, если уже быть совсем честным с собой, в Круге маги были вынуждены жить под Церковной печатью одного большого «недостаточно». По крайней мере, в глазах храмовых рыцарей.

[indent] — Миледи, может быть я… — предпринял он слабую попытку и, не удержавшись, все таки вжал боязливо голову в плечи, когда подал голос сам эрл Эамон. Короткая емкая фраза, достойная самого Грегора. С тоской Йован подумал, что в Геррине тихо умер великий рыцарь-командор Храмовой стражи, его ультимативному категоризму пошли бы парадные доспехи Ордена.

[indent] Когда говорит храмовник — держи себя на поводке страха перед усмирением. Этот ошейник придушивает достаточно, чтобы не терять контроль, даже когда тебе всего шесть лет. Некоторые уроки усваиваются слишком быстро.

[indent] Но Эамон — не рыцарь командор, а Коннор — не несовершеннолетний узник Круга. Всего лишь отец и сын, и этого «всего лишь» оказывается достаточно, чтобы Завеса вдруг взвыла от натяжения, Йован напрягся всем телом, как перед ударом, и лишь каким-то чудом скользкой трусливой рыбкой не нырнул под стол. Нет, всякие… «казусы» в трапезных были делом почти обычным, особенно, когда привозили новых учеников, но когда над душой у тебя стоит рыцарь и всеми заклепками поддоспешника формулирует «закрой рот и ешь свою баланду, демоново отродье», желание левитировать ложки как-то сразу сходило на нет. Инстинктивные неосознанные выбросы случались, особенно у подростков, но это было почти первое, чему их учили в Круге. Не формулам даже. Песнь Света помноженная на дыхательные упражнения, на завтрак, обед, ужин и полдник, а если ты совсем плох — вместо всех этих приемов пищи, стоя голыми коленями на холодном полу в одиночестве, слыша только, как скребут коготками где-то поблизости жирные противные крысы да бряцают доспехом рыцари в карауле возле твоего карцера.

[indent] Наверное, не во всех Кругах было так. Но никаких других Кругов Йован не знал, у него был только этот — для грешников-ферелденцев по праву и злому року рождения.

[indent] — Миледи, — снова осторожно попробовал он привлечь внимание Изольды. Совсем разбита. Бедная женщина. К несчастью, утешать эрлесс Йован умел посредственно. — Могу я…

[indent] — Да. Да, конечно, Йован, если бы вы сходили за ним, я была бы очень признательна. И извините за…

[indent] Она вяло кивнула на стол, бессильно закрыла лицо руками и обмякла, словно внутри неё надломился какой-то стержень. Йован неловко и быстро поднялся — не стоит ему быть свидетелем этой слабости. Изольда потом сама себе этого не простит, так? Посох он оставил в выделенной комнате, но сейчас он ему вряд ли понадобится. Никогда Йован не думал, что станет учеником Ирвинга и Винн в каком-то таком смысле — словами, а не направлением силы. Он осторожно прикрыл за собой дверь, оставив за спиной столовую, банна и эрлессу, тихо замер в самом начале коридора, не зная и взвешивая, стоит ли ему подходить к юному Коннору.

[indent] «Зачем вообще полез. Ты плох в разговорах, просто ужасен. Лучше всего только поддакиваешь и киваешь раз через раз в нужных местах», — укусил изнутри память голос Сураны, Йован мелко рвано вздохнул и заставил себя подобраться. Как бы там ни было, это ребенок. Подросток, ладно, уже почти молодой мужчина. Думать о Конноре как о ребенке было элементарно проще. Ребенок, который напуган. Ребенок, от которого требуют слишком многого. Ребенок, которого просят вернуть какого-то другого идеального юного эрла, не замечая, что его никогда не существовало.

[indent] Ирвинг бы сказал, что ему надо успокоиться. Вдох — выдох, мальчик. Нет ничего вреднее для здоровья, чем принимать близко все к сердцу — обычно это заканчивается лириумным солнечным клеймом посеред лба.

[indent] — Они всегда так говорят. Что нас недостаточно, — Йован старался звучать ровно и искренне, но голос все равно невольно дрогнул, когда он, испугавшись собственной смелости — сколько смелости ему еще предстоит найти в себе, ведя двойную игру в этом замке? — начал говорить не словами Первого Чародея, а своими собственными. — Если ты маг, то совсем не важно, что ты делаешь и как. Всегда найдут, к чему придраться. Наверное, если ты сын эрла — все ещё хуже. Мне, по крайней мере, не нужно было учить все эти вилки по размеру.

[indent] Он попробовал осторожно улыбнуться, неловким нервным движением заправил прядь волос за ухо и сцепил пальцы в замок, удерживая себя на месте.

[indent] — Ваша мать правда пытается вам помочь. Мне так кажется. Круг — это… Не думаю, что хоть какая-то мать хочет отдать своего сына в темницу без выхода. Она любит вас. Это видно даже мне и… — Йован замялся, чувствуя, что сбивается с мысли, тихо выдохнул снова и на пробу призвал несколько простеньких волшебных огоньков. Они мягко поплыли по коридору, зависли над головой юного эрла, шли по большой душе и мягко качались, как большие медузы. — Представьте, что магия — это вода. Если строить плотину — рано или поздно тело не выдержит, и все, что вам дорого, унесет течением. Мы же разливаем её по сосудам. Придаём форму. И…

[indent] Он прикусил губу, почти до крови, не зная, правильно ли то, что он пытается сейчас сказать. Неправильно, конечно. За такие разговорчики запрашивают Право Уничтожения.

[indent] — В Кинлохе — в Круге, говорят, что мы опасны. Что каждый, рожденный с даром, должен себя ненавидеть. Это не правда. Разве виноват медведь в том, что он рожден медведем? Магия — это удивительно. Это знания. Возможности. Разве Создатель создавал нас для того, чтобы наказывать? Я так не думаю. И, полагаю, ваша мать, и дядя, и даже эрл, мне так кажется, не думают так. Поэтому вы не поехали в Кинлох. Поэтому они попросили приехать меня. И я тоже…

[indent] «Хочу вам помочь» — осело на языке горечью солода. Он приехал сюда, чтобы отравить отца Коннора, вот так помощник. Йован сделал несколько осторожных шагов вперед и испуганно протянул юному Геррину руку, надеясь, что она не сильно дрожит.

[indent] — Я хочу научить вас не бояться. Если вы, конечно, позволите мне.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-14 02:52:25)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

5

[nick]Коннор Геррин[/nick][status]мальчик с кровью на руках[/status][icon]https://i.imgur.com/iIJpCb2.png[/icon][lzbb]17 лет, сын эрла, трудный подросток в самом расцвете магических сил[/lzbb]

Тошнота накатывала волнами. Сворачивала внутренности в плотный клубок, пережимала железным кулаком горло, позволяя делать лишь пару судорожных вдохов в минуту, чтобы продлить эти мучения. Руки, обхватывающие живот, побелели и то ли пытались раздавить всё его содержимое, то ли отчаянно вцеплялись в кожу, стискивая её до онемения, лишь бы не начать снова себя калечить.

Узорчатый ковёр перед глазами стекал и расползался на нити ядовитыми змеями. Гул в ушах нарастал, предвещая приход новой волны рвотных спазмов, затем стихал, даря ложную, отравляющую каждый глоток воздуха надежду. Какие к нагам лысым демоны, которыми его все стращают, когда собственные уже давно и прочно воцарились в этой больной голове?!

Коннор мысленно взвыл и со всей силы откинулся назад, треснувшись затылком о стену, так, что откуда-то сверху посыпался песок стёртой временем каменной кладки. Сколько же этому замку лет? И сколько он ещё сможет выстоять? Сколько выстоит его собственный разум?.. Уже недолго осталось.

Звук потревоженной двери, замершие шаги заставили его инстинктивно затаиться как раненного зверя. В природе дикое создание никому и ни за что не покажет своей слабости, ибо это прямой смертный приговор. И хотя Коннор не имел ни малейшего представления о том, как ведут себя населяющие Тедас всевозможные твари, порождённые Создателем, более того – он уже начал забывать, как вообще выглядит мир за стенами его темницы, что-то двигало им поверх воспалённого и кровоточащего сознания.

Одно движение – косой быстрый взгляд – в сторону нежданного и до зубного скрежета желанно-нежеланного гостя, чтобы отметить, что тот стоит здесь и не собирается сбегать или проходить мимо, и остекленевшие глаза снова уставились в стену напротив, упрямо игнорируя присутствие причины двух сильнейших вспышек за последний месяц.

В детстве маленький Коннор за неимением друзей часто играл с самой самим в одну игру. После очередного самоучинённого непотребства, от которого мать схватилась бы за сердце, а тяжёлый взгляд отца пригвоздил бы его к полу надёжнее однажды упавшего на него книжного шкафа, мальчик закрывал глаза и уши, садился на корточки и, раскачиваясь, повторял, что ничего не случилось, ничего не произошло. Сейчас он откроет глаза, и всё станет, как было. Зачастую так и случалось. Предметы оказывались на своих местах, ну или хотя бы не были подвешены в воздухе, двери не хлопали сами собой, а картины не обезображивались злобными, нечеловеческими улыбками.

С тех прошло порядочно лет, чтобы эта иллюзия: если не замечать проблему, она исчезнет, – испарилась, однако вросшая подобно застарелой занозе привычка осталась.

Кровь в ушах всё продолжала гудеть и стучать, словно силясь пробить себе ход наружу. Сердцебиение отзывалось на спёртое дыхание, то пропуская удар за ударом, то ускоряясь в бешеной гонке с безумием. Коннор сейчас слышал только его, но внезапно прорвавшееся через мысленный барьер слово – всего одно слово, как команда «убить», данная мабари – заставила глаза налиться кровью, а руку – рвануть с такой силой, что от ногтей на рёбрах под рубахой остались глубокие царапины.

«Недостаточно».

Зверь внутри завыл, но как-то совсем обессиленно. Если бы не недавний взрыв, этого доброжелателя скорее всего хорошенько впечатало бы в каменную кладку или сдуло обратно в столовую, с глаз долой, из искалеченного разума вон. Но он стоял здесь, живой и невредимый. И не сказать, что особо впечатлённый недавним представлением, в то время как любой другой на его месте от страха бы уже выпрыгнул в окошко.

Раздражает.

Злость неожиданно вернула способность трезво мыслить и даже удивила желанием заглянуть в лицо смельчаку. Откуда только такого взяли? Сколько раз вообще матери пришлось унизиться, чтобы это недоразумение явилось сюда воплоти? Сколько ему обещали заплатить и доплатить за молчание? Сколько он продержится? Сколько…

Словно окаменев, Коннор продолжал по инерции слушать тихий, подрагивающий как свеча на сквозняке голос. Всё-таки боится. Но кого? Если все маги проходят через пытки, подобные тому, что переживает он сам, ничего удивительного, что этот «учитель из Круга» не испугался вышедшего из себя маговского отродья. Что же тогда его так страшит? Мнение высоких господ? Перспектива не понравиться сыну эрла и оказаться выпнутым за ворота без соверена в кармане? Что ж, тут он уже опоздал. Ещё пара таких выходок за общим столом со стороны юного лорда, как сегодня, с обязательным присутствием эрла, и даже мать сдастся, признав всю бессмысленность своей затеи.

Коннор почти утвердил в своей голове единогласно принятый план, когда приставленный к нему надзиратель лёгким движением руки обратил его в осыпающийся карточный домик.

На самой границе зрения вспыхнула робкая искра. Он ощутил знакомое прикосновение магии, однако оно вовсе не стремилось разорвать его на части, как это обычно бывало. Затаив дыхание, широко раскрытыми глазами юноша смотрел, как мимо него проплыл крохотный волшебный огонёк. Затем ещё один. И ещё. Несколько зависли над ним, отражаясь в до крайности изумлённых расширившихся зрачках. Магические светлячки окружали его и тут же расходились гаснущими кругами на воде. Неспешно, покачиваясь, и будто преисполненные осознанием собственной участи и важности этого краткого мига.

Простейшая если верить книжкам магия, но сколько же эмоций она в нём вызвала. Как отчаянно сейчас Коннору хотелось утонуть в их мягком свете, в ласковом тепле. Запомнить, врезать в свою память как можно глубже, желательно до конца жизни и дальше, что магия – это не только боль и разрушения. Что она может быть красивой и ни капли не угнетающей. Дыхание выравнивалось капля за каплей, сердце вспоминало, что такое нормальный ритм. Накинутая защитным покровом холодность отваливалась кусками, как снег по весне с башенных крыш.

Юноша вздрогнул. Передёрнул плечами, словно отряхиваясь. Повернулся к тому, кто смог сотворить подобное чудо, упёршись обеими ладонями в холодный пол напротив него. И снова застыл, впервые взглянув на гостя ясным взглядом. Совершенно невинное лицо, ни капли не вяжущееся с выстроенным в голове образом напыщенного меркантильного торговца услугами, цепляющегося за любезно подставленные юбки эрлесс. Пронзительные, хоть и порядком обеспокоенные глаза. Мягкие черты. И ни капли не убедительные речи.

Пожалуй, последнее низводило все попытки вообразить этого человека охотником за наживой. Коннору внезапно захотелось фыркнуть. Захотелось рассмеяться ему в лицо, правда вовсе не за тем, чтобы обидеть. Но как можно быть настолько истово наивным?

Медведь не виноват, что он медведь, но они не среди животных живут. В человеческом обществе законы, гласные и негласные, куда как более жестоки, что дикой природе и не снилось. Как можно называть даром и чем-то само собой разумеющимся то, что отравило всё его существование подобно яду, и теперь это уже никак не вывести из его вен? Как этот человек осмелился вообразить, будто эрл не считает сына своим худшим наказанием после увиденного за ужином?

Как ему не страшно?

Стоит так близко. Тянет руку. Неужели настолько самоуверен или безумен, что думает, будто его не перешибёт оторванной с потолка в пылу гнева перекладиной и торчащими из неё гвоздями?

И всё же… Всё же те огоньки впитались в него, запечатлелись в глазах и вместе с привычными отрицанием и неверием медленно, но верно подбирались к лёгким, давая им возможность спокойно дышать. Юноша опустил голову, поочерёдно упираясь руками в пол и в колени, чтобы подняться на ноги. Тело ещё потряхивало после долгого сидения, после пережитого, после длительной голодовки, поза не выглядела устойчивой, а руки обвисли по бокам длинными бесполезными плетьми. Однако когда Коннор поднял лицо, на нём не было ни следа усталости. Его глаза смеялись.

– Как ты можешь научить не бояться? Ты! Который сейчас трясётся что наг в паучьем логове?

Он провёл рукой по волосам, стряхивая с них каменную пыль, но, ощутив к своему удивлению влагу, недоумённо поднёс ладонь к лицу. По испещрённой тонкими полосками коже стекала ярко-алая кровь. Видать, хорошо тогда приложился головой, впрочем, крови было не так уж и много, и сейчас она волновала его менее всего. Стряхнув капли с пальцев, парень вытер ладонь о штанину, а затем потянулся и ухватил протянутую руку колдуна, только не в положенном рукопожатии, а за запястье, широко ухмыльнулся и пояснил:

– Но мне понравился тот фокус! Хочу, чтобы ты сделал ещё. Только не здесь. Слуги с ума сойдут, а мать удар хватит. Пожалуй, ей уже достаточно на сегодня. Пойдём. Покажу тебе свою комнату. Вернее то, что от неё осталось. В любом случае, там нам никто не помешает.

И, не дав ему ни шанса выразить любые сомнения и возражения, Коннор уверенно потянул свою жертву за собой по коридору.

– А не разбираться в вилках – грешно! – кинул он по дороге через плечо. – Но я тебе сейчас всё объясню: чем длиннее вилка, тем глубже она втыкается. Хотя мне больше по душе десертная, от неё почти не остаётся следов.

Он смеялся, он издевался, он запугивал. Привыкнув к боли и страху, он сросся с ними, он жаждал ещё. Он проверял границы терпения и дозволенного. Он стремился вызвать уже ставшие ему родными отвращение и гнев. Однако Коннор не мог отрицать, что этот человек ему понравился. И это пугало сильнее всего.

+1

6

[indent] Вот поэтому мабари вывели именно в Ферелдене. Его сыновья и сами кусали не хуже.

[indent] Йован сглотнул, не очень понимая, как реагировать на резкую смену настроения будущего эрла, и невольно отступил на пол шага назад. Коннор был несправедлив к нему, но об истиной причине несправедливости нельзя было говорить. Да, он был трусом почти во всем: опасался людей, потому что в Круге нельзя было привязываться, не обманывал себя тем, связь с Тенью была детскими играми. Магия не может быть безопасной, но он умел ей пользоваться и дерзнул пользоваться даже такими способами, от которых у храмовников и церковников поджилки тряслись. Коннора он тоже боялся, но не из-за его сил, разумеется. Потому что совсем его не знал. Потому что не позволял себе забывать о неравности их положения, социального в том числе. Потому что от того, сможет ли он найти к Геррину подход зависела его жизнь. Потому что в первую очередь он пришел сюда убить его отца.

[indent] Отравить — поправил он себя — а потом вылечить. На время. Тейрн был мудрым человеком, и пусть мудрость не оставит его, когда судьба Йована будет поставлена на чашу весов.

[indent] — Простите, — слабо выдохнул Йован, рука его дрогнула. Ложь слетала быстро, как заученный текст, ведь это была почти что правда, только совсем не о том. — Я не покидал стен Круга девятнадцать лет, в вашем доме мне… непривычно. Раньше мой мир ограничивался стенами башни, там не было эрлов и… ковров? Меня пугаете совсем не вы. И не левитация ложек тоже.

[indent] Волосы Геррина горели осенним пожаром, а глаза были колкими и насмешливыми. Йован застыл под ними, что тот наг перед пауком, чувствуя, как волнение колотится где-то в горле. Опять ошибся, да? Может быть стоило вообще за ним не идти, а завтра его бы официально представили снова? Тогда Коннору пришлось бы смириться хотя бы из уважения к собственной матери.

[indent] Но он его удивил, теперь уже действительно испугал — Йован дернулся в бессознательной попытке вывернуть руку. В последний раз так его хватал рыцарь-капитан. «Закатай рукава, Йован. Тебе же нечего скрывать, правда?». Сердце сделало головокружительный кульбит и рухнуло в пятки с звонким хрустом. Но у него получилось, так? Почти незнакомое чувство удовлетворение окатило грудь волной тепла, он захлопал глазами и позволил себе потеряться в нем, пока Коннор, неумолимый, как волнорез, тащил его за собой по коридору наверх.

[indent] — Волшебный огонек, — поправил он, едва ли поспевая за шагом, моментально запутавшись в коридорах. — Рад, что вам понравилось, вы тоже так сможете и быстро, это несложные чары. А зачем втыкать, если нет следов? Можно же нож взять.

[indent] Идиот.

[indent] Йован поспешно захлопнул рот, чувствуя как начинают гореть не только уши, но и шея, и под перчаткой свежие нежно-розовые полоски затянутых магией порезов. Они облизывали ладони, ползли вверх по запястьям — и там, где хватка Коннора жгла через мантию — ножи, вилки, осколки склянок. Кто был поумнее, руками не пользовались — их храмовники осматривали в первую очередь. Вполне годились и ноги, и торс, кровь в теле бежала одинаковая. Если не твоя — годилось вообще что угодно надсечь.

[indent] — Извините. Неудачная шутка.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

[indent] Комната Коннора действительно выглядела как поле битвы, но Йовану было все равно. Когда все испуганные слуги по пути разбежались кто-куда и дверь за ними захлопнулась, он сумел выдавить только тихое «о» и замереть, сцепив пальцы в замок и стараясь не глазеть слишком сильно. Не на последствия несдержанности, нет. Своей комнаты у Йована вообще ни когда не было. В Кинлохе спальни были общими, многоярусные койки и никакого личного пространства. У магов не могло быть ничего своего в принципе, им жизнь выдавали в кредит под большие проценты служения на благо Ферелдена и Солнечного Престола. С другой стороны, любую стеснительность это убивало тоже. Мучительно краснеть Йован разучился годам к тринадцати.

[indent] Еще его преследовало стойкое ощущение, что он угодил в ловушку. С момента, когда принял письмо от людей Логейна. С момента, когда переступил порог замка. Теперь, кажется, клетка захлопнулась окончательно без права капитуляции.

[indent] — Так… много места. Это все ваше?

[indent] Тут было очень просторно, камин, собственная кровать, которая Йовану показалась огромной — он один на ней спит? — но совсем не было окон. Несмотря на относительно высокие потолки, впечатление создавалось несколько гнетущее. Он осторожно повернулся на пятках и тонко, но искренне улыбнулся.

[indent] — Здесь замечательно. Меня поселили неподалеку от вас, заходите в любое время, когда посчитаете необходимым.

[indent] Если час назад выделенные эрлессой покои казались ему не иначе как спальней Первого Чародея, на фоне комнаты Геррина спальня резко переквалифицировалась в чулан для швабр. Йован был искренне рад даже чулану, он был там один, впервые в жизни. Самое сложное начнется вечером. Он не был уверен, что сможет уснуть, ни сегодня, ни в ближайшие несколько дней. Быть в одиночестве он тоже разучился, но очень хотел наверстать этот опыт за все пропущенные года.

[indent] Он сделал несколько осторожных шагов вперед и замер в нерешительности. Можно ли ему тут вот так расхаживать? А сесть? А просто стоять? Собственная неуместность в жизни этих людей встала остро, как кинжал, подставленный к горлу.

[indent] — Я обещал вам огни. Но сперва, если вы разрешите… Может быть холодно, но не пугайтесь. Ваша голова еще помнит, что значит быть целой, — целительство никогда не давалось ему слишком хорошо, но все же в Круге настаивали, чтобы базовые чары всех направлений осваивались чародеями в полном объеме. Йован стянул зубами перчатку с руки, мягкие зеленоватые искры как пушок морозного инея облизали пальцы и вспыхнули, когда поток исцеляющей силы сорвался от чародея к Геррину. — Ещё может быть щекотно, но быстро пройдет. Приношу свои извинения, милорд, я не самый искусный целитель, школа созидания одна из самых сложных в освоении. Волшебные огоньки — это духовное направление. Мы черпаем силу из Тени и облекаем её в форму, со всеми чарами, но огоньки — самое базовое и простое. А ещё из них получаются неплохие светильники. Как звезды. Мы часто строили из них созвездия под потолком, вы тоже сможете так.

[indent] Йован стряхнул с рук остаточный след заклятия исцеления, стянул вторую перчатку и медленно сложил пальцами фигуру концентрации заклинания, чтобы Геррину было видно и он смог повторить при желании.

[indent] — Любое стабильное заклинание — это спокойствие. Представьте, что зачерпываете из моря воду в стакан. Вот так, — несколько шаров послушно сорвались один за одним, покачиваясь, уплыли под потолок, сталкиваясь друг с другом, но все равно выстраиваясь в цельную фигуру. Йован позволил себе увлечься этим рассказом. Можно было не думать, насколько на самом деле ему страшно сейчас. — Например, вот это Визус, но в народе его называют «Бдительным оком». Видите глаз? Око вело Невесту Создателя нашего — Андрасте — по пути в Тевинтер, и взор Его привёл их победе. Ещё видите? Меч. Его добавили позднее. Говорят, звезда на кончике его клинка появилась на небе после смерти Пророчицы. Сейчас эти символы используют Искатели Истины и Орден Храмовников. Глаз, который бдит, и Меч, который карает. Но, кажется, не хватает одной звезды. Поможете мне?

[nick]Йован[/nick][status]кровь помнит все[/status][icon]https://i.imgur.com/ukNjIT0.png[/icon][lzbb]25 лет, малефикар-отступник, повелся на пустые обещания и наворотил дел[/lzbb]

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-14 02:52:15)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

7

[nick]Коннор Геррин[/nick][status]мальчик с кровью на руках[/status][icon]https://i.imgur.com/iIJpCb2.png[/icon][lzbb]17 лет, сын эрла, трудный подросток в самом расцвете магических сил[/lzbb]

Рука разжалась, стоило им ступить во владения хаоса, куда страшилось заглядывать всё живое в этом замке. Даже слуги тут не появлялись с тех пор, как их несколько раз вышвырнуло из комнаты вместе со слетевшей с петель дверью. Коннор лишь напоследок отметил, какие у его учителя тонкие запястья, почти как у Валены, да и сам он выглядел больно хрупким: дунешь – переломится ведь, что тростинка. Совсем их в Круге не кормят? Даже Коннор со своей привычкой не есть по нескольку дней кряду и то выглядел здоровее. Хотя впечатление это было, скорее всего, как и от прочих магов, обманчивым, и кто тут кого ещё может сломать лёгким движением руки.

Он вполне отдавал себе отчёт, что подготовленный обученный колдун намного опаснее его детских выходок, но Коннора это ни капли не пугало. Скорее уж подогревало его всё разгорающийся с каждой секундой интерес.

Ковёр с прожжёнными дырами раздражал почти так же, как и искреннее восхищение в серых глазах. Или всё же голубых? Тусклое освещение почти потухшего камина – редкие свечи не горели, люстра давно рухнула, валяясь острыми погнутыми штырями тут и там – не позволяло толком разглядеть. Коннор с досады пнул вывороченный из стола ящик с религиозными талмудами и историей церкви в четырёх частях, сожалея, что вместо этой бесполезной макулатуры сегодня сгорели его в общем-то нужные конспекты по магии стихийной школы. Вся мебель была облизана регулярно вырывающимися из очага языками пламени, стены много где осыпались и зияли неприглядными трещинами неестественной природы. И что этому чудаку здесь могло приглянуться?

– Если так нравится, оставайся тут, – неожиданно для самого себя произнёс парень и тут же, насупившись, отвернулся, – я в этой комнате всё равно не ночую.

Как кабинет для занятий и место, где он мог без последствий крушить всё, что душе угодно и сколько угодно, комната годилась более чем, но сколько раз он просыпался здесь в кошмарах, что сгорает заживо, потолок рушится, а стекло разбивается на тысячи осколков, безжалостно вгрызающихся в его тело? Сколько раз это происходило на самом деле? В конце концов, окно замуровали, потолки укрепили, кровать отодвинули как можно дальше от камина, но если Коннор тут и появлялся по ночам, то теперь исключительно чтобы отвести душу. Где он спит, парень решил не уточнять, у него для этого был весь замок в распоряжении. А та коморка, что мать выделила его учителю, и впрямь выглядела жалко, даже в сравнении с этим полем боя.

Даже смешно: этот человек – её последняя надежда, но, несмотря на это, замашки знати и стремление показать свою власть и его ничтожность для неё всё равно важнее. Быть может, и сохранить тайну сына она желала из любви вовсе не к нему, а к своему статусу.

Коннор хмуро прошёлся по комнате, держась в тени и разглядывая замершую испуганной галлой фигуру по центру. Приблизился, делая круг. Схватил со столика упомянутую десертную вилку с острыми и тонкими как рыбьи кости зубцами – просто чтобы занять руки. Серебро с неуловимой глазом скоростью прокручивалось в пальцах годами отработанным движением – надо же было чем-то развлекать себя за скучными обедами.

Цвет глаз разглядеть так и не удалось, зато наконец-то вспомнилось имя, затерявшееся где-то в агонии неудавшегося знакомства – Йован. Коннор хмыкнул, проходя за его спиной, и зацепился взглядом за гладкие длинные волосы цвета неваррских каштанов. Нос уловил приятный аромат, и парень с трудом поборол желание подойти ближе отмеренного приличиями расстояния. Не наг и не галла. Скорее уж котёнок. Маленький и напуганный, даром, что Коннор младше его будет. Но – он вспомнил случайно сорвавшуюся с тонких губ фразу про нож и ухмыльнулся – котёнок с когтями. Это ему нравилось.

В свете той «шутки» он даже не удивился тонким полоскам на ладонях под стянутой перчаткой, шрамам, которые на секунду выхватили и обнажили зелёные искры. У Коннора таких отметин тоже хватало. Хоть он и думал, что в Круге обстановка более благоприятствует тому, чтобы не калечить себя за любое нежеланное проявление магической силы, но ведь с другой стороны – неважно, где ты и кто ты, никто от этого не застрахован. Да и кто будет описывать жестокую правду в этих вычурных книжках о том, как у них в Кругах там всё хорошо и замечательно?

А в следующий миг парень зашипел и оторопело отступил от учителя на несколько шагов, больше от неожиданности. Рана на затылке перестала пульсировать, но было не совсем так, как описывал Йован. Он говорил про холод, однако Коннор частенько в таких случаях прикладывал к больной голове лёд, если на улице была зима, и тот холод обжигал, а этот… он был больше ласковым и приятным, как весенний ветерок. Чем-то неуловимо похожим на волшебные огоньки в коридоре. И немного щекотным, здесь маг был прав.

Целительство – штука полезная, безусловно, и юноша даже не раз порывался начать осваивать магические азы именно с него, но к тому моменту, когда оно стало для его изувеченного тела как никогда актуальным, пришло и осознание, что боль – не только сиюминутная, но и растянутая во времени, напоминающая о себе при каждом шаге, вдохе, в каждом случайном движении головы или руки – отрезвляет и приводит в чувства лучше всего. И, причиняя её себе, он может сколь угодно долго оберегать от той же боли окружающих.

Не сводя с Йована глаз, Коннор уселся на кровать, подтянув одну ногу под себя. Желание обладать силой, которая до сих пор обладала им, ломала и подчиняла себе, отчаянно боролось в нём со страхом и отрицанием. С воплем маленького напуганного мальчика: «Выжгите это из меня!!»

Так не должно быть. Он не должен стоять тут с таким же одухотворённым и беспечным лицом, изрыгая на свет брызги того, что обычно выворачивает его кишки наизнанку. Плевать, кто такой этот Йован. Плевать, что там со всеми остальными магами, и хорошо им от этого или плохо. Он просто до налитых кровью глаз и прокушенных губ ненавидел эту силу в себе и себя заодно, но…

Но как же она, оказывается, может быть прекрасна.

Вилка в пальцах, вертясь с совсем уже бешеной скоростью, внезапно остановилась, прочертила стремительную дугу от плеча, целясь аккурат в бедро Коннора, но – замерла остриями в миллиметрах от кожи.

Он не мог оторвать взгляда от звёзд на потолке. На его раздолбанном, трещащем по швам, рушащемся, как вся его жизнь и жизнь его семьи, потолке. Последние угли в камине догорели, и сейчас комнату освещало лишь настоящее крохотное волшебство. Волшебство, которое не причиняет никому боли и вреда, не калечит и не разрушает.

Разве такое возможно?

Тихий звон благородного металла по каменному полу – звук отброшенного столового прибора. Спёртое в груди дыхание, но вовсе не от ужаса, боли и мрака. Коннор молчал, впитывая всем лицом и телом свет искусственных звёзд из какой-то отчаянной надежды, что когда он будет в следующий раз захлёбываться внутренней тьмой, это его спасёт. Глупо, конечно. Но глупо надеяться он умел ещё лучше, чем мать.

Взгляд скользил от одной звезды к другой, очерчивая хорошо знакомые по книжкам созвездия. В горле пересохло, пришлось сглотнуть тугой комок, прежде чем удалось произнести хоть слово.

– Читал я про эти ваши визусы, – голос нарочито равнодушный и отстранённый, лишь бы не показать, как на самом деле щемит сердце, – и про то, что андрастиане стащили идеи почти всех созвездий у тевинтерцев, перерисовав их на свой лад, а те в свою очередь присвоили рисунки древних людских и эльфийских народов. Так что нага лысого это взор Создателя.

Это было ещё одним увлечением юного лорда, запертого в своём замке, помимо артистичного верчения вилок в пальцах – читать всё, что попадалось под руку. Годам к четырнадцати родители перестали отслеживать, чем он забивает голову, и стали скупать любые книги у заезжих торговцев под эгидой «чем бы дитя ни тешилось». Ну дитятко и начиталось.

Однако, как бы ни хотел, Коннор не мог отрицать, что кем бы они ни были обозначены и переиначены, это всё те же звёзды, кои веками освещали сотни тысяч путей, дарили свет и надежду миллионам судеб. И хотя он почти забыл, как они выглядят в реальном небе, юноша знал их точнее, чем все веснушки на своём лице.

Он поднялся с постели, медленно приблизился к Йовану, встал напротив. Напускное пренебрежение, как слабая иллюзия, смывалось отчётливым чувством страха в глазах, которые видели совсем не лицо перед собой, а напрягшегося внутри в ожидании зверя. Внезапно одеревеневшие руки не могли сложить даже простейших фигур. Кончики пальцев подрагивали. Стоило только представить, как он своими ладонями творит волшебство, как в рот, в глаза, в уши засочилась густая чёрная жидкость, затапливающая всю его смелость и желание подчинить себя этого монстра.

Во взгляде против воли застыла мольба о помощи. Сейчас Коннор выглядел самым что ни на есть обычным потерявшимся подростком. До ужаса испуганным, тонущим мальчишкой, который не умеет плавать.

+1

8

[indent] Ну конечно у него не получилось. Не то чтобы Йован рассчитывал, что у Коннора выйдет сплести чары сразу. Он даже не знал, были ли у мальчишки учителя до этого (вспоминая шоу за ужином, ответ скорее был бы отрицательным), да и у него самого далеко не сразу получилось зачерпнуть энергию из Тени и облечь во что-нибудь внятное. Но когда Йован учился колдовать, ему было шесть. Геррину было далеко не шесть лет, это стоило помнить тоже.

[indent] Он выдохнул через нос, мысленно прося у Создателя прощение за все богохульные злые слова, которые юноша бросал в него, как каштаны — юность всегда идет рука об руку с бунтом и злобой, ведь так? — со спокойным сосредоточием, без жалости или сочувствия, следил за попытками Коннора повторить фигуру заклятья. Наконец Йован выдохнул, подошел ближе и цепко поймал руки Геррина в захват пальцев. Думать о приличиях он будет позже. Сейчас он — бледное повторение Ирвинга и других старших чародеев. Получится ли у мальчишки повторить было важнее всех прочих условностей. Отчего-то Йован чувствовал — если не выйдет сейчас, хрупкий мостик доверия под ногами рухнет, и отстраивать его будет уже куда сложнее, стоя по пояс в бурных водах чужого гнева, максимализма и разочарования. Он положил ладонь Коннору на грудь — туда, где колотилось испуганной птицей сердце — отзеркалил жест, пристраивая его ладонь на своей собственной груди и накрывая её пальцами, чтобы не удрал и не вырвался.

[indent] — Зачерпывать воду, помните? Не торопитесь. Ни у кого не получается с первого раза. Для начала, повторяйте за мной. Закройте глаза или смотрите прямо на меня, как вам будет легче. Вдох, — Йован медленно вдохнул, прижимая ладонь Коннора крепче. — Выдох. Сосредоточьтесь на биении сердца. Магия пульсирует в вас, как кровь, позвольте ей бежать свободно. Вдох. Выдох.

[indent] Заодно помогло утихомирить нервную иволгу в собственной грудной клетке. Йован сделал как минимум десять глубоких вдохов и выдохов, не сводя с Коннора внимательного взгляда, отслеживая, чтобы тот не начал вновь падать в безжалостную пучину ужаса перед собственными возможностями. Бояться было нормально. Страх вообще был очень полезен, когда дело касалось выживания — и не Йовану было рассказывать, как живут на этой земле бесстрашные и отчаянные. Другое дело — нельзя было давать страху тобой управлять. Маг, который боится сам себя — прямая дорожка к одержимости, сущности с той стороны любили такое, летели, как мотыльки на полыхающее пламя, желали пожрать, подчинить, захватить.

[indent] Мысль тревожным хорьком пребольно укусила за щиколотку: проверял ли Коннора вообще кто-нибудь на одержимость? Ладони невольно похолодели. Как долго этот юноша находился без присмотра, сколькие демоны могли близко подобраться к его разуму. Ему стоит этим заняться, но не сейчас. Когда почва под ногами будет прочнее и Геррин будет больше ему доверять.

[indent] Совсем просто — получить его кровь. Ты был так близок, дурак, и по дурости упустил свой шанс. Немного, всего чайная ложка — и ты получил бы все, Йован. Контроль. Власть. Кровь Коннора за кровь Эамона, тебе нужно не много, и не надо никаких зелий. Достаточно будет приложить немного усилий.

[indent] Он сморгнул, отодвигая эту мысль подальше, на более перспективное время, и вновь мягко перехватил руки Коннора, успокаивающе погладив его по костяшкам. Когда-то давно так делала Винн, когда у него ничего не получалось с исцеляющими заклятиями. Стирала страх успокаивающими круговыми поглаживаниями, как ласкают недоверчивую собаку.

[indent] — Вот так. А теперь, расслабьте запястья и постарайтесь запомнить, — он накрыл пальцы Коннора своими, сложил руки в нужную фигуру, не переставая говорить. — Сила бежит как кровь, Коннор. Как зачерпываешь из моря чашкой. Не торопясь, медленно, но уверенно. Огонек — лишь одна из многих форм. Выдыхайте, словно выныриваете из воды. Вот так. Выдыхайте свет.

[indent] Стоя рядом, касаясь пальцами чужих обжигающе-горячих ладоней, было просто зацепить своей волей неуверенное касание к Завесе другого. Всего лишь немного помочь, чтобы добавить уверенности в своих силах. Чтобы помочь поверить — может получиться. Без разгрома, без падающих с потолка люстр. Может быть, конечно, и с ними, но только если захочется. Волшебный огонек послушно сорвался у Геррина с руки и завис над ладонью, щекоча руки Коннора и Йована теплым изменчивым светом. И он позволил себе слабую довольную улыбку, почти даже искреннюю.

[indent] — А вот и наша последняя звезда. Её-то как раз не хватало. Вы молодец, Коннор. Мне для такого понадобилось несколько лет неудач, я уже почти отчаялся. Вы сможете стать великим магом, если только этого захотите. Давайте закончим созвездие. Или сможем сложить какое-нибудь ещё, по вашему вкусу.

[indent] Огонёк послушно взмыл верх, достраивая Визус окончательно. Йован хмыкнул, все еще не отпуская рук Геррина, сомневаясь, что у него получится самостоятельно даже после такого якобы быстрого успеха, помог ему воплотить еще несколько огней, попросив запомнить траекторию и чувство, когда касаешься Завесы направленным усилием, и, наконец выпустив его пальцы — какой холодный в комнате показался воздух после этого прикосновения, принялся уже самостоятельно перегонять огоньки под потолком. Складывал все новые и новые созвездия, не переставая рассказывать. Беллитанус. Фервансис. Элювии. И многие многие другие. Когда огоньки иссякали и гасли, Йован создавал еще. Они плыли по комнате, как бумажные фонарики, которые он видел в книгах, цеплялись за волосы, оседали на балках и тонули в пыльном видавшем виды ковре, напоследок рассыпаясь мелкими вызванивыми искрами. Минуты сплелись в часы, и Йован замолчал только, когда почувствовал, как с непривычки срывается голос и першит в горле.

[indent] — На сегодня, полагаю, достаточно. Во сколько вы встаете? Залог успеха — постоянная практика, взывайте такие огни перед сном или вообще когда захотите, это заклятие безобидное и здорово помогает сосредоточиться. И… — он замялся на мгновение, вспомнив предложение остаться прямо здесь, часто заморгал и мгновенно стушевался. — Благодарю вас за щедрое предложение, милорд. Выделенной вашей матерью комнаты вполне достаточно. Широта вашего сердца, однако, не может не радовать, благослови вас Создатель. Если вы позволите я… доброй ночи, милорд. Приходите в любое время. Это я у вас дома, а не наоборот, ведь так?

[indent] Это было, конечно, позорное бегство, и Йован удирал так, как не удирал из Кинлоха, когда кости храмовников чавкающе хрустели под смятыми магией панцирями доспехов. Захлопнул за собой дверь комнатушки, сполз по ней на пол и, поджав под себя ноги, позволил себе наконец то ли заплакать, то ли глухо, почти беззвучно рассмеяться.

[indent] Во что он ввязался?

[indent] Ну ничего. Они все еще скажут ему спасибо, потом, когда Логейн их помилует, когда закончится весь этот идиотизм, когда он сможет уехать из Ферелдена и забыть Редклиф как страшный сон.

[indent] Суровое лицо эрла стояло перед зажмуренными глазами, как образ с витражей в часовне, осуждающий, но не гневающийся, словно Эамон все понимал и прощал Йована заочно за этот шаг. Не нужно ему ничье прощение. Он вырвал у жизни право быть непрощенным зубами, никому не позволит забрать. Йован выдохнул, обнял лицо ладонями и нервно улыбнулся пустой стене напротив.

[indent] Для начала, завоевать доверие Коннора.

[indent] А после — кровь все рассудит. Как и всегда.

[nick]Йован[/nick][status]кровь помнит все[/status][icon]https://i.imgur.com/ukNjIT0.png[/icon][lzbb]25 лет, малефикар-отступник, повелся на пустые обещания и наворотил дел[/lzbb]

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-14 02:52:03)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

9

[nick]Коннор Геррин[/nick][status]мальчик с кровью на руках[/status][icon]https://i.imgur.com/8ilDJgo.png[/icon][lzbb]17 лет, сын эрла, трудный подросток в самом расцвете магических сил[/lzbb]

Йован сравнивал магию с морем. Для Коннора это был огонь.

Огонь, что лижет внутренности, сжигает в священном пламени его, родных и всю его жизнь, обращает в никчёмный пепел. Ему не раз доводилось видеть настоящие пожары, быть в самом эпицентре, не имея возможности сбежать. Не раз он всей кожей чувствовал, как сгорают одежда и волосы, задыхался дымом и запахом палёной плоти, заходился в безумном крике до немоты. Нынче почти в каждой комнате были припрятаны противоожоговые мази и порошки для тушения, однако всё это Коннор продолжал испытывать всякий раз уже изнутри, стоило зверю явить себя и ощериться раскалённым металлом.

Всё это он должен был испытать теперь.

Но.

Боли не было.

Было горячо – очень, даже чересчур. Там, где чужая ладонь касалась его груди и где под его собственной успокаивающим маятником мерно билось сердце. Глухие удары отдавались в кожу, прошивали руку насквозь, проникали глубоко в тело. Невидимая сила сплеталась вокруг измученных лёгких в надёжную кольчугу. Он дышал. Он мог дышать!

Языки пламени медленно опускались перед затуманенным алым заревом взором. Теперь они ласкали тыльную сторону ладони – там, где пальцы Йована сжимали его руку, не давая её отдёрнуть. Обжигая, дразня своими касаниями, опаляя неосторожностью, как пламя свечи или очага, с которыми любил забавляться Коннор.

И совсем не страшно.

Парень послушно прикрыл глаза. Зверь внутри как очарованный следил за каждым их движением, подбирался на каждый вдох, прижимался к земле всё ниже, но – не прыгал. То, что творил этот маг, больше всего напоминало смертельно опасную игру. Один неверный жест, и их обоих разнесёт в клочья, размажет по стенам, добавив в и без того уютную обстановку комнаты новый декор. Но Йован не боялся, он точно знал, что делает. И Коннору ничего не оставалось, кроме как беззаветно и всецело довериться ему.

Вдох. Чужие руки обхватывают его кисти, заключая в непроницаемый купол, не давая разгореться очагу. Выдох. От движений Йована огонь ползёт по предплечьям, задевая и топорща волоски, взбирается на плечи, волнами стекает на спину. Вдох. Кожа мучительно плавится от касаний, но Коннор и под страхом смерти не посмел бы сейчас прервать его. Выдох. Искра грядущего пожара. Вдох. Пламя.

«Выдыхайте».

Он чувствует, как опадают меха, вдувая воздух в раскалённое горнило. Как загораются угли один за другим, будто крохотные фонарики. Как взмывают в воздух ярко-алые языки.

«Выдыхайте свет».

Он открывает глаза.

Свет? Свет отражается в глубине широко распахнутых глаз. Затопляет всё его существо. Окутывает невыносимо мягким теплом. Тем самым теплом, что так напоминает мамины объятия. Как же давно Коннор не ощущал их? Наверное, с той поры, как превратился в монстра, которого никто не посмеет коснуться.

Никто, кроме…

Проводив огонёк к потолку, юноша опустил изумлённый взгляд на их сложенные вместе руки. Как он это делает? Как? Как Йована не обжигает этим пожаром? Как он не даёт обжечься своему подопечному? Совершенный кузнец, что смог приручить стихию и выковать из неё несравненную красоту.

Коннор не заблуждался, будто это только его заслуга. Но для парня стало настоящим открытием, что огонь, несущий лишь хаос и разрушения, присмирев, перестаёт быть синоним смерти. И что даже в крохотной искре можно найти свет, дарующий надежду. И тепло.

Огни по цепочке устремлялись к потолку. Только что обретшего понимание мага не нужно было просить запомнить касание ранее недоступного ему мира – того, что скрыт за Завесой и до сих пор лишь откусывал по локоть тянущуюся к нему руку. Его тело оставляло в памяти зацепки, направляло кровь к нужным точкам и выравнивало дыхание само, руководствуясь путеводным светом и ощущением верного курса, дарованного Йованом. Размеренный стук сердца навевал на мысли, что всё это нереально, что всё – лишь хороший сон, на деле куда ужаснее кошмаров, ведь потом он развеется.

Но даже это сейчас было неважным. Коннор мог лишь с молчаливым замиранием вглядываться в знакомые фигуры выстраивающихся над ними созвездий, дышать полной грудью – впервые за долгое время, и слушать тихий чуть подрагивающий голос. Отпущенные руки сжались в такие же дрожащие кулаки, съёжившись во внезапно возникшей пустоте, но затем расслабились и опустились. Его комната, его маленький мир переполнились светом. А в груди стало непривычно легко.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/38695.png

Йован исчез прежде, чем Коннор пришёл в себя. Его счастье, иначе бы капризный лорд пригвоздил длинное платье вилкой к кровати и заставил показывать огоньки всю ночь. Подол с золотой каймой уже мелькнул в дверях и скрылся, пока парень медленно опускал лицо, стараясь запечатлеть давно померкнувшую в реальности картинку в своей голове. Желательно навсегда.

Мага хотелось поймать, усадить и хорошенько расспросить обо всех «как» и «какого демона», но, не сделав и двух шагов в сторону цели, Коннор едва не рухнул на постель. Ноги не держали совершенно. Тело ватное. В голове было приятно и как-то мутно. Как в тот раз, когда Валена тайком провела его в отцовский погреб и предложила попробовать напиток из бочки.

Отмахиваясь от несуществующих светлячков и бабочек перед глазами, юноша списал своё самочувствие на побочный эффект от чар и неровной походкой устремился в коридор. В конце концов, не так уж и плохо. Всяко лучше, чем сгоревшая плоть и окровавленные руки, как было раньше. Раздражала только слабость, но она стала уже постоянной спутницей в подобных ситуациях.

Замок давно уснул. В коридоре воцарилась тишина, что бывает только в самый глубокий сон и в самый тёмный час перед рассветом. Последние свечи плавились, догорая и вытанцовывая перед случайно забредшим сюда сквозняком. Ветер дразнил их, заставляя тянуться изо всех сил, метаться, надрываясь, но на деле лишь приближал этим их скорую гибель.

Жарко. Коннор стянул рубашку через голову, не имея ни сил, ни желания возиться с бесконечными застёжками, и прислонился к стене, с наслаждением ощущая нагой спиной прохладу камня. Сколько раз он сгорал сегодня заживо? Сколько раз его кожа плавилась и стекала, сроднившись с воском? Но... в последний – это было даже приятно. И с запоздалой горечью пугало. Йован был подобен дуновению моря, о коем тот постоянно упоминал. Заставлял плясать под свою дудку играючи, и Коннор, что легкомысленные коридорные свечи,  подчинялся. До сих пор его крутой нрав не могли усмирить ничем и никто – даже сам эрл, чьё негромкое слово было крепче того голема из Хонлита, и только этот «маг из Круга» каким-то чудом, не меньше, исхитрился превратить озлобленного мабари в послушного щенка.

– Да нага с два, – процедил сквозь зубы Коннор. Больше он на это не поведётся.

Больше не позволит другим собой играть. Мало ли, что колдун там умеет и чему может научить. Мало ли, что ему самому это сейчас до скрежета зубов необходимо. Мало ли, что без него тяжело дышать – привык уже. Да мало ли, что он перестал всё крушить, можно начать хоть сию минуту!

Своевольной душе молодого лорда безумно претила сама мысль, что кто-то способен его контролировать. Хватит и внутреннего монстра. Разум негодовал, вопя об опасности: сын эрла – слишком лакомая цель. И слишком лёгкая, как оказалось. Злость, вспыхнувшая крохотным огоньком, вернувшая ясность сознанию и твёрдость – членам, грозилась разгореться настоящей яростью. Дверь Йована была прямо перед ним; только протяни руку и обрушь что-нибудь, сожги, заставь простыни его душить, как прежде они душили рыжего мальчишку. И повезёт, если зеркало ещё не убрали – этот человек унесёт его в своём теле.

Но нет.

Слишком по-детски. Слишком самонадеянно. Слишком живы были ещё ощущения распустившихся весенними цветами лёгких и спадающих кандалов. Он не должен быть признателен, но он был. Он не должен спускать магу это с рук, но.

Коннор отстранился от стены и медленно побрёл по коридору прочь. Серые камни, выцветшие от времени – как лица родных от многолетней тревоги – ковры текли по обоим сторонам, накатывая волнами тусклого света и вновь отступая в тень. Тихие шаги узника бередили замковый покой, как и всякую ночь прежде. Перекинутая через плечо рубашка вздымалась за спиной поникшим флагом. Юноша погружался в уже привычную пучину апатии и безразличия, в которой существовал большую часть времени и которая позволяла беречь силы взамен недостающего сна.

Он бы так и прослонялся до самого утра, чтобы позже, наплевав на завтрак и обед, забыться где-нибудь на соломенной подстилке в углу, прижавшись к тёплому собачьему боку, если бы не вспыхнувший на периферии зрения огонёк. Сознание до последнего сопротивлялось неизбежному водворению в реальность, тело среагировало прежде. Парень замер посреди коридора и пытливо уставился перед собой.

Словно привидение – глухой оттиск Тени – навстречу, колеблясь, выпала мать в ночнушке и наброшенном поверх халате. В побелевших пальцах подсвечник, на лице – прорезанная тёмными кругами тревога.

– Коннор, мальчик мой, – она попыталась изобразить неубедительную улыбку, – я волновалась, не могла уснуть. Хотела увериться, что всё в порядке...

«Что я не вышвырнул его вон, проделав новое окно?»

– ...что ты цел и невредим.

«Отчего тебя это не волновало, когда я совал руки в кипяток? Ты прикрывала дверь и после делала вид, что ни о чём не знаешь. Верно, думала, так и надо».

– Теган... Твой дядя, – тем временем продолжала женщина, обкусывая сухие губы, – сказал, что, быть может, мы поторопились...

«Опоздали».

– ...и нам следовало дать тебе больше свободы самому распоряжаться своей судьбой.

Коннор иронично задрал брови на самый лоб.

– Поэтому мы подумали...

«Ха. И снова всё решили за меня».

– ...что если ты не хочешь учиться магии у этого человека, то, может, и не стоит.

Он стоял, не шелохнувшись. Глядел на мать, заторможенным сознанием силясь осмыслить, о чём она говорит. Отвратительным нарывом на теле знати была их дурная привычка изъясняться совсем не теми словами, которые были на уме. Дяде он доверял. Тегану бы и в мысли не взбрело решать за Коннора, однако, пытаясь в чём-то убедить Изольду, тот мог сослужить племяннику плохую службу, неверно трактовав ей свои убеждения. Или та по-своему извернула их сама.

Не стоит продолжать заниматься магией? Не она ли все эти годы обивала пороги власть имущих, только чтобы найти учителя? Не она ли, послушавшись банна, пошла на сделку с собственными страхами и эрловскими принципами, разрешив сыну изучать чары? Не из её ли уст лились терпкие, отдающие горечью надежды, что как только нужный человек отыщется, всё будет хорошо?

Или не было никакой сделки.

Порыв ветра всколыхнул почти потухший уголь, раздувая заметавшееся пламя. Зачем она кралась в ночи, наивно полагая, что дитя уже давно видит седьмой сон? Хотела решить этот вопрос без него? Выставить потихоньку гостя, пока Коннор не видит, а затем сказать, что тот сам ушёл? Для чего.

– Мы подумали, что если ты будешь развивать свои способности... теперь, – Изольда продолжала говорить, но с уже отчётливым испугом, замечая, как меняется лицо лорда, – всё станет только хуже. Твои приступы, ты ведь понимаешь...

– Кто – «мы»?

– М-мы с... твоим отцом.

Ясно.

Не было никакого Тегана. Он, скорее всего, даже не ведал, что задумала эрлесса и как резко сменила свой курс. Просто его имя было очень удобно, если она хотела вразумить Коннора. Это всё отец. Ему изначально не понравилась идея матери. Эрл Эамон не проронил ни слова, но по его лицу было очевидно, что учителя он считает излишеством для сына и блажью своей жены. Быть может, он рассчитывал на то, что ей так и не удастся претворить свою надежду в жизнь.

И девять лет назад, и два года, и сейчас отец был убеждён, что Коннор прикладывает недостаточно сил, чтобы подавить свой грех, чтобы задушить лютующего зверя. Лорд не должен его развивать. Не должен подкармливать в себе эту силу. Он должен уничтожить её в себе любой ценой.

«Геррин не может быть чародеем».

Слова, услышанные когда-то давно, пульсировали кровью в висках, нагревали едва остывшие ладони. Это отец настоял, чтобы Йована сей же час выставили из замка. Скорее всего, мать сопротивлялась. Может быть, даже умоляла. Но здесь только эрл закон и указ. Она лишь смогла вымолить отсрочку, чтобы не делать этого на глазах у Коннора. Чтобы он ни о чём не прознал. Она так страшится его.

Зверь воспрял столь быстро, словно и не спал. Алая шерсть волнами дыбилась на загривке, когти скребли землю, готовые к броску, из ноздрей валил пар.

– Ты не посмеешь, – процедил парень сквозь зубы.

С лица матери стремительно исчезал последний цвет, но впервые она не отшатывалась в страхе и не сбегала как можно дальше от него. Своего сына она боялась. Но эрла боялась больше. И кто теперь из них двоих монстр? Всё естество юноши сейчас стремилось доказать, что бояться следует только его. Только Коннора.

В одно мгновение все свечи в коридоре потухли. Свет словно втянулся в сына эрла, оставляя за собой сосущую непроницаемую тьму.

– Коннор, пожалуйста…

Он слышал мать. Слышал её слова и голос, переполненный безнадёжным отчаянием. Даже удивительно за тем гулом, что стоял в ушах. Стук сердца отдавался в голове. Рык растекался с кровью по телу, мешаясь с гневом и ненавистью к самому себе. Он хотел остановиться.

Но уже не мог.

Миг. Вспышка. Полузадушенный женский вскрик и собственное невыносимо обожжённое плечо. Ругнувшись, Коннор отбросил воспламенившуюся рубашку и, задыхаясь от едкого дыма, кинулся к матери, опускаясь перед ней на колени. Она сидела чуть дальше на полу, прикрывая нос и рот рукавом халата. По покрытым копотью щекам бежали дорожки слёз. Юноша потянулся к ней, чтобы помочь подняться, но она в ужасе отшатнулась. В глазах застыло выражение, которого он пожелал бы никогда не видеть. И которое поневоле запомнит на всю жизнь.

– Эамон прав, – прохрипела женщина не своим голосом. – Стало только хуже. Я должна…

– НЕТ!!!

Коннор не помнил, как оказался перед той самой дверью. Как бесцеремонно ввалился в чужую комнату, окутанный резким ароматом сгоревших пыльных ковров. Как позади него с оглушительным грохотом рухнул шкаф, перекрывая выход. Как сам он упал на подкосившихся ногах перед кроватью и застыл недвижимым изваянием с единственным намерением – стеречь Йована и не дать родителям отнять его.

Отредактировано Лани Кохола (2023-03-03 15:03:14)

+1

10

[indent] Уснуть Йован закономерно не смог. Комната, даже такая крохотная — вряд ли в ней и тридцати шагов набралось, чтобы замкнуть круг тревоги — не казалась ему огромной, нет. Но невыносимо пустой для него одного. Уникальная возможность, почти благословение, но на практике оказалось, что он совсем не знал, что с этим делать. Маг стянул мантию через голову и только первые пятнадцать минут потратил на методичное её разглаживание шов к шву. Это ничего. К одежде обычной, человеческой, он привык — и к одиночеству тоже привыкнет. Может быть, станет легче, если совместить. Рубаха ему велика, на Амелла покупалась, а он был и выше на голову, и шире в плечах, зато совсем новая, приятного темно-синего цвета. Предусмотрительно он завернул в неё мешочек с травами (нужна была гвоздика и лимонные корки, но, как оказалось, за пределами Круга их было попросту не достать. До «наружности» для Йована такие вещи были совсем не очевидны, приходилось ориентироваться на свой нос и авось), так что теперь от воротника приятно и холодно тянуло полынью и эмбриумом. Эрлесса оказалась достаточно предусмотрительна и заботлива, чтобы ему выделили личный сундук для вещей, так что свои нехитрые пожитки Йован разместил быстро, по ходу дела прикидывая, чего не хватает, что можно запросить в ближайшее время, а что — достать на кухне или во дворе замка самостоятельно. Тоскливее всего дела обстояли с кровавым лотосом. Конечно, он рос вдоль Каленхада, но приближаться к озеру, а уж тем более двигаться вдоль него на север Йовану не хотелось совершенно. Лишний шаг в сторону Круга — лишний шаг в сторону виселицы или усмирения. Отпустят ли его поехать в сторону перекрестка во Внутренних землях? Или на личной кровати милость Изольды исчерпывалась? На самом деле, ему не очень хотелось проверять.

[indent] Кинжал он убрал на самое дно, затем подумал и снова достал, затолкал за пояс суетливым нервным движением. Зачем он это сделал — даже для самого себя у Йована ответов не было, но так ощущалось спокойнее. Он стянул сапоги, забрался с ногами на койку и, сложив руки на коленях, глубоко печально вздохнул. После поисков равновесия рядом с Коннором, ему нужно было потратить ещё столько же времени, чтобы уж точно и наверняка вернуть себе покой. Эрлов сын заставлял его… нервничать. Наверное, это было самое подходящее слово. Горделивый, вспыльчивый — каким еще было положено быть аристократам? Чистая кровь в его обществе была только у Амелла, того за скверный характер по хлопотам матушки, кажется, и переправили в Ферелден из Киркволла — там храмовники славились совсем уж дурным нравом. Рыцарь-командор Мэредит, он видел её лет пятнадцать назад, когда она была временно назначена в Кинлох. Детские воспоминания искажали её образ, остались только глаза — ледяное синее пламя — да меч на начищенном латнике. Красивая женщина. Опасная. Велением Грегора ответственная за то, чтобы лириумные солнца зажигались на лбах усмиренных грешников.

[indent] Стоило бы помолиться. Но вместо строк Песни Света в голову настойчиво, не спрашивая разрешения, лезли мысли о Герринах. О старшем — к которому надо было подобраться, но не доверия, даже расположения которого было заслужить практически нереально — Йован это понял очень быстро по тому беглому взгляду, полному отвращения к самой его сути, который Эамон бросил на него; и о младшем — от расположения и доверия которого зависела его жизнь и жизнь его друзей.

[indent] Друзья. Ха!

[indent] Йован не заметил, как до крови впился ногтями в ладонь, вспоминая лица Дайлена и Ривки. Хрена с два они были его друзьями. Но больше у него никого не было, только их злые языки и колючие глаза — если собрать их вместе втроем, может быть, получится целый один нормальный человек. Поодиночке каждый из них был никем. Могущество силы в руках не значит ничего, если с ней тебе некуда податься.

[indent] Чем больше он об этом думал, тем больше пекли глаза углями невыплаканные слезы о своей судьбе и будущих тяжких грехах. Может быть, стоит начать с эрлессы? Благодарность отчаявшихся и отчаянных матерей — хороший плацдарм для самоубийственных миссий, а отравление эрла тянуло на извращённое отложенное во времени свидание со смертью. И как это организовать, если при одном взгляде на Геррина хочется броситься на нож? Йован грел холод лезвия в ладони, почти не чувствуя, как обжигает пальцы собственная кровь. Заморгал часто, затянул рану движением пальцев — от изморози созидательных чар холод прошиб почти до локтя, обтер кинжал об штанину и не без раздражение запрятал его под подушку. Все было бы гораздо проще, получи он доступ к эрловской крови. Может спровоцировать? Коннора. Юноша нестабилен — это и нагу понятно, подарить чувство покоя, а после сломать, как трещит под каблуком свежая корка льда прихваченной дыханием утреннего Первопада лужи.

[indent] К своему несчастью, Йован не был ни убийцей, ни отравителем, ни хитрым манипулятором. Никем был, никем пришел сюда и был бы рад никем уйти, потеряться в цветочном поле, упасть на него и лежать так долго, чтобы из него хотя бы что-нибудь проросло, если не выросло из него человека ни счастливого, ни путного. Не только Коннору нужно было в этих стенах чему-то учиться. Только уроки Йована были в сто крат страшнее. Со стоном он повалился лицом в подушку, поджал под себя ноги и замер, обхватив их руками.

[indent] — Создатель прости мне, ибо ведаю что творю…

[indent] Как свозь туман проступило лицо Лили, и Йован зажмурился до искр из глаз. Надо же, он почти забыл про нее за все эти дни. Её плывущая в зыбком солнечном свете часовни белая ряса и слова, в которых он находил успокоение, даже когда ледяная вода тянула его на дно. «Следует знать, что многие грехи, осуществляемые в неведении, достойны куда более сурового осуждения, чем совершаемые в ведении. Ибо и все еретики полагают, будто они право веруют. Кто тщанием своим стяжал плоды любви: тот не отлагается от нее, хотя бы претерпевал тысячи зол. В сем да удостоверит тебя жрица сия, и подобные ей, и Сама Пророчица, за убийц Своих молившийся Ему, и просившая им у Него прощения, как по неведению творящим то».

[indent] — Прости мне, ибо ведаю…

[indent] Стены смыкались вокруг него, как черные воды Каленхада, Йован сжался в их темноте, как ребенок — воздуха не было — и подскочил, выхватывая из-под подушки кинжал защитным отчаянным жестом и занося его над ладонью, когда пространство вокруг лопнуло под тяжестью оглушительного грохота. Заморгал подслеповато, медленно опустил босые ноги на пол и вызвал над головой светляка. Окон в его коморке не было. Как будто бы он куда-то делся, даже если от себя самого убежать не мог.

[indent] Пламя чужих волос — как вдох в воде.

[indent] —… Коннор? — Не отпуская кинжала, все еще цепляясь за его рукоять, как за соломинку, он сполз на пол, подозвал огонёк ближе, чтобы дать больше света. В нос ударил запах гари и пота, страха и отчаяния. Почему-то без рубашки. Мальчишка тяжело дышал, как загнанная собака. Йован нахмурился, бросил нож на кровать и без церемоний схватил чужое лицо руками, вынуждая Коннора посмотреть на себя.

[indent] Что случилось? Вы пострадали? Где это произошло? И во имя трусиков Андрасте, почему вломились среди ночи именно сюда?

А ведь он тебе доверяет. Что-то случилось, а он пришел к тебе. Молодец.

[indent] — Тшшш, здесь безопасно. Я тут, с тобой, — собственное сердце сбивается из паники в ликование маленькому триумфу, остается только цепляться пальцами за Геррина, держать его за плечи и не давать упасть еще ниже. Собственные теплые руки кажутся ледяными. — Не забывай дышать. Это ты управляешь силой, а не наоборот, помнишь? Давай, ну же. Вдох. И выдох. Держись за что-то настоящее, так легче не сойти с ума.

[indent] У мальчишки лопатки под ладонями ходят ходуном. Йован гладил его по спине, голове, уговаривал дышать и помнить, что реально, а что нет. Огонек тает, погружая комнату снова в тьму, но он боялся сдвинуться с места, чтобы вызвать еще. Вновь поймал лицо Геррина руками и заглянул в глаза, сам не зная, что хотел в них усмотреть. Может быть, признаки одержимости. Говорят, демоны пляшут в глазах магов зелеными искрами Тени.

[indent] — Что произошло? И почему ты го… Ох, Создатель! — Йован как-то разом мучительно покраснел, резко рванулся назад, ударяясь спиной о кровать, оглушенный двусмысленностью всей этой ситуации. Ему вообще не стоило дотрагиваться до этого человека без разрешения, а он нарушил субординацию уже дважды за день. Какой стыд. Тихо звякнул кинжал, заваливаясь куда-то под матрац. — Я прошу прощения, милорд, мне не следовало. Где ваша рубашка?

[nick]Йован[/nick][status]кровь помнит все[/status][icon]https://i.imgur.com/ukNjIT0.png[/icon][lzbb]25 лет, малефикар-отступник, повелся на пустые обещания и наворотил дел[/lzbb]

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-14 02:51:49)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

11

[nick]Коннор Геррин[/nick][status]мальчик с кровью на руках[/status][icon]https://i.imgur.com/iIJpCb2.png[/icon][lzbb]17 лет, сын эрла, трудный подросток в самом расцвете магических сил[/lzbb]

Мятущиеся языки пламени, с секунду назад изничтожающие его рассудок, заставляющие задыхаться удушающим дымом внутреннего пожара, нехотя отступали и с шипением укладывались по мановению чужой воли, как смертоносные псы жались к земле от точного жеста своих хозяев. Запах гари стремительно развеивался прерванным под утро кошмаром, уступая место иным ароматам. Коннор дышал, как ему приказали. Дышал до помутнения в изголодавшемся по воздуху разуме. Изо всех сил втягивал в себя амбре полыни и эмбриума, давая им разливаться по телу. Жадно тянул носом травянистый пряный запах, намертво отпечатывающийся в сознании – его личный каддис.

Сквозь редеющую пелену собственной муки, боли и отчаяния доносились невозможно далёкие слова. Держаться... За что держаться? Пол под его ногами и ладонями будто стремительно обращался жидкостью, топил Коннора в мрачных водах Каленхада. Хотелось кричать, захлёбываясь, что он не умеет плавать. Хотелось прекратить эту пытку, отдавшись на волю глубин, позволить им, наконец, погубить себя.

Хотелось покончить со всем.

Хотелось.

Хотелось утонуть. В этих омутах глаз.

Реальность оголилась перед затуманенным разумом одним живительным вдохом. Темно. Тихо. Обожжённое плечо саднило. Там, где касались чужие руки, обдавало пламенем в тысячу раз сильнее. Рёбра ныли оставленными вместо ужина царапинами и молили о пощаде у наполненных дыханием лёгких, будучи непривычны к такому. Сердце, отбивающее удар через двое, прежде поддавшись безысходности неизбежной кончины, теперь начало ускоряться, ввязавшись в бешеную гонку со временем.

Расширившиеся зрачки резко сузились до крохотных точек. Тело застыло, мышцы – несгибаемый металл. Зверь внутри плотоядно облизнулся.

Йован успел отскочить раньше.

Звон клинка, оглушающий в наступившей тишине, окончательно привёл юношу в чувства. Вспотевшая ладонь нарочито медленно оторвалась от пола – чтобы убедиться, что тот не рушится и не пытается утянуть в себя, чтобы осознать, что теперь он сам владеет собственным телом. Не Йован. Не монстр. Только он, Коннор.

Теперь его бил озноб, проходя редкой рябью по коже. Попытка подняться на неверных ногах окончилась смачным падением на задницу, отдающимся вибрацией в позвоночник. Парень угрюмо скривился и злобно зыркнул в сторону мага, балансируя между выбором вмазать ему или всё же защитить, как предполагалось изначально. Метание было недолгим.

– Запихни свою притворную вежливость сам знаешь куда, – проворчал он. – Тебе ни к чему прикидываться их марионеткой. Выглядит жалко.

Коннор закашлялся остаточной копотью, потянулся к кровати и запустил руку под матрац, нащупывая источник недавнего звука. Кинжал лежал там, обдавая пальцы непривычным режущим холодом, раздражая мыслью, что всё то время, пока юный лорд устраивал в коридоре светопреставление, опасное лезвие было у Йована под рукой.

Парень вытащил клинок, намереваясь отбросить его как можно дальше. Взгляд пытался нащупать в темноте чужие ладони. В памяти живы были увиденные ранее отметины. Сам себя Коннор мог терзать сколько угодно – по общему безоговорочному убеждению он этого заслужил. Но Йовану за такое хотелось дать в морду даже сильнее, чем за собственную поруганную неприкосновенность и отвратительную ведомость. Вместо этого парень развернулся, прислоняясь измождённой спиной к кровати, прокрутил кинжал в пальцах и резко выдохнул:

– Тебя выгнать хотят.

Сейчас эта мысль казалась самой важной. Основополагающей, захватившей всё его существо и вытеснившей все иные. Она пульсировала в голове и растекалась ледяным потоком по венам. Она напоминала о свежем бризе, наполняющем лёгкие, о силе, способной созидать, а не только всё рушить, о звёздах под потолком. И об огне, который плавил, но не обжигал. Она отдавалась в ушах звоном тяжёлого колокола, извещая о том, что всё это в любой момент у Коннора могут отнять.

Лезвие провернулось в руках раз, другой, выхватывая тонкую полосу света из-за неплотно прикрытой, наполовину забаррикадированной шкафом двери. В эту часть коридора пожар не добрался: успели потушить раньше. Сейчас оттуда слышались торопливые шаги и неприязненные перешёптывания слуг.

С горечью на языке приходилось признать, что с матерью всё в порядке, иначе бы Коннора судили молчанием и приговорили помилованием. А вот с ним нет. Давно уже нет. И единственным его шансом на спасение, как бы сын эрла ни презирал себя за это, был маг, который сейчас прятался во тьме, сливался с нею и который в то же время умел делать невероятно светло.

– Отцу не понравилось, что ты будешь учить меня магии, – принялся объяснять юноша, глухо бубня в пол. – Вернее, ему претит сама идея, что я буду развивать своё уродство вместо того, чтобы бескомпромиссно задушить это в себе. Считает, я слабак. А мама... Мать безропотно ему подчиняется. Не думаю, что моя последняя выходка возымела хоть какой-то эффект, разве что сделала только хуже.

Он откинулся затылком на смятую постель и сдавленно втянул воздух носом.

– Я поговорю с дядей, если он ещё не отбыл в Рейнсфир. Хотя и сильно сомневаюсь, что Теган сможет на них повлиять. Пока всё, что я могу сделать, это сидеть здесь и никого не подпускать к тебе, – Коннор повернул голову в сторону Йована, попадая в луч света, и усмехнулся неприкрытым отчаянием: – Так хоть какая-то польза с того, что меня боятся, и никто не посмеет тронуть. Кроме тебя.

Последние слова сорвались с губ против воли. Осознав, что только что ляпнул, парень подавился воздухом и резко отвернулся, уставившись в пустоту над собой.

Пока он и сам не понимал, как к этому относится. Уж точно не как кокетливая барышня, приторно краснея и падая в обмороки. И не как большая шишка, вопя что-то о возмутительности и попранном достоинстве. Откуда они там вообще нашли у себя достоинство? Пнуть бы этого мага и за сим успокоиться. В конце концов, только то, что Йован держал его, заставляя дышать, привлекая к себе рассыпающееся на тлеющие осколки сознание, не давая провалиться в пучину собственного безумия, в итоге Коннора и спасло.

– Спасибо, – буркнул юноша потолку, не уточняя причины. А затем, вспомнив, с каким выражением маг от него отскочил – далеко не испуганным, схватил свободной рукой с кровати подушку и со всей силы швырнул в лицо Йована. – И какого вурдалака ты так смущаешься, идиот!

Хорошо, что его собственные пылающие огнём уши в темноте было не разглядеть.

Отредактировано Лани Кохола (2023-03-09 18:44:26)

+1

12

[nick]Йован[/nick][status]кровь помнит все[/status][icon]https://i.imgur.com/ukNjIT0.png[/icon][lzbb]25 лет, малефикар-отступник, повелся на пустые обещания и наворотил дел[/lzbb]

[indent] Паника была похожа на густую чернильную топь Диких земель Коркари: Йован чувствовал, словно провалился в неё по грудь, хлебанул тухлой илистой воды, и с каждым рваным сокращением сердца она стягивала легкие металлическим обручем. Марионетка? Чья марионетка? Мог ли Коннор прознать про людей тейрна — а если мог, то откуда? Если так, то как скоро за ним придёт стража, чтобы сопроводить под белы рученьки обратно в Круг, Грегор небось уже заждался. Ни Амелл, ни Ривка, конечно, не будут его спасать, даже не станут выяснять, что с ним произошло. Бегущие из любых тюрем на этой земле следовали лишь одной святой писанной на собственной спине шрамами заповеди: спасай самого себя и забудь про ближнего своего. Все мышцы в теле свело болезненной судорогой, кажется, он даже забыл о том, что нужно дышать. Только замер у изножья собственной постели, смотря на Коннора панически распахнутыми глазами, впиваясь ногтями в ладони, почти до крови, но недостаточно, чтобы до конца потерять контроль. Разум бегал по грани обезумевшим хорьком, пытаясь найти выход из патовой ситуации, в которую он умудрился угодить меньше, чем за сутки. Поэтому эрл столь недружелюбно смотрел на него? Уже обо всем догадался? Поэтому стража столь внимательно рассматривала письмо, что он принес с собой — наверняка они почти сразу его раскусили, просто тянули время, чтобы усыпить бдительность, дать ослепнуть и оглохнуть от маленького успеха, а после наступить на Йована, как на утёнка.

[indent] Ну уж нет. Он туда не вернется. Мальчик силен, но не сильнее самого Йована. Если он сейчас дотянется до кинжала, полоснет его по руке — Геррин наверняка не будет ждать от него нападения — сможет взять под свой контроль. Они не посмеют напасть на эрлового сына. А эрлов сын был опасен, опаснее, чем стая моровых волков, если выпустит поводок, утратит контроль над силой. Йован его подтолкнет. Свяжет своей волей и кровью, и проложит руками мальчишки путь за стены. А после — куда угодно. Через Морозные горы, пусть хоть замерзнет там насмерть. Но не в Круг. Не обратно.

[indent] Коннор его опередил. Нырнул рукой под матрас и достал кинжал — Йовану только и оставалось, что безотрывно смотреть, как пляшут тусклые отблески света на узком лезвии. Смотреть и мысленно считать минуты, когда в коридоре загрохочут доспехи. Может быть, они и за храмовниками уже послали. Если с замковой стражей он бы еще справился, против святой кары у него не было ни единого шанса, они выжгут в нем всю ману и скрутят, как младенца. Может быть, сразу отрубят голову. Так было бы даже лучше — ни одного усмиренного с отрубленной головой Йован еще не видел. Почему-то перспектива бесславной смерти пугала его гораздо меньше, чем отсечение от Тени, утрата личности, воли и желаний. Не то, чтобы у Йована когда-то действительно были свои искренние желания. Что-то большее, чем «пусть все это наконец закончится» и «я проснусь, и последние девятнадцать лет окажутся страшным сном». Но как бы он ни старался, проснуться не получалось. Самые страшные кошмары всегда жили в реальном мире, те, что подбрасывала Тень — были лишь их бледным извращённым искажением.

«Тебя выгнать хотят».

[indent] Воздух со свистом вернулся в легкие, а стальное кольцо лопнуло. Как так вышло, что Коннор не услышал его оглушительного треска? Йован обмяк, сразу как-то весь сдулся и уже почти расслабленно откинулся спиной на кровать, вытягивая ноги. Масштаб проблемы догонял его с опозданием, облегчение — за мной не придут — смазывало её наждаком по ране. Он полуобернулся на Геррина, прикусив губу, чтобы не выдать почти радостного выдоха, моргнул медленно и нахмурился. Медленно, медленнее, чем требовалось, но слова Коннора пробивались к нему, растекались под кожей моровой скверной. И хорёк продолжил бежать.

[indent] — Но это нельзя вылечить, — почти раздраженно отрезал он, — это не простуда. Чем старательнее вы воздвигаете плотину, тем страшнее будут последствия, мне казалось, ваша мать нашла в себе достаточно мудрости, чтобы быстро это понять. Для этого она и позвала меня сюда, разве нет?

[indent] Игра в игре, даром что Редклифф находится не в Орлее. Эрлесса рисковала, и её риск не оправдался. Выходка — что за выходка? Йован моргнул, переводя взгляд к двери, морща нос от навязчивого запаха гари. Два вопроса: «что произошло» и «почему этот мальчик так старательно сводит на нет старания своей матери», — боролись в нем за право быть высказанными. Воля Эамона довлела над этим местом. Геррин не понимал, что своими действиями только убеждает отца в правоте категоричности его суждений — или понимал, и поэтому и взрывался как кунарийский гаатлок, пытаясь хотя бы таким образом найти свое подтверждение в отцовских оценках?

Что это было, если не крик: «Посмотри на меня»?

[indent] Он скосил глаза на Коннора снова, чувствуя, как мучительный жар вновь скатывается от затылка вниз и в живот, и осторожно положил руку юноше на предплечье.

Забери кинжал любой ценой.

[indent] Вместо этого он получил прицельный подушечный снаряд в лицо. Йован перехватил её руками, обнял и почти минуту потратил на тихий и нервный смех себе под нос. Страшный-страшный Коннор Геррин, подло нападает во тьме на беззащитных Йованов Без отца и Без матери. Но он был человеком, обычным молодым мужчиной, как и сам маг. Только почему-то у всего мира не хватало ума разглядеть в них что-то большее, чем оскверненных с рождения грешников.

[indent] — Я вас вижу, Коннор, — доверительно поделился он, подтянул колени к груди и уткнулся в них носом, пряча лицо. — Но… Ваша кровь чище моей. Я не помню своей семьи, но если бы они были баннами, я бы, пожалуй, запомнил. Я даже не всегда был Йованом, но то имя осталось слишком далеко. Мне не стоит к вам прикасаться, не потому, что я вас боюсь. Вы совсем не страшный, я просто…

[indent] Он сложил пальцы в замок, вновь поднял взгляд на Геррина и склонил голову на бок, подбирая слова. Отчего-то предчувствовал — это важно, и все, что он сейчас скажет, запомнят. Его задача, максимально расположить юного эрла к себе. Убедить, что он единственный, кому тот может здесь доверять. У него и так уже почти получилось, за какой-то жалкий день. Ещё немного усилий. Ещё какая-то жалкая ночь, и если он её тут переживет, то дорога к Эамону откроется.

[indent] Дорога к его свободе от Церкви.

[indent] — В Круге мы полностью зависим от воли храмовников. Нам нельзя… все то, что называют обычными человеческими отношениями. Дружить. Привязываться. В любое утро твоего соседа по кровати могут забрать, потому что посчитают нестабильным. Или он действительно сойдёт с ума и призовет из Тени демона, сложно не сойти, когда над твоей головой занесен призрачный меч Создателя. Здесь нет храмовников. И я… благодарен. Но здесь есть вы, и моя жизнь полностью принадлежит вам. Потому что вы сын эрла. И потому что меня позвали сюда для вас.

[indent] Какая наглая ложь, Йован почти восхитился — как ловко эта правда наполовину срывалась с губ. Но если говорить достаточно убедительно, может и самого себя получится заставить в неё поверить, и тогда выполнить свои обязательства перед Логейном будет легче. Отравить Эамона — помочь мальчику. Схема стройная, а «но» можно не замечать, как не замечала Церковь, что и сама использует магию крови, когда заточала их свободу в пузатые склянки филактерий.

[indent]— Эрлесса всего лишь женщина. Конечно, она боится, но я здесь, а значит любит она вас все же сильней. А что ваш отец… — он вздохнул, мягко скользнул пальцами по запястью Коннора, забирая кинжал, поднес его к глазам, как будто пытался высмотреть в отражении какой-то ответ, тяжело вздохнул и продолжил. — Вы до сих пор не в Круге. И до сих пор не стали «усмиренным», а это как правило подают как крайнюю меру, излечение от… как вы назвали, уродства. Это хуже смерти. Вас отрезают от Тени. Никаких чувств. Никаких желаний. Никакой свободы воли. Никакого «вас» больше не будет. Но вы здесь, вы громите комнаты и заставляете летать вилки, эрл не желает вам зла. Просто не знает и не понимает, что сам же толкает вас к пропасти, только провоцирует неконтролируемый выход силы. Вы говорили что… Вы про то выступление за ужином? Или… Что случилось, Коннор? Где ваша мать?

[indent] Навязчивое ощущение, что он упускает что-то очень важное, наконец нашло своей выход. Словно кто-то зажег в темноте его разума свечу, и хорёк возмущенно взвизгнул: «Ну наконец-то! Идиот!». Йован живо вскочил на ноги, убирая кинжал за пояс, натянул мантию — хвала Создателю, что не задом наперед — помнил, что на брюках пятно от крови осталось, как он потом будет это объяснять — рывком открыл сундук и, швырнув в Геррина первой попавшейся рубашкой, подскочил к рухнувшему шкафу, пытаясь в полутьме отыскать завалившийся посох.

[indent]— Сидя тут вы ничего не измените. Спасибо. Что подумали обо мне. Но я не мальчик, Коннор, и помощь здесь нужна совсем не мне. Пойдёмте. Пока не ещё можно что-то исправить.

[indent] Знал бы, конечно, Коннор, что сам же копает для своего отца могилу, буквально вложил в руки Йована лопату. Если Йован останется — Эамон пострадает. Если Йован не останется — падет Ферелден, так сказал тейрн Логейн, а тейрн был мудрым человеком. Тейрн был героем.

[indent] Йован верил, что герои все ещё ходят по этой земле, но иногда для торжества справедливости им приходится прибегать к таким людям, как он сам. Которые возьмут на себя грязную работу, а после будут молиться Создателю, и Создатель простит. Он же видит все, не только поступки, но и причины, которые вынуждают их совершать.

[indent] Фокусирующий кристалл на конце посоха вспыхнул синими огнями — шкаф сдвинулся с места и встал, где и был, с фантастической легкостью. Йован вцепился Коннору в предплечье, совсем как несколькими часами раньше сам юноша тащил его за собой по коридору, только теперь они поменялись местами.

[indent] — Куда она могла пойти?

[indent] Сразу к мужу — плохой ответ, катастрофический. Но Изольда была не дура, и «Теган — ваш дядя» прозвучало почти одновременно. Йован пропустил Коннора вперед, позволяя вести себя, и затормозил уже у самой двери. Минуты, что они неслись по замку ураганом, пытаясь обогнать самих себя, тревогу и время, растянулись в часы оглушительного биения сердца в ушах. Он выдохнул, натянул на руки перчатки и перехватил посох для устойчивости. Обернулся на Геррина, открыл рот и только прикусил и без того съеденную нижнюю губу. Что ему скажешь? «Не создавай проблем»? Разве он так умел?

[indent] Изольда испуганной птицей вжалась в кресло, заметив сына у Йована за спиной, и Теган инстинктивно заслонил её плечом, положив руку на рукоять меча. Маг замер на пороге, вежливо склонив голову, напустил на себя самое обеспокоенное выражение.

[indent] — Миледи. Ваш сын сказал, вы пострадали. Прошу прощения за задержку, в молитвах о здоровье вашей семьи я не сразу услышал стук в дверь. Милорд. Могу я…?

[indent] — Коннор пришел за вами? — голос эрлессы дрожал от слез, сквозил недоверием пополам с ужасом. — Тогда вы должно быть уже знаете.

[indent] Йован сдержано кивнул, выдавил мягкую располагающую улыбку.

[indent] — Слово вашего мужа — закон здесь. Я подчинюсь, если такова будет его и ваша воля. Я просто хочу помочь. Позвольте мне посмотреть.

[indent] Изольда и Теган обменялись напряженными взглядами. Наконец, эрлесса кивнула, Йован почти не касаясь руками приподнял её лицо, кивнул и улыбнулся ещё светлее — мать Коннора отделалась испугом, не более, и нужды пугать её пусть и созидательными чарами не было. Брат эрла следил за ним неотрывно, не враждебный, просто смертельно уставший. Видимо, он сегодня тоже ещё не ложился. Не заподозрив в Йоване явной угрозы, позволил себе отойти к племяннику, видимо, намереваясь вызнать у того подробности инцидента лично.

[indent] — Вы приехали слишком поздно, — почти шепотом обронила эрлесса, вздрогнула всем телом, не в силах справиться с тихим плачем. Йован снял с пояса склянку с зельем, откупорил и вложил ей в руки — это эмбриум с корнем, ничего опасного, просто отвар. Выпейте, вам станет легче. Опустился перед ней на колени, чтобы оказаться на одном уровне, заставлял сползающую улыбку держаться на лице отчаянной судорогой.

[indent]— Вы не опоздали, миледи. Ваш сын не одержим и не опасен. Просто одинок. Ему нужны друзья. И ему нужны вы. Он большой молодец, никогда не видел, чтобы кто-то так быстро осваивал простейшие чары без подготовки. Но за день не строятся города и не становятся великими магами. Коннору и не нужно. Как только он научится управлять силой, все наладится. Отсылая меня, вы его убьете.

[indent] Изольда вздрогнула, впервые подняла на Йована взгляд — страшный, затравленный — вцепилась в склянку зелья до побелевших костяшек пальцев.

[indent]— Коннор мой единственный сын, как вы могли подумать, что я… Он — все, что у меня есть, наследник. Но эрл…

[indent] — Всего лишь ваш муж. И Коннор — его наследник тоже. Я не смогу на него повлиять, и если он захочет, чтобы я уехал, я немедленно покину Редклиф. Я не смогу спасти Коннора без вас. Помогите мне.

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

13

[nick]Коннор Геррин[/nick][status]мальчик с кровью на руках[/status][icon]https://i.imgur.com/iIJpCb2.png[/icon][lzbb]17 лет, сын эрла, трудный подросток в самом расцвете магических сил[/lzbb]

Очередное прикосновение успело опалить вновь ударившим в нос ароматом полыни, но последовавший за этим смех напрочь сбил парня с толку. Головой что ли об кровать приложился, когда получил подушкой в лоб? Юноша непроизвольно перехватил предплечье там, где только что была чужая рука, и прислушался к внутреннему монстру, пока Йована тихо потряхивало во внезапном припадке. На удивление, тварь в груди была почти спокойна, только хвост нервно бил из стороны в сторону да откуда-то глубоко из недр раздавалось глухое клокотание. Даже странно. Одного слова матери, одного взгляда отца хватало, что прогневить её и призвать на свою голову все казни Создателя, а тут – ничего. Или нет, не совсем.

«Я вас вижу».

Глаза требовательно вперились в смутно различимое в темноте лицо. 

«Вы совсем не страшный».

Где-то внутри со звоном натянулась ниточка, на которой была подвешена вся его картина мира, в центре которой – он, Коннор, и бездонный, слепой, вечный ужас. Страх всех тех, кто его окружал, и его собственный – перед самим собой. Коннор чувствовал, что Йован его не боится, вернее… если и боится, то как-то по-другому. Но он без малейшего испуга заглядывал в глаза монстра, и его слова лишь подтверждали ранее осознанное, но вместе с тем – ослабляли одну из тысячи цепей, которыми Коннор самовольно приковал себя к нескончаемым мучениям.

«Нам нельзя…»

Парень недоумённо вздёрнул бровь. Привязываться? Он с трудом понимал, о чём говорит этот маг. Сам себя Коннор считал привязанным разве что к своим родителям, обмотанным оной привязанностью что колючей лозой с ног до головы, когда каждое движение внутри пут рвёт кожу, оставляя сотни незаживающих гноящихся ран. Все внешние, заметные глазу самоистязания были лишь отражением этих чувств.

Но зато он хорошо знал, что это такое, когда отбирают. Так у него забирали любимых псов: то бросая их на передовую, то списывая в утиль. Так отобрали Валену. И так его лишили свободы и права на собственное мнение. Неужто это лучше участи тех, кто попал в Круг?

Что там дальше лопотал Йован, Коннора особо не интересовало. Старая сказочка про «вы» да «для вас». Он слышал её ещё от обычных учителей, которые сменялись чаще, чем платки у эрлессы, и теперь лицо лишь скривилось как от лимонной корки. Просил же не пластаться перед ним, целуя стопы. Какой в этом толк, если они оба знают, что как только Йован пожелает уйти – он уйдёт, и Коннор опять останется с пустым собой и догорающими руинами собственной жизни на фоне. Другое дело, что до тех пор парень готов был костьми лечь и собственноручно спалить всё и всех, если кто-то попытается выставить Йована отсюда против его желания.

Очередная атака исподтишка, когда ждёшь меньше всего. Коннор подавился негодованием и без малейшего сопротивления выпустил из пальцев кинжал – кисть будто онемела. Только злобным взглядом проводил заточенный кусок металла и отвернулся, тихо бросив в сторону:

– Я просил, чтобы меня усмирили.

Если бы отец, как был убеждён Йован, не желал ему зла, он бы внял мольбам сына, в этом Коннор не сомневался. Но эрлу нужен был достойный наследник и преемник, а не бездушная кукла. «Свобода воли» из уст мага звучала чудовищной насмешкой. Не было у знати никакой свободы, мать – верное тому подтверждение. А чувства и желания Коннора тут и вовсе никого не интересовали, так не лучше ли жить без них? Таким, как он, нет места во внешнем мире – юноша без проблем находил тому подтверждение в чужих словах. Таким, как Коннор, не было места даже в собственном доме. Таким…

Прилетевшая в лоб рубашка сбила с мысли. Опять. Да что не так с этим ставшим внезапно чересчур активным колдуном?! Куда-то спешит, что-то ищет в темноте, торопится склеить то, что уже давно раскрошилось в пыль. Ну точно башкой ушибся. Такого даже бить жалко, он сам вон как хорошо справляется.

Коннор нехотя влез в рубашку и с почти обречённым смирением позволил утянуть себя из воображаемой крепости «нас здесь не тронут». Просто чтобы взбалмошный маг сам убедился: исправлять им по сути нечего – всё настолько плохо, что уже всё равно.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/38695.png

«Миледи».

Он изо всех сил избегал взгляда матери. Одного голоса было достаточно, чтобы ощутить себя последним подонком. Зверь внутри беспокойно ворочался, выжидая малейшего сигнала, скручивался где-то в районе шеи, перекрывая возможность нормально дышать. Воздух просачивался в лёгкие ничтожно малыми порциями, цепляясь за израненное горло. Запихать себе в глотку с десяток вилок – и то было бы не так больно.

Хлопок. Долгожданный глоток воздуха от неожиданности.

– Ай!

Коннор сердито зашипел, хватаясь за затылок, и злобно зыркнул на дядю исподлобья. Было не больно – с собственным ударом об стену не сравнится – просто внезапно и немного обидно. Но заслуженно. Парень стиснул зубы и проглотил все возмущения.

– Ещё раз поступишь так с матерью, и я тебя собственноручно в Каленхад головой окуну. Будешь пузыри пускать, пока мозги на место не встанут. Понял?

– Понял.

Юноша скосил глаза на Тегана, который даже не смотрел в его сторону, прикованный взглядом к эрлессе и мельтешащему перед ней магу. Голос банна сквозил ледяной сталью, но даже она не могла сокрыть его искреннего волнения за них обоих. Коннор в который раз задался вопросом, почему у дяди до сих пор нет своей семьи. Быть отцом семейства ему бы подошло гораздо больше, нежели Эамону.

Взгляд ненароком скользнул в сторону матери и Йована. Да чего он к ней прицепился, будто репей к подолу?! В груди что-то заклокотало, пока бесшумно, но уже не предвещая ничего хорошего. Тщетно юноша вслушивался в их разговор, где-то на подкорке сознания отмечая, насколько убедительным может быть этот прохвост из Круга. Слабый голос разума, пытающийся донести до Коннора, что Йован всё правильно делает и сейчас тянет из болота их обоих, перебивался невесть откуда взявшимися эмоциями: раздражением, досадой, смятением. «Моё!» – глухо рычал зверь.

«Моё», – согласился с ним Коннор и в два шага очутился перед креслом.

Всё также не удостоив мать и взглядом, парень схватил мага за запястье и дёрнул на себя, вынуждая подняться на ноги. Оправдание пришлось придумывать экспромтом:

– А давай… давай покажем, чему ты меня уже научил?!

Идея и самому Коннору пришлась по вкусу. Сейчас Изольда боится магии не как когда-то давно: как неизведанной жуткой силы, могущей отнять у неё единственное дитя, а как вполне определённой разрушительной стихии, способной только крушить и уничтожать всё, к чему ни прикоснётся. И если открыть ей то, чему едва смог поверить Коннор, что волшебство способно помимо прочего созидать и творить чудеса, быть может, ей станет проще принять Йована в своём доме, что бы там ни говорил эрл?

Чтобы она увидела, что и сам Коннор на это способен.

– Помоги и ты мне, – тихо прошипел сквозь зубы юноша, перехватывая чужие руки и становясь прямо перед Йованом, не оставляя ему возможности вывернуться из железной хватки, уйти в разумные доводы и прочую ересь. Они покажут и точка.

Убедившись, что маг не пытается сбежать, Коннор осторожно – насколько мог бережно и аккуратно, как листают страницы древних фолиантов, чтобы не порушить хрупкой гармонии, – поставил его кисти так, как запомнил по их предыдущему опыту, и вложил в них собственные чуть подрагивающие от нетерпения ладони.

Рык в груди затих. Вместо этого зверь всем своим существом потянулся в уже знакомой ему стойке. Дай ему команду «сидеть» – и он послушается. Коннор ликовал так, как не радовался даже в детстве, когда дядя показывал ему, как дрессируют мабари и позволил отдать команду самому. Тогда огромные псы слушались мальчика исключительно из снисхождения и симпатии к часто гостящему у них ребёнку, но сейчас он чувствовал, что в самом деле может управлять своим собственным монстром.

Только бы хватило сил.

«Помоги».

Найдя в чужих глазах собственное отражение, парень крепко зажмурился и намертво высеченным в памяти маршрутом потянулся дрожащими пальцами к колеблющейся плёнке Тени. Искры должны быть где-то здесь.

Чужое тепло согревало и раздувало внутреннее пламя, извлекая из него – такого разрушительного и смертоносного – те самые безобидные огоньки. Коннор чувствовал, как дышать становится не в пример легче и просторнее, как нестройным рядком светляки один за другим поднимаются вверх, даже не видя их. На губах блуждала искренняя – столь редкая и почти невозможная – безболезненная улыбка.

Получилось. У него получилось. У них.

Коннор открыл глаза, и почти одновременно с этим где-то рядом присвистнул Теган, заставив парня смущённо выдернуть ладони и, не найдя им места, сжать по бокам в кулаки, уткнувшись взглядом в пол.

– Всего за один вечер? Недурно. Тебе очень повезло с учителем, Коннор.

Грубые руки не банна, но бывалого мечника опустились на плечи обоих, однако та, что досталась рыжеволосому мальчишке, сжала его почти до боли. Голос звучал сухо и устало.

– Я поговорю с братом. В конце концов, сейчас ты не самая большая его головная боль, как бы не мнил себе обратное. На носу спланированное им Собрание земель. Порождений тьмы видели почти у самых ворот замка и в окрестностях деревни – регулярно. Не хотелось бы повторить судьбу Остагара. Полагаю, эрл заинтересован в этом не меньше моего. А потому к вам, господа, большая просьба: прикинуться феландарисом и не отсвечивать. И Создатель вас упаси учудить что-то такое на глазах у Эамона. Я попытаюсь убедить его, что ваши занятия подавляют силу лорда, а не наоборот, но ничего не обещаю. А сейчас, – Теган несильно, но уверенно подтолкнул Коннора и Йована к двери, – брысь в постель, и чтобы оба были на завтраке как штык. Ты меня понял, Коннор?

Парень проворчал что-то невнятное и первым вылетел из комнаты: дважды упрашивать его бы не пришлось. Дождавшись Йована, он расфыркался, давясь смехом от облегчения, совсем нестрашной выволочки, какой-то неестественной лёгкости после применения магии и внезапно вспомненного выражения лица мага, когда оторвал его от матери, и медленно побрёл по коридорам в сторону их покоев.

– А если серьёзно, – вдоволь насмеявшись, пробормотал юноша, лениво шаркая ногами и глядя куда-то прямо перед собой, – как в Круге учат подавлять силу? Должны же быть способы помимо, ну…

Он поднял к глазам ладонь, испещрённую шрамами от некогда заключённых в ней осколков стекла и столовых принадлежностей, сжал руку в кулак, скосил взгляд на перчатки Йована и нахмурился.

«А должны ли?»

Отредактировано Лани Кохола (2023-03-16 19:40:59)

+1

14

[indent] Изольда скорбно поджала губы и только ниже склонила голову, а Йован сильнее стиснул пальцы на своём колене. Это да? Это нет? Это не стоит даже пытаться? И где-то глубоко, под ребрами, недовольно и язвительно свернулось в тугой комок: эти люди не понимают, какие у них есть возможности, не умеют их ценить. Муж, эрл — такая чушь, мелочь на фоне того, что на самом деле она была вольна делать, что хотела. Может быть. Было в этой жизни два неудачных старта для рождения: быть магом или быть женщиной. Оба гарантировали чувство чужой сильной руки, сжимающейся у тебя на горле.

[indent] — Я очень рискую, находясь здесь, — попробовал он надавив по-другому, уронив голос почти до шепота, чтобы слышала наверняка только мать Коннора. — Они ведь все думают, что я прибыл из Кинлоха, так?

[indent] Как думаете, что с вами сделают, если узнают, что вы мало того, что укрываете дома отступника, так ещё позвали второго отступника его обучать. Сюрприз-сюрприз, этот отступник перед Создателем виновен в сто крат больше вашего сына лишь за то, что понял простую истину: все запреты Церкви — нажье дерьмо.

[indent] Ошибка.

[indent] Брови Изольды дрогнули, сходясь к переносице. Она моментально вскинула подбородок, бросая на Йована ровный взгляд, словно болт из арбалета пустила.

[indent] — Вы смеете мне угрожать?

[indent] — Нет, миледи, — он сглотнул, чувствуя, как начинают идти ходуном плечи. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. — Напротив, напоминаю, какая власть на самом деле у вас в руках. Вашей волей я здесь у ваших ног. И вашей же волей останусь, и возле вашего сына тоже.

[indent] Выяснить, сработала ли ставка на лесть, не удалось. Коннор поднял его на ноги, как тряпичную куклу. Паника обрела какой-то совершенно новый привкус. Нет. Нет. Это точно отвратительная идея, самая ужасная из возможных — Йован хотел открыть рот было, объяснить весьма популярно: мальчишка, ты эту женщину и так напугал до полусмерти, а теперь…

[indent] А теперь предлагаешь что-то разумное. Сработало на сыне, может и мать успокоится. Или — он скосил глаза на Тегана, на Изольду и на Тегана вновь, быстро прикидывая, что в желании разжалобить мягкое женское сердце он упустил из уравнения фигуру гораздо более влиятельную. Герринов дядя и эрлов брат. Тот, кого действительно будут слушать.

[indent] И ещё тот, кто тебе голову с плеч снесет, если заподозрит истинную причину твоего пребывания в Редклифе. Забудь про Изольду. Теган. Важен Теган.

[indent] Он мягко улыбнулся последнему, пообещал, что это безопасно, простейшие чары. Ничего не взорвется и никто не пострадает, он клянется Создателем. И дальше смотрел только на Коннора, в его глаза — угли в январском костре, слышал только его голос — помоги мне — мягко перехватил его пальцы, на самом деле цепляясь за соломинку сразу всем, ногами, руками, зубами. От того, получится ли ему помочь Геррину незаметно зависело все. Не сможет — кровью его умоются замковые ступени и она уйдёт в землю. Не сможет — кровь многих сынов Ферелдена уйдёт в землю следом за его собственной, и на этом скользком стекле изящно зацокают каблучки орлесианских туфель.

[indent] — Ты все знаешь, — одними губами шепнул он, не разрешая себе закрыть глаза хоть на мгновение, почти привычно чувствуя волну из Тени, лишь помогая собирать её в нужную форму, не позволяя рассыпать слишком много и переливаться через край. — Страх связал всех здесь тьмой, развей её. Не торопись. Вдох. Сейчас.

[indent] Йован не врал, говоря, что Коннор быстро учится. Он действительно учился очень быстро, схватывал буквально налету. Горячие пальцы выскользнули, он вновь царапнул ногтями пропасть между ними, и быстро убрал руки за спину, для устойчивости. Теган, кажется, был доволен. Йован скосил глаза на Изольду — угол плеч её чуть смягчился, пусть тело не утратило загнанной зажатости. В широко-распахнутых слезящихся глазах отражался и плыл призванный Коннором волшебный огонек, мерцая и переливаясь, делая и глаза эрлессы полными разбитых звезд.

[indent] — Как… merveilleux [орл. «чудесно»], — выдохнула она, машинально подняла руку и вновь одернула, пряча ладонь в складках платья.

[indent] — Он вас не обожжет, — утешил её Йован, сам поймал огонек в ладонь, демонстрируя его полную безопасность. — Это всего лишь свет. В самые темные времена надо не забывать к нему обращаться, ведь так написано в Песни Света.

[indent] Улыбнулся и вздрогнул, весь сжался, когда тяжелая рука опустилась ему на плечо. Внутренности обожгло ледяным ужасом, почти неконтролируемым. Теган, конечно, не имел никакого намерения его пугать, но много ли нужно тому, кто привык жить в перманентном кошмаре без конца и края. Слова доносились как через толстое дутое стекло, лишь каким-то титаническим усилием воли Йован заставил себя выхватывать их. Он тонул, черная вода бряцала храмовнчьими латами, а голос Тегана всплывал вверх, как искрящиеся пузыри.

[indent] Похоже, он был тут единственным, кого на самом деле волновала судьба мальчика. Вернее единственным, кто не позволил отчаянию взять над собой верх. Пока лодка Герринов стремительно наполнялась топкой темной жижей, Теган продолжал уверенно грести в направлении берега. Йовану даже не пришлось вкладывать в него нужные мысли, и без того понимал хорошо. Избрание нового короля. Мор. Подавляет силу? Но это же не так… При чем тут вообще завтрак? Его что, будут приглашать к столу каждый раз? С чего бы такая щедрость, на кухню бы к слугам отправили, не мозолил бы глаза лишний раз. Со слугами стоило бы познакомиться в ближайшее время. Кто ещё имел беспрепятственный доступ куда угодно, как не поломойки?

[indent] Коннор выскочил за дверь первым. Йована Теган отпустил не сразу, удержав за плечо подле себя, смотрел на него внимательно и спокойно. Магу захотелось научиться превращаться в мышь и дать деру в щель между половицами вот сейчас же.

[indent] — Ты очень юн. Когда Изольда мне рассказала, я ожидал старца с грибами в бороде или что-то такое.

[indent] Борода у Йована практически не росла, только легкий пух над верхней губой, грибы ты там не поместились при всем желании. Он застенчиво улыбнулся и часто заморгал.

[indent] — Это так, милорд. Но у меня уже были ученики. Пусть и не такие… как юный лорд. — Он хотел сказать «норовистые», но вовремя прикусил себе язык, посчитав, что и этой лжи было уже более чем достаточно. Теган кивнул сам себе, улыбнулся и фыркнул, наконец отпуская его и примирительно хлопая по плечу.

[indent] — Я помню себя и Эамона в его возрасте, все мальчишки одинаковые. Присмотри за ним. И помни о моих словах.

[indent] — Конечно, милорд. Спасибо. Приложу все усилия. Доброй ночи, и… Миледи. Вам бы я тоже рекомендовал поспать. Храни вас Создатель.

[indent] Подхватив посох, в коридор он вылетел едва ли не быстрее, чем Коннор до этого — с идеально прямой спиной, словно рыцарь-храмовник таки пронзил его насквозь, и сразу же налетел на Геррина. Они почти стукнулись носами, смешались локтями, оба то ли хихикая, то ли рыдая. По поводу себя Йован только сделал бы ставку на последнее.

[indent] От злополучных покоев Тегана хотелось сбежать как можно скорее. В любой момент он мог выйти, сменить гнев на милость и таки устроить профилактическую выволочку уже гораздо более серьезно. Он отнесся к Йовану благосклонно — даже слишком благосклонно, чего тот никак не мог взять в толк, но списал на заботу о Конноре — и он не был намерен совать этому мабари пальцы в пасть, только подкармливать и задабривать, чтобы прокрасться мимо его будки на цыпочках.

[indent] — Боль… эффективна, — пробормотал он, машинально сжимая посох крепче. Его шрамы не имели к подавлению силы никакого отношения, но Коннору об этом знать было совсем не обязательно. Даже не так, было принципиально обязательно об этом не узнать никогда. — Но в первую очередь дисциплина, рыцари храма несут свой долг… м… очень ревностно. Но иллюзию действительно можно создать. Контроль, милорд. Как только вы научитесь управлять своими возможностями в полной мере, вы будете пользоваться ими тогда, когда сами посчитаете нужным.

[indent] Стоило рассказать Геррину про Истязания, но он от чего-то запнулся, слова застряли в горле, как комок кислого сыра. Мальчишка же ничего про это не знал, в книгах процедуры Круга не описывались, а значит — эта мысль о безнаказанной вседозволенности, осознание, что все его слова будут приниматься за чистую монету просто потому что он так сказал, была опьяняющей, как игристое летнее вино.

[indent] — Разумеется, все юные маги проходят ряд процедур, которые помогают стабилизироваться. Если захотите, мы тоже так сделаем. Мне понадобится отлучиться из замка, собрать кое-какие травы, если это будет позволено. И что-то от вас, кровь, лучше всего. Как правило, юные чародеи не могут самостоятельно уходить в Тень, я вам помогу, отведу вас и научу ставить барьеры от угрозы с той стороны, — чтобы сбавить градус столь откровенной провокации, повел плечом и смущенно добавил. — Можно, конечно, без всего этого, но у Церкви монополия на поставки лириума, нам его не достать. В нужных количествах. Мы можем обсудить это позже, когда захотите.

[indent] Они замерли возле двери в каморку, которую выделили Йовану, он неловко перемялся с ноги на ногу, наваливаясь на посох всем телом, чувствуя, что этот день вымотал его окончательно — иначе почему так отчаянно вело колени — маг сделал отчаянную попытку к бегству, почти пятясь спиной в защитный полумрак комнаты.

[indent] — Тогда, полагаю, доброй ночи, ми… Коннор? — и застыл, все ещё не двигаясь с места, словно ноги ему к полу приморозили. — Если вам…

[indent] Одиноко и страшно — а я знаю, как это бывает — можешь никуда не уходить.

[indent] Страх остается за дверью, закрытой на все замки, а внутри секрет. Поклянись на мизинцах, что будешь хранить его.

[indent] «Я не хочу оставаться один».

[indent] — Я могу лечь на полу, если хотите. Пока у меня нет вашей кро… Пока барьеры не выставлены, я могу гасить вспышки инстинктивной магии чарами, вытягивать или выжечь силу в вас полностью на короткое время. Это больно. Зато эффективно.

[indent] Последнее он пробормотал как-то уж совсем себе в нос почти скороговоркой, попытался окончательно слиться с дверью, вжимаясь в неё спиной. Останься. Держись подальше и не подходи. Подойдешь — пальцы мои запутаются в моей же рубашке, которая сейчас на тебе, и я тебя не отпущу, потому что ты всего за день научился зажигать свет, а мне так страшно в этой темноте. Вокруг только кровь. Кровь и долг.

[indent] Лицо Лили смазывалось и плыло, как лунный диск на ряби ночной воды. Лили нахально смеялась Герриновскими глазами. Йован зажмурился и потряс головой, отгоняя этой наваждение, не позволяя себе отвлекаться. Это только работа. Работа и битва за его собственную шкуру.

[indent] Дверь под напором тяжело отворилась, Йован инстинктивно сделал два шага назад в темноту, и остановился. Проем разделял комнату и коридор, отделял Коннора от Йована звенящей прозрачной пленкой. Если прикрыть глаза, её было даже видно, мутно-зеленый масляный перелив.

[indent] Ты останешься?

[indent] Но вслух ничего не сказал, только смотрел молча и выжидательно, отсчитывая десять секунд и десять ударов сердца. Не зайдёт, пленка станет стеклом, каменной кладкой. Зайдёт — останутся в этом мраке вдвоем.

Hello darkness...

Десять.

~√V~~

I′ve come to talk, with you...

Семь.

~√V~~

Now I see my way...

Четыре.

~√V~~

I should just go.

~~^√V\_________

Theodor Bastard - Darkness

[nick]Йован[/nick][status]кровь помнит все[/status][icon]https://i.imgur.com/ukNjIT0.png[/icon][lzbb]25 лет, малефикар-отступник, повелся на пустые обещания и наворотил дел[/lzbb]

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-23 05:16:28)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

15

[nick]Коннор Геррин[/nick][status]мальчик с кровью на руках[/status][icon]https://i.imgur.com/iIJpCb2.png[/icon][lzbb]17 лет, сын эрла, трудный подросток в самом расцвете магических сил[/lzbb]

Ещё.

С того момента, как их руки в комнате Тегана разомкнулись, его собственные ладони ныли и молили вернуть им чужое вожделенное тепло.

Ещё.

Каждый шаркающий шаг прочерчивал кровоточащую полосу в окутывающей их пустоте.

Ещё.

Он не мог перестать думать об этом, чувствовать, ощущать всей кожей опаляющий летний зной недавних воспоминаний. Разговор совсем не помогал отвлечься. Коннор слышал слова будто через глухую каменную стену, примкнув к ней оголённым ухом, чтобы различить хоть что-нибудь. Но даже так разум с трудом улавливал смысл осыпающихся песком фраз. Что-то там про кровь.

Ещё.

О да, жажда ещё одного касания пьянила даже сильнее вида собственной крови, входила в сердце глубже десертной вилки в плоть. Ногти впились в ладонь с каким-то совсем уж остервенелым отчаянием. Боль немного отрезвила и дала шанс сосредоточиться.

Отлучиться из замка? Коннор едва заметно нахмурился. Ему бы и самому хотелось. Тем более Йован, судя по всему, такая же «принцесса из башни», как и он сам, так что его желание, какими бы благими намерениями оно не прикрывалось, вполне объяснимо. Попробовать убедить дядю, чтобы их выпустили? Пусть даже под конвоем всей замковой стражи и банна лично. Только для этого придётся в самом деле изображать настоящего пай-мальчика, не пропускать завтраки-обеды, не устраивать спонтанных взрывов и неспонтанных чудес и делать прочую скучную муть.

Но попробовать можно. Ради него.

Взгляд быстро метнулся в сторону мага. Коннор моргнул и тут же уставился обратно перед собой. Лицо медленно, но верно расцветало алым заревом нечаянного гнева. «Да на кой он мне сдался?! Пусть сам разбирается с этим как хочет. Не мои проблемы. К архидемону всё, не пойду на завтрак. Слышал?! Катись ты…».

Ещё.

Дрогнувший тихий голос, прокрадывающийся в самые тёмные уголки души, уже давно поросшие паутиной, куда не смог дотянуться даже внутренний пожар. Печальные глаза напротив, в которых он утопал как давным-давно в детстве – в водах Каленхада, но самое страшное, что теперь ему хотелось утонуть.

«Я могу лечь на полу».

Идиот.

Вот только кто из них? Оба.

Монстр внутри заворчал, как только Йован отступил назад. Куда?! «Моё».

Ещё.

Коннор не умел так – касанием лепестков на кончиках пальцев, обжигающим своей неуловимостью пламенем свечи, ребром обнажённого лезвия по коже, которое в любой момент может ужалить, но не делает этого. Он хватал как пёс – резко, уверенно, неотвратимо. В железной, но абсолютно безболезненной хватке. Пальцы вновь сомкнулись на чересчур тонком запястье. Больше ни шага.

– Идиот. Полы тут холодные.

Взгляд скользнул за плечо Йована, в сгущающуюся за ним темноту, словно она тоже претендовала на него, конкурируя с Конном, словно и она могла отнять столь желанное и только что обретённое. Где-то там во мраке пряталась до ужаса узкая кровать, с которой даже одному свалиться и треснуться лбом об пол было совсем немудрено. Совсем рядом, через стену, в сравнении с этой каморкой были настоящие хоромы, что так восхитили мага.

И что так пугали самого Коннора.

Парень мучительно сглотнул, теперь уставившись на собственную дверь – так, будто за ней скрывалась самая настоящая пыточная камера. Впрочем, в его случае это было практически правдой. Он мог там находиться, но спать? Ежесекундно терзаться ощущением, что его вот-вот перемелют в крошево собственные стены, как только он закроет глаза? Но… Этот маг сказал, что сможет подавлять его вспышки. Правда ли? Коннор не верил. Но он хотел верить.

Снова взгляд во тьму. Желанное тепло под пальцами. Запах полыни и эмбриума, улавливаемый чутким носом даже отсюда. Не отдавая себе отчёта, парень рванул чужую руку на себя, выхватывая Йована из объятий окутывающей и захлёстывающего его темноты и, не оставляя себе времени и шанса на испуг, с разбегу залетел в собственную комнату, утягивая мага за собой.

Зажмурился. Открыл глаза. Всё так же. Прожжённый дырявый ковёр. Осколки люстры. Развороченная мебель. Осыпавшиеся стены и потолок. Потухший очаг.

– Можешь развести огонь, если хочешь, – буркнул Коннор, нехотя разжимая мёртвую хватку на чужом запястье, и ногой захлопнул за собой дверь. – Про пол я не вру, только попробуй улечься – к утру примёрзнешь. Ветра с озера ледяные, а камины здесь топят не так чтобы часто. Боятся.

Коннор не стал уточнять, кого, всё равно очевидно. Вместо этого он прошёлся по комнате, споткнулся о зазвеневшую в тишине вилку и нахмурился.

– Мантию можешь кинуть в… – взгляд скептически скользнул по покосившемуся шкафу без дверец с выжженным нутром, – сундук, там в углу, он обитый металлом, вроде относительно целый. Кинжал тоже оставь, в постель не тащи. Я сам порву всякого, кто сюда сунется.

В голосе слышалась отчётливая угроза, перемешанная напополам со страхом: что, если всё равно отнимут? Не даст. Никому не отдаст. Защитит ценой чего угодно. Взгляд упал на кровать и – почти затравленно – переметнулся на Йована.

«А ты защити меня от меня самого».

– Ляжешь с краю. Тут десять человек можно штабелем разместить.

Не говоря больше ни слова, парень повалился на свой край постели, не раздеваясь, только зашвырнул подальше в темноту обувь и застыл на боку натянутой в ожидании неизбежного струной.

Не закрывать глаза. Это было первым правилом. Пусть даже перед ними пляшут тени или разверзается та же бездна, если их закрыть. Кошмары – любимая пища зверя, и он не станет себе отказывать. Не закрывать. Рука под головой, вцепившись в собственные волосы, побелела от напряжения. Сердце пропускало удар через трое, затем – через два.

Не оглядываться. Пусть даже Йован может быть здесь, на расстоянии двух протянутых друг к другу рук. Было страшно – а что, если нет? Что, если он снова тупоголовым бараном упрётся в своё «не положено»? Что, если он только и ждёт, чтобы Коннор заснул, чтобы потихоньку сбежать из логова монстра? Парень отчаянно пытался прислушаться, но гул крови в ушах перекрывал собой все прочие звуки. Никто не захочет оставаться рядом с таким, и дело было уже не только и не столько в магии. Коннор напал на собственную мать. Он ненавидел себя за это и за то, что совсем не чувствовал раскаяния. Самый настоящий урод. Разумеется, весь остальной мир должен ненавидеть его тоже. Эта мысль даже… успокаивала.

Воздух застревал где-то в районе стиснутого железными когтями горла, с трудом просачиваясь внутрь. Слишком мало, чтобы поддерживать угасающее сознание. Слишком вымотался и опрометчиво лишил себя за ночь последних остатков сил.

Пустота.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/38695.png

Спал Коннор ещё более беспокойно, нежели бодрствовал. Ни минуты его тело не пребывало в расслабленном состоянии: постоянно вертелось, перекатываясь с боку на бок, то зачем-то разом напрягало все мышцы. Парень стонал, затем шёпотом просил у кого-то прощения и кары. Один раз в уголках глаз застыли слёзы. Пылающие ощутимым жаром ладони беспорядочно шарили по подушкам и постели. Очевидно, даже такой огромной кровати ему было мало.

Лишь докатившись до противоположного края, лишь нащупав то, что так долго и отчаянно искал, юноша внезапно затих, обхватив Йована двумя руками и ногой, уткнувшись носом в затылок и жадно вдыхая свой каддис. Напряжённые плечи обмякли. Дыхание выровнялось, стало непривычно спокойным и глубоким. Зверь внутри улёгся с довольным ворчанием.

Так – хорошо.

Отредактировано Лани Кохола (2023-03-25 08:54:27)

+1

16

[indent] Почему-то это происходило с ним каждый раз. Йовану вообще часто ставили это в укор: Амелл, Сурана, старшие чародеи — пассивная мямля без своего мнения, идешь туда, куда тебя тащат, плывешь по течению и даже не пытаешься грести. Даже по поводу побега из Кинлоха Дайлен не говорил, ядом плевался: Йован дерзнул пользоваться магией крови, убивал только потому, что другие рядом делали это. Сам он не был способен ни на одно осмысленное действие, не подкрепленное одобрением или же чужой волей.

[indent] У тебя нет своих желаний. Ты ничего не хочешь. А если и хочешь, молчишь и лишь потом расстраиваешься сильно, что не получил желаемого, ничего не сделав для этого.

Ты трус, Йован.

[indent] Трус и приспособленец, цепляющийся за сильных, прогибающийся под ними всей своей сутью. Не желающий принимать решения самостоятельно и только того и ждущий, чтобы это решение приняли за тебя. Если бы не Дайлен Амелл, так бы и гнил в Круге, бегая к Лили ночными пыльными коридорами, вынашивал план побега, который только тем и хорош был, как и любая мечта, что был совершенно неосуществимым, а потому фантазировать по поводу лучшей счастливой жизни можно было сколько угодно и в каких угодно подробностях. Если бы не люди Логейна, так бы и продолжал крысой мокрой сидеть в трущобах Денерима, дрожать от каждого шороха и смотреть птенцом желторотым на беглецов таких же как ты: «Что нам делать дальше?». Если бы не Коннор Геррин, закрыл бы за собой дверь и остался бы в темноте, никогда не решился бы признаться себе в том, что мальчишку ты хочешь себе: видишь же, он от слез отсыревшая красная глина, лепи из него, что хочешь, он лает, кусает, но хочет по настоящему лишь руку гладящую, хочет, как мабари, слышать «к ноге» и сидеть у ноги, делая вид, что это он сам так решил.

[indent] У Йована нет смелости даже признаться самому себе: эта власть, мнимая ли, пьянит. Эамона он убьет, отравит, сломает, как от него того хотят, но прежде он заберет у Редклиффа его демона, мальчишку, которого все боятся. Потому что став сильнее эрла в этом, он сможет наступить на него, как на жука.

Тебе страшно, Йован. Потому что этот вред не обусловлен необходимостью. Скажи это.

[indent] Коннор рывком отделяет его от темноты, и Йован лишь бессильно клацает зубами, не сразу понимает, куда его тащат. Где он в таком случае предлагает спать, и будут ли они вообще спать? Дыры в ковре и люстра, уже виденные сегодня, говорил, что не хочет и не любит сюда приходить, а все равно — тащит его обозревать руины. Это ведь совсем не случайность, говорят же, что места отражают людей, которые в них живут, не потому ли в Кинлохе у них не было «своих» мест? Нет пространства — нет личности, коллективное обезличенное и покорное. Даже сломать нечего, потому что не было ничего по-настоящему личного. На краткий осколочный миг Йован Коннору даже завидует. У него есть возможность ломать.

[indent] И все же он приводит его именно сюда. Словно показывает: посмотри, что от меня осталось. Просит спасения, тут же зубами клацая: не надо меня спасать. Нечего спасать. Вместо меня: дыра в ковре, окна заколоченные да люстра — погнутым железом пол целующая. Бросает себя Йовану в руки, словно делает одолжение. Словно тоже никаких решений принимать не хочет, потому что единственно решение, которое принял сейчас — ломать, и начать с себя — решение, в котором ему отказано отцом, матерью и, быть может, самим Создателем. Потому что Йован здесь. Поэтому Йован здесь. Чтобы сломать, делая вид, что несет утешительное исцеление.

Скажи это.

[indent] Йован рассеянно отводит взгляд и лишь кивает, как болванчик, смотрит куда угодно, но не на эрлова сына. Лицу горячо, шрамам — горячо, внутри ворочается тяжело и довольно, что он получает, что хочет: играючи, ничего особо для этого не делая, бери и возьми, и пусть Коннор даже Создателя забудет, ты сам для него Создателем станешь, и имя твоё станет первым именем среди всех, и лицо твоё — первым из всех лиц, и рука твоя — единственной из всех рук, в которой власть сосредоточена веткой колючей терновой. Коннору плохо будет, он будет умолять: «Йован». Коннору хорошо будет, он будет вновь умолять: «Йован», плакать будет от благодарности, и кусать будет тех, на кого ты укажешь, потому что не будет ему другого хозяина.

Скажи.

«Я хочу тебя себе».

[indent] — Как скажете, ми… Коннор. Я не займу много места.

[indent] Чтобы протопить эту комнату, нужно камин ни один день жечь, но он все равно возится с поленьями с каким-то отупевшим выражением лица, как в первый раз, когда почувствовал настоящий контроль. Поленья отсырели частично, перебирать их пришлось долго, придирчиво, делая вид, что действительно знает в этом толк, разгораются они неохотно, плюют искрами и чадят дымом. В золе что-то блестит тускло, Йован хмурится, цепляет кочергой темную грязную цепь, вытаскивает амулет, погнутый и разбитый. Был когда-то рабочим, где только достали. Трет рукавом тыльную сторону — что-то про честь и про долг, семейный может быть. Понять, почему выбросили, не сложно. Бросить бы обратно, но он убирает его в карман внутренний, сам не зная, зачем. Починит, может быть. Это не воровство, если никому не нужно, ведь правда?

[indent] Геррин лежит на кровати, как подстреленная замученная долгой погоней галла. Йован чуть склоняет голову, пользуясь тем, что смотрит со спины и может остаться непойманным, смотрит долго и изучающе. Сглатывает, потому что представляет, как пальцы его хватают этот загривок и заставляют наклоняться. Вздрагивает, потому что помнит, у кого из них на самом деле сильные руки, и что склоняться перед кем-то — его привычная роль. Думает, как много можно выиграть из позиции склонившегося. Змеи тоже ползут низко к земле, однако это не делает их менее смертоносными. Говорят, одна такая сгубила соратника великого Каленхада, затаившись в черепе лошадином. Склониться и ждать. Чтобы сделать единственный верный и точный бросок.

[indent] Мантию стягивает медленно, вновь долго и терпеливо разглаживает её, придирчиво осматривает сундук, нет ли плесени, прежде чем убрать. Достает кинжал из-за пояса, смотрит на него долго, затем на Коннора и снова на нож. Эрлов сын сказал ему убери. Йован не хочет, не может себя заставить. «Я сам порву всякого» — смешной ты, наивный, совсем ничего не видишь, что у тебя под носом творится, нашел простое объяснение происходящему и отказываешься нырять глубже, потому что воды этого озера черны, как ночи в далеком Тевинтере. Клинок этот не для защиты. Клинок — это символ власти, над людьми, над судьбой, над самим собой в первую очередь. Отпустит — снова станет Йованом-пленником, крадущимся по коридорам. Пальцы приходится разжимать силой, открывает и закрывает крышку сундука несколько раз, торгуясь. Взять кровь можно прямо сейчас. Себя пырнуть можно тоже прямо сейчас, нож остер, а Йован знает, куда надо бить, как резать, что наверняка не вытащили из теневого пограничья. Амелл ему показывал. Сказал лучше так, чем храмовникам в лапы попасться. Дерись до конца, но если тебя загнали в угол — уходи на своих условиях. Только так можно уйти свободным. А ведь ради свободы это все и делается. Свободы быть тем, кто делает выборы. Свободы желать.

[indent] Кровать под весом скрипит, умащивается на самом краю, как и обещал, стараясь не отсвечивать и не обращать внимание, что спину словно кипятком захлестывает. Действительно, кажется огромной. Кровать, на которой ни в коем случае нельзя спать одному, иначе обречен чувствовать себя одиноким и брошенным, потерявшимся на обломке доски среди волн Недремлющего моря. Даже не делает попытки заснуть, лежит с открытыми глазами, смотрит на дыру в ковре, на люстру погнутую, и думает, что же с ним стало. Как он до этого докатился. Даже не молится — губ не размыкает, слова и без того вязнут в груди, в глотке и в мыслях, как попавшая в липкую каплю сосновой смолы беспокойная стрекоза. Коннор мечется, кровать скрипит. Зубы Йована тоже скрипят, хрустят почти.

Хочется его укусить.

[indent] Чтобы угомонился Геррин, чтобы угомонился сам. Ему надо спать, есть и сохранять спокойствие, то немногое, что от него осталось. Если будет нервничать и бояться — умрет. Если будет ошибаться — умрет. Если позволит себе отвлекаться на одни мелочи, не замечая другие, важные, которые стоило бы считать возможностями — умрет. Йован совсем не хотел умирать, как раз даже наоборот. Чего он действительно хотел всегда, закапывая все остальное в глубокую рыхлую могилу — оставаться живым. Поэтому прогибался. Поэтому был послушным. Поэтому находил кого-то сильнее себя и цеплялся за них, как клещ, пока не находил собаку быстрее и выносливее, чтобы продолжать паразитировать уже на ней. Безотчетное, животное, естественное — даже наги, тупоголовые, как ватные игрушки, и те за жизнь цеплялись всем своим существом. Йован не так уж сильно отличался от нагов. Тоже чувствовал себя постоянно голым и уязвимым.

[indent] Кровать снова скрипит, по спине ощутимо и больно прилетает чужая рука, и Йован невольно морщится и выругивается сквозь зубы. Лучше бы в пол вмерз, как самого начала и предлагал. Тяжело и медленно перекатывается на другой бок, оставляя люстру и дыру в ковре за спиной, и смотрит уже на Коннора. Чтобы отвлечься, начинает рассматривать его лицо цепко: линия носа, веснушки рассыпаны, пряди у висков взмокли и завиваются в бублики почти какие-то детско-трогательные, жесткие, должно быть, по-птичьи ершистые, челюсть сжата, как у статуи — в хранилище видел такие, не то эльфийские из древности пыльной, не то из Тевинтера — из той же древности, еще со времен первых походов украденные. Ничего общего с Йованом — у того черты всего тела тонкие и острые, как молочная пена, как у грубо-вытесанной из мрамора женщины. Если так подумать, в сумраке комнаты и пляшущих по стенам всполохах из камина, оба они одинаково серые — сорняки, выросшие без солнца взаперти. Как глубинные грибы. Как лириумные жилы, мерцающие в гномьих тейгах голубым пульсирующим светом, будто сердце чье-то бьется огромное.

[indent] Рука Геррина вновь пролетает в опасной близости, уже около его лица. Прежде чем успевает осмыслить, Йован ловит её в полете, подается всем телом вперед.

[indent] Смыкает зубы.

[indent] Замирает, не зная, что ему делать дальше.

[indent] Перед глазами плывет, не то от вкуса, не то от запаха, не то от страха, не то от власти, не то от чего-то совсем нечеловеческого, что подпихивает смертных в спину совершать необдуманные поступки. В груди легко и тяжело одновременно, горячо, от ушей по спине и вниз, заворачивается узлом внизу живота. Коннор выдыхает сдавлено, не просыпается, хотя у Йована так колотится сердце — весь замок перебудить можно. Мучительно медленно Йован расслабляет челюсть — место укуса влажное, слюна тянется серебрящимися бисерными нитками — так же медленно пытается откатиться, но оказывается придавлен точным движением, пойманным в захват рук. Мир продолжает расплываться, а грудную клетку сводит судорогой, сердце бьется в нее отчаянно, пытается проломить и выскочить, чтобы Йовану больше не принадлежать. Ноги тяжелые, голова тяжелая. Тело — деревянное, окостеневшее. Какой стыд.

Скажи это, Йован. «Хочу».

[indent] Зажмуриться бы и представить Лили, запах ладана и свечного воска, лилий духоту и роз свежесть, что в часовню привезли из Лотеринга. Но Коннор пахнет совсем не розами. Ему нужно в ванну. От этой мысли становится только хуже. Как спать? Зачем пришел? Почему дверь не захлопнул и на замок не закрыл.

«Потому что захотел. И не захотел».

«Потому что змея сворачивается клубком и ждет, чтобы укусить».

[indent] Хочется ткнуться носом в висок обжигающе-пламенный, но Йован выворачивается и поворачивается спиной, подальше от греха и грехопадения. Какой стыд. Почему мантию снял, под ней ничего не видно, она широкая, как платье. Поджимает под себя ноги и почти скулит. Дыра в ковре. Люстра. Дыра в ковре. Люстра. Пламя, глотающее поленья. Рука, перекинутая через тело по-хозяйски. Дыра в ковре. Люстра.

[indent] — Что б тебя демоны драли, Геррин…

«Или тебя?»

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/38695.png

[indent] Из сна Йована выбросило толчком, больше по какой-то внутренней привычке подниматься и ложиться в одно и то же время. Он медленно моргнул, чувствуя себя больше разбитым, чем отдохнувшим, напряжение в теле ощущалось болезненной крепатурой. Попытался подняться, но ничего у него не вышло — чужая рука требовательно удержала его на месте. Он вздрогнул, осторожно повел плечами и замер. Ещё, должно быть, слишком рано. Стоит ли будить?

[indent] Очень хотелось пить.

[indent] Осторожно Йован дотронулся рукой до чужих пальцев, почти переплел их, испуганно одернул и, подумав, тихо позвал.

[indent] — Коннор, — подождал и легко похлопав по чужому предплечью, повторил уже громче, — Милорд. Уже утро, можете меня отпустить. Ваш дядя…

[indent] «К демонам дядю», — заранее предвосхитил он ответ, улыбнулся тонко дрогнувшими губами, и сделал попытку скинуть с себя конечности Геррина. На самом деле Йован не знал, когда в Редклифе завтракают. В Круге завтракали рано. За переделами Круга завтракали, когда украдут или когда раздобудут деньги. У эрлов и их семей могли быть свои причуды, о которых Йован не имел ни малейшего представления.

[indent] Пить-то как хочется. В горле пересохло, словно его закинули не в чужую кровать, а в самое сердце Оазиса, где солнце жарило нестерпимо.

[indent] — Нам надо подыгрывать, помните? — Геррин то ли спит ещё, то ли игнорирует намеренно, и Йован неловко возится, пытаясь освободиться. Просит почти жалобно, на выдохе и заискивающе. — Коннор. Пожалуйста.

[indent] Перед глазами снова все мучительно плывет, а краска заливает щеки. Почему-то именно сейчас обыденные для всех мужчин вещи вызывают в груди только темное, жаркое, стыдное, липкое. Йован панически дергается и бросает уже почти на грани истерики.

[indent] — Отпусти меня, или я тебя… укушу!

[nick]Йован[/nick][status]кровь помнит все[/status][icon]https://i.imgur.com/ukNjIT0.png[/icon][lzbb]25 лет, малефикар-отступник, повелся на пустые обещания и наворотил дел[/lzbb]

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1


Вы здесь » Аркхейм » Личные эпизоды » Искусство воспитания детей для добрых андрастиан


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно