Пятничные бары Вистера были отдельным видом искусства, и чаще всего сравнить их можно было только с искусством уличным, там где грязные замысловатые детали на облупившихся стенах домов сливаются в цветастые широкие и грубые мазки краски, а разношерстная толпа предвкушающих радость чревоугодия вистерцев превращается в плотный покрас рисунка, за исключением только в том, что рисунок этот, с виду оставаясь статичным, при близком рассмотрении постоянно двигался.
От барной стойки к столикам, от столиков на улицу — покурить около урны, от урны — неуверенной походкой обратно к барной стойке, махнуть рукой бармену и “повторить”, а там — снова к столику.

Раз в пару недель, или даже раз в месяц — в зависимости от того, как скоро его отпускало очередное задание, Теодор тоже становился частью этого рисунка, оставаясь, впрочем, среди вистерцев чуть ли не самым ярким пятном среди почти таких же пятен.
Бар, куда занесло следователя в этот раз, находился в центре Вистера, и по праву мог считаться одним из главных культурных заведений города. Сам же город, находившийся где-то между территориями Алькора и Лиреи, являл собой классическое зрелище города “на перепутье”, в облике которого можно было угадать влияние каждой из планет. Состоящий чуть более чем полностью из смешения архитектурных стилей, цветовых гамм и беспорядочных вывесок — от деревянных табличек на маленьких лавчонках, до электронных табло над магазинами покрупнее, Вистер представлялся этаким франкенштейном, которого “слепили из того, что было”, не особо заботясь о гармоничности внешнего вида.
И тем не менее, этот город в какой-то момент оказался идеальным, чтобы Теодор начал свое изучение мира именно отсюда, ведь именно в этом каменном аляпистом франкенштейне можно было узнать о технологиях Циркона, понаблюдать за отголосками науки с Алькора и завораживающей диковинной красотой Лиреи, а свободные земли за Вистером мало чем отличались от свободных земель на других планетах.

Жители Вистера были под стать самому городу, отражая в полной мере его несовершенство, суть которого была, казалось бы, в том, чтобы отщипнуть у остального мира самое лучшее, но выглядеть при этом все равно так, словно смотришься в расплывающееся отражение на воде.
Такие же странные, в чем-то несовершенные, разобранные по кусочкам жители Вистера плавно и будто по команде стекались на центральные улицы города, превращая главную площадь и ближайшие аллеи к ней в лоскутное одеяло.

Чувствуя себя здесь донельзя своим, Теодор раздвинул локтем столпившийся у барной стойки народ и махнул рукой бармену — молодому темноволосому эону, который уже десяток лет скрывался от своих родственников с Лиреи. Вопрос его обнаружения был сугубо финансовым, и судя по всему, был недостаточно острым, раз юноша все еще был здесь.
— Как обычно? — бармен выдал дежурную улыбку, адресуя Теодору не то вопрос, не то утверждение, и через пару минут перед следователем, который сейчас был всего лишь одним из многих посетителей, появился стакан виски со льдом.

Сделав глоток, Тео привычно поморщился и оглянулся, еще раз осматривая полуподвальное, но просторное помещение. Самый крупный из баров в центре города — “Вистерский лед”, оформленный под темное состаренное дерево, был прекрасен еще и тем, что несмотря на свою известность, он удивительным образом притягивал личностей исключительно спокойных, пусть каждая из этих личностей и оставалась странной сама по себе.
Была ли в этом замешана магия, и было ли это как-то связано с самим Теодором, сказать было сложно, но каждый раз, когда кот сюда приходил, он оставался уверенным в том, что этот вечер пройдет спокойно.

С небольшой лестницы, ведущей в бар, что-то с грохотом рухнуло вниз, и пока все поворачивали головы и соображали, что происходит, это что-то выпрямилось в полный рост, явив собой небритого хумана неопределенного возраста и среднего роста — обычно таким хуманам оказывается по документам около сорока лет, в помятой футболке и темной куртке. Следом за ним в бар зашли еще двое, такой же сомнительной наружности.
Те, которые зашли следом, словно и не обратили внимание, что их товарищ упал, и подтолкнув его в спину, прошли к барной стойке, расталкивая перед собой недоумевающих посетителей. Теодор, сидящий с другой стороны, столкнулся взглядом с одним из них.

Наверное, так мог выглядеть человек полностью дезориентированный воздействием какого-либо вещества, но время его работы на Вистере он еще не сталкивался с наркотиками, которые бы делали взгляд живого существа таким.
Было что-то жуткое и неестественное в этих глазах и в этой мимике, наводя на мысль о том, что эффект этот не временный.
Было что-то странное и в том, что упавший незнакомец не отряхнулся, когда встал, а ведь это движение обычно делается на автомате.
Было что-то подозрительное в том, как схожи они были в своем грязном и неряшливом прикиде. Куртки и штаны казались гражданскими, но видно что пошитыми по одному заказу — такая грубая работа обычно выходит из под 3D-принтеров, поставляемых для производства униформы во многих лабораториях Элерима, в том числе и закрытого типа. Дешево, сердито, и не жалко испортить и отправить на переработку в этот же день.

Теодор прищурился, глядя в глаза одному из них — впрочем, увидеть там что-то, кроме отрешенности не представлялось возможным, да и незнакомец перевел взгляд на ассортимент алкоголя за барной стойкой. Чужой пытливый взгляд, казалось бы, нисколько его не смутил.
Понимая, что прикопаться здесь не к чему, Тео вернулся было к своему стакану. Меньше всего ему хотелось разбираться с буйными алкоголиками в свои едва начавшиеся выходные, но для себя он уже решил, что если они начнут проявлять подозрительную активность, то ему придется скооперироваться с кем-то из завсегдатаев и вышвырнуть троицу за дверь.

Тем временем, толпа, притихшая было на пару минут, сбавила общий градус подозрительности, перейдя обратно к повышению градуса более привычного. Не менее привычный шум вернулся к прежней громкости, стоило только отдыхающим убедиться, что странные гости не проявляют открытой агрессии.

А странности — так они у каждого есть. Просто относительно жителей Вистера это были странности привычные, а вот в случае той троицы не надо было быть опытным теомагом, чтобы чувствовать нечто иррационально чужое.

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-04-02 22:22:43)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Спустя полтора стакана виски Теодор уж было подумал, что вечер и правда пройдет спокойно. Привычная подозрительность и перманентное состояние готовности разгребать любой возникший трындец, тем не менее, и в этот раз тормозили его в намерении накушаться быстро и качественно, а кошачья интуиция отчего-то не спешила униматься, сигнализируя где-то на задворках сознания о том, что и в этот раз следует оставаться хотя бы в некоем подобии сознания.
Казалось бы, Тео относился к довольно выносливой расе, но когда дело касалось алкоголя, то тут требовалось совсем немного, и эта небольшая дозировка не поменялась даже спустя сотню с лишним лет, за которую Теодор успел поэкспериментировать чуть ли не со всеми видами виски, коньяка и рома, начиная от средней паршивости пойла, которое употреблял, будучи более юным и еще более бедным, и заканчивая элитными сортами, которые по своему воздействию, к сожалению, ничем не отличались от первого.

Тем не менее, в глазах едва начало ожидаемо двоиться, а сознание плавно начало разжимать свои стальные тревожные тиски, и Тео наклонился на барную стойку еще больше, пододвигаясь к ней на высоком табурете.
Шум голосов в баре становился все плотнее и громче — с каждым часом народ будет и дальше прибывать, одни компании начнут подсаживаться за столики к другим, а гомон, смех, запах табака и кальянов просочится из небольшого зала для курящих в зал общий, где как раз таки и сидел Теодор, и вот тогда-то он надышится ароматных табачных смесей и его развезет окончательно.
С усилием протерев сонные глаза, под которыми давно запечатлелась усталость многих десятков лет, он еще раз оглянулся, убеждаясь что на него никто не смотрит — вот оно, преимущество сидеть в самом углу, и сложив руки на стойке, прилег, позволяя глазам отдохнуть в спасительной вязкой темноте, в которой совсем скоро не останется ничего, кроме сладкого медового виски.

Неестественный, выбивающийся из общего шума звук резанул чувствительные уши, и Теодор резко поднял голову, поняв, что едва ли прошло несколько минут. Вряд ли он даже успел полноценно задремать.
Ему не потребовалось озираться по сторонам в поиске источника беспокойства, потому-что вот оно — все было очевидно. Та самая троица, накидавшись еще более оперативно чем он, мычала что-то невнятное на требование бармена заплатить.
Андре — тот самый бармен, оказался не готов к такому открытому сопротивлению, и Теодор мог его понять. За все эти годы в баре не случалось ни одной потасовки, а сомнительные личности чудесным образом обходили заведение стороной, и если и случались мелкие стычки, то все решалось спокойно, ведь тут, по сути, почти все друг друга знали, и затевать конфликт там, куда ты еще сто процентов придешь было крайне неразумно.

— Андре, подожди, — он соскочил с барного табурета и в два шага оказался около подозрительной троицы, — Они отказываются платить?
— Они словно вообще ничего не понимают, — юноша развел руками, показывая на одинаково одетых типов, которые с еще более мутными глазами ковырялись в своих пустых карманах, — На вопросы не реагируют, но и не буянят. Словно отсталые. Сами уходить не хотят…я не уверен, что они вообще смогут идти.

На отсталых типы тоже не среагировали. Заинтересованных в происходящем посетителей, тем временем, становилось все больше, и Тео понимал, что надо что-то делать. Пропивать запасы пива за счет бара эти трое точно больше не будут.
— Так, ладно, — он схватил ближайшего к нему типа за грязный рукав и подтолкнул к выходу, — Запиши на мой счет, я потом забегу расплачусь.

Выпитый виски немного замедлял движения, да и вывести всех троих в одиночку не представлялось возможным. Схваченный им хуман обернулся и осоловело уставился на Теодора, протягивая к нему свободную руку, чтобы оттолкнуть, но делал это словно в замедленной съемке, будто до конца не осознавая, что происходит.
Тео оглянулся по сторонам, и пробежавшись взглядом по посетителям, среди которых, как назло, не находилось ни одного крепко сложенного, да и время уже было такое, что большая часть была не менее осоловелыми, наблюдая за происходящим как за некой увеселительной программой.
— Эй, а давай-ка помоги мне, — выхватив взглядом темноволосого хумана в темных очках, который казался трезвее и физически сильнее остальных — насколько это можно было оценить сквозь его очки, — Надо вывести этих троих на улицу.

С подозрительными тремя, тем временем, случается что-то странное, и они, словно проследив за взглядом Теодора, чуть ли не синхронно оборачиваются на того хумана, к которому он обратился за помощью. Тео продолжает держать одного за рукав, подтаскивая к выходу, чтобы выволочь вверх по ступенькам на улицу, и параллельно предпринимает попытку просканировать его теомагией. Есть в их осоловелости что-то странное, и чем пьянее эти типы, тем страннее они кажутся.

“Хуман…без имплантов, более того, похож на иномирца, но что это за хрень?” — ауру просканированного и крайне молчаливого незнакомца словно прокрутили через мясорубку, смешав еще с чем-то — чужеродным и диким, от чего до конца идентифицировать это что-то не представлялось возможным.
Стоило теомагии сработать, как все трое типов оживились еще больше. Будто кто-то переключил рубильник или снял их с паузы, и они, наконец, зашевелились.

“Реакция на теомагию?!” — успел предположить Теодор в тот момент, когда тот тип, которого он держал за рукав и тащил к выходу, внезапно вырвался и толкнул следователя в стену. Оставшиеся двое с абсолютно диким взглядом кинулись в сторону хумана в очках, намереваясь сбить его с ног.
В зале кто-то вскрикнул и судя по звону стекла, уронил стакан на пол.

“Да хтоновы хмыри, еще и мужика того как будто подставил”, — с досадой подумал Тео, мотая головой после удара об стену, рывком подлетая к оттолкнувшему его типу и заламывая ему руки, впечатывая мордой в стену напротив.

Внезапно активизировавшийся хмырь как будто снова затихает, превращаясь обратно в заторможенный овощ, и Теодор, удерживая ему руки за спиной, еще раз трясет головой, прогоняя остатки алкоголя, и оглядывается в зал, где уже, судя по звукам, началась какая-то нездоровая шумиха.

Теомагия — хорошо
Безоружный бой — хорошо

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-04-05 15:19:54)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Что отличало Теодора от обычных посетителей бара, так это наличие в кармане полицейских наручников, которые меньше чем через полминуты оказались на руках того молодчика, которого следователь ткнул носом в стену.
И хоть затихший задержанный снова перестал проявлять признаки агрессии, Тео уже понял, что оживить его может любое магическое воздействие, а проверять, в общем-то, и не хотелось.

Он успел подумать, что наручники всего одни, и остальных двоих придется удерживать своими силами, но стоило только посмотреть на то, что творилось в зале, как даже у него — человека привыкшего к таким делам, брови поползли вверх.
Наверное, охрану из бара убрали очень даже зря — если б Тео сегодня не зашел, то бедняга Андре  хлопнулся бы в обморок от подобного зрелища. Место, чтоб спрятаться от родственников, он, конечно, хорошее выбрал, но у Теодора давно складывалось впечатление, что молодой эон слишком впечатлительный для работы в подобных местах. И пусть “Вистерский лед” и был местом тихим, в любой момент могло случиться

вот это.

— Нихрена себе, как удачно я выбрал помощника… — продолжая удерживать молчаливого нарушителя, Теодор наблюдал, как тот самый тип в очках уверенными движениями обезвреживает оставшихся двоих, которые, к слову, снова затихли, как по команде.
Ощущение, что кто-то ими словно управляет, росло с каждой минутой, параллельно с интересом — это что это за мужик совершенно случайно оказался у них в баре?
Выверенные движения, военная выправка, которая и до этого была заметна — офицер — а может кто и посерьезнее, но условно пока так, даже когда просто сидит за барной стойкой, остается офицером, а сейчас так и вовсе все стало очевидно.
Ростом выше Теодора, по ауре — хуман, но судя по движениям, и по наносимому урону, определенно с внушительным комплектом модификаций.

“Щас отметелит этих двоих, и упаси Архей, пойдет мне рожу бить, за то что не дал отдохнуть”.

Новое лицо в городе, где новые лица в принципе бывают крайне редко, закономерно вызывало интерес не только у него — остальные посетители бара пялились не скрывая нетрезвого любопытства, до сих пор плохо понимая, что произошло, но срываться с мест не решались — многих под вечер окончательно развезло, и будучи непривыкшими к потасовкам, большая часть из них не воспринимала происходящее как нечто угрожающее, тем более что все происходило в относительной тишине, без ругани и мата, которые обычно сопровождали большую часть пьяных драк.

“Даже извинился, серьезно?” — параллельно встряхнул молчаливое тело, которое внезапно начало сползать носом по стеночке, никак выключаясь окончательно, — А ну стой, это что за? Куда вырубаешься?

И все же, тот мужик действует аккуратно — барный инвентарь с виду остался цел, разве что психика бармена явно покалечена, но это вопрос второстепенный — пацан должен был понимать, куда устраивался.
Но вот толпа довольна, молодчики обездвижены — Теодор довольно присвистнул, оценивая техничность проделанной работы и немного жалея, что офицер — да кто он?! — скорее всего, в Вистере ненадолго, а жаль. Тут такие бы пригодились.

Незнакомец в очках говорит бармену про полицию, и тот, бросив взгляд на стоящего на ступеньках Теодора, неуверенно кивает и инстинктивно отшатывется назад, до сих пор плохо понимая, бояться разрулившего конфликт хумана в очках, или благодарить:
— У нас тревожная кнопка…да, я вызвал. У нас охраны уже несколько лет как нет, необходимость отпала, все свои. Полицейский участок в двух кварталах, реагируют быстро, тем более Тео..ой.

Андре замолкает, глядя на незнакомца, не решаясь договорить, и Теодор, видя эту заминку, вздыхает.
“Мог бы и продолжить. Я тут одного уже в наручники заковал, какой смысл шифроваться”.

С легким охреневанием наблюдая, как офицер-в-очках закидывает одного из молодчиков на плечо, а второго сгребает и тащит следом, Теодор ловит себя на мысли, что если сейчас “все под контролем”, то он к этому контролю, к сожалению, отношения не имеет. И вообще рискует уронить и не поднять весь свой авторитет, с таким трудом заработанный за все эти годы.

— Куда нести? — о, а это уже обращаются к нему, и кот не удерживается от ироничного ответа, как обычно плохо контролируя себя в те моменты, когда надо бы заткнуться:
— Если б ты приложил их чуть-чуть сильнее, то сразу в морг, а так на улицу. Андре вызвал наряд, сейчас приедут. Сдадим их, а там пусть разбираются.

Подталкивая свою “добычу” вверх по ступенькам, выволакивает его на улицу, прямиком в вечернюю Вистерскую прохладу, оборачивается, чтобы убедиться, что оставшихся двоих тоже вытащили следом, и с нескрываемым облегчением замечает, как привычный уличный гомон разрезает звук сирены, и меньше чем через минуту ко входу в бар подлетает полицейский фургон.

Из фургончика выскакивают двое участковых — гоблины-полукровки, один помоложе, судя по всему, недавно на службе, и еще не успел примелькаться Теодору, второй, уже знакомый и постарше — Холгаф, увидев Теодора, машет рукой и тут же хмурится, осматривая всю компанию целиком.
— А этот?.. — неуверенно кивает в сторону того, кто удерживает сразу двоих, пока Теодор передает своего задержанного и помогает усадить в фургон.
— Этого ты при всем желании не скрутишь, он как будто бронированый, — ухмыляется следователь, и обращается уже к офицеру, — Грузи их в машину.
Добавляет, вкратце обрисовывая ситуацию:
— Холгаф, те двое без наручников. Все трое молчат как партизаны, ведут себя странно, платить отказались, да и денег с собой походу нет, при попытке теосканирования начали буянить — вероятно, такая реакция может быть на любую магию, так что осторожнее. Документы не проверял, протокол, если надо, заполню в понедельник.

Холгаф обеспокоенно кивает, не зная, на кого коситься с большим подозрением — на троих нарушителей спокойствия, или на вот того, в очках. Который их раскидал.

Наблюдая, как участковые загружают и пристегивают троих, снова подозрительно молчаливых хуманов, а затем, не тратя времени, отъезжают, Теодор вздыхает еще более тяжко, понимая, что начало выходных уже пошло по одному месту, и высока вероятность, что в лучшую сторону вряд ли что-то изменится. Переводит взгляд на офицера-в-очках.
— Ты, конечно, капец вовремя, так что спасибо и все такое, — Тео попытался изобразить подобие благодарности, но получилось невнятно, — Ты же не местный, да?

Светские беседы у кота тоже получались невнятными, особенно в подобных ситуациях, так что нахмурившись, он прищурился и смерил незнакомца подозревающим взглядом. Все еще был велик риск, того, что рожу могут набить и ему.

А еще смутная тревога скреблась где-то внутри, не позволяя вот так забыть всю эту ситуацию и три невыразительные — уже чужие рожи. Кот посмотрел на дорогу, наблюдая за движением проезжающих машин.
Полицейский фургончик становился по мере удаления маленьким светлым пятном и грозился скрыться за очередным поворотом, и Теодор практически выпустил его из поля зрения с намерением принудительно заглушить в себе неясную тревогу, но не успел.

Раздавшийся вдалеке грохот приковывает к себе внимание — зацепив несколько проезжавших рядом автомобилей, фургон переворачивается и врезаясь в торговый павильон у дороги, взрывается и загорается.
Две едва заметные темные фигуры выскальзывают из опрокинутого фургона и теряются среди паникующей толпы.

Тревога внутри орет похлеще любой сирены.

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Он очень странно улыбался, и Андре готов был поклясться, что у него даже светились глаза, что добавляло облику некоего инфернального ужаса, но предупреждать об этом Теодора было уже поздно — оставаясь разве что чуть менее подозрительным, чем скрученные им оставшиеся двое, незнакомец удалился на выход вслед за следователем, оставив бармена и слегка протрезвевших посетителей в состоянии крайнего недоумения.
Кажется, кто-то даже осторожно направился к выходу — в состоянии подпития мозг запоздало сообщает о тревоге, вынуждая обращаться в бегство тогда, когда это уже и не требуется.

Прошмыгнувших из бара четверых посетителей Теодор отметил буквально краем взгляда, успев подумать о том, что степень их заинтересованности в дальнейшем посещении бара прямо пропорциональна выражению их обеспокоенных лиц, и обеспокоенных, возможно, еще и тем, что было прекрасно видно, что в полицейский фургон были загружены только трое, а четвертый — абсолютно спокойно стоял рядом с Тео.

Впрочем, задерживать его и правда было не за что — помочь помог, за рамки не выходил, вел себя культурно, признаков агрессии не проявлял, и что характерно, каких-то других эмоций на лице тоже замечено не было, вызывая странные ощущения у Теодора, последнее время частенько имевшего дело с личностями крайне импульсивными.
— Если нужны будут показания. Хьюго Иденмарк.

О, а вот это уже более понятно. Про ЭкзоТек не слышал разве что совсем оторванный от мира человек, проживающий в какой-нибудь глуши, да и сразу отваливались лишние вопросы про физическую подготовку. Да и сама семейка Иденмарков была слишком специфичной, чтобы пропускать информацию о ней как нечто обыденное.

“Тц, у тебя даже такой семейки нет” — одергивает сам себя в ответ на свою же внутреннюю колкость.

— Если нужно будет, да, вызовем, — переводя взгляд на дорогу немного растерянно отвечает Тео, готовый был представиться в ответ, — Собственно, я…

Но договорить не успевает, потому-что полицейский фургон именно в этот момент врезается в павильон, а Иденмарк срывается с места как по команде, активируя дрона, и успевая среагировать даже быстрее Теодора, который, понимая, что уже проигрывает в скорости, срывается следом, на бегу перекидываясь в обличье кота, чтобы нагнать.
Перебегает через дорогу, на красный, перепрыгивая через проезжающие машины — когда ты рождаешься котом, то наиболее комфортно чувствуешь себя именно в родном обличье, а значит и контролируешь себя лучше именно в нем, будучи в состоянии позволить себе бесстрашно сигать на вот то желтое такси, отталкиваясь от него и спрыгивая на тротуар, чего, будучи человеком, проделать было бы сложно.

Большим ярким пятном лавирует между успевающей запаниковать толпы, подлетает к перевернутому на бок фургону и запрыгивая на тот бок кабины, которая оказывается сверху, перекидывается обратно в человека и орет Иденмарку, чтоб он помогал, раз уж оказался рядом, одновременно дергая на себя ручку двери и соображая, как бы вытащить Холгафа, чтобы не повредить ему что-то сверх уже случившегося, а затем — вытащить оставшегося ниже, на пассажирском, молоденького, имя которого Тео не успел узнать, и старательно гнал от себя мысли о том, что это может потребоваться в не самой приятной ситуации.

Не больше пары минут на то, чтобы вытащить полицейских — оба без сознания, но с виду относительно целые, несовместимых с жизнью травм с виду нет, но Тео все равно старается быть аккуратным, действуя быстро, затем не без помощи вышеупомянутого Хьюго достать третьего задержанного, который оставался в состоянии овоща — и что самое жуткое, абсолютно не шокированного произошедшим.
На секунду у Тео даже мелькнула мысль, что не вытащи они его — он бы и не шелохнулся, оставаясь догорать живьем.
Потому-что опоздай они на эти самые пару минут, и спасать было бы уже некого.

Оттащить на безопасное расстояние, проверить пульс, уложить пострадавших согласно правилам доврачебной помощи, параллельно вызвать скорую, пожарных и полицию со своего участка — выругавшись:
— Осталось то проехать квартал, надо было просто довезти их. Какого хрена, я ж сказал про магию…

Народ, тем временем, собирался еще активнее, а огни загорающихся витрин магазинов на первых этажах и проезжающих сквозь стремительно надвигающиеся сумерки автомобильных фар выхватывают обеспокоенные лица зевак, которые, к счастью, ограничиваются съемкой на телефоны и не пытаются подобраться ближе, большая часть осталась наблюдать через дорогу или на приличном расстоянии,
Пользуясь несколькими свободными секундами, Тео использует магию и удерживает часть огня, но в сам очаг не суется, опасаясь что двигатель полыхнет еще раз, и пластиковые панели небольшого торгового двухэтажного павильона плавятся и горят от перекинувшегося возгорания, вечереет словно еще быстрее, и вызванные службы приезжают почти одновременно.
Тушение возгорания Тео наблюдает уже в темноте, предварительно проводив карету скорой помощи и доложив ребятам с участка, что будет чуть позже.

Непрошенное внимание заинтересованной толпы было привычным, но неприятным, и Теодор устало смотрит на Хьюго, слегка подвисая со словами. Походу, надо будет снова говорить спасибо, но пока что получается просто смотреть самым тяжелым и уставшим взглядом.
Если и правда потребуется, то ему придется вызывать офицера в участок как свидетеля, и может там и подвернется случай лишний раз поблагодарить.
Со всем происходящим чуть не забывает спросить про дрона, которого пусть мельком, но успел увидеть, но спросил криво, едва рассчитывая, что его поймут с первого раза:
— Это какие-то Ваши экзотековские штуки? Он что-то нашел?

Осматривает потихоньку разбредающуюся толпу и потушенный павильон и добавляет, понимая, что Иденмарка, собственно, можно и нужно отпустить, а вот ему, судя по всему, придется провести очередную бессонную ночь на работе:
— Я в участок. Если будет нужно…ты понял, короче. А, и да. Теодор Стефанос, следователь по особо важным, будем знакомы, — привычка не договаривать фразы в тот момент, когда кажется, что в этом нет необходимости, и махнув рукой, сдвигается с места.

Половина ночи была безуспешно потрачена на попытки ментально вытащить из единственного задержанного молодчика хоть часть информации, да просканировать его еще раз теомагией, но любое вмешательство Теодора в чужую голову выдавало такой дичайший откат с мешаниной образов, от которого становилось натурально дурно. Обрывки прошлой жизни — словно и не Аркхеймской вовсе, потому-что уж больно неузнаваемы были сюжеты, странные имена, непривычные для слуха и сложные к произношению, и все это тонуло между слоями натурально хтонического ужаса.

Разум задержанного был точно выпотрошен и перемешан с чем-то злым и искалеченным — и судя по таким же обрывкам увиденного, дикая природа и естественно возникшие аномалии были вовсе не при чем. Во второй раз почувствовав себя жертвой чудовищного эксперимента и аж зажмурившись от увиденных в чужой голове видений больничных ламп и вереницы клеток в подвальном полумраке, Теодор понял, что еще одна такая попытка, и он мало будет отличаться от удерживаемого перед ним незнакомца — каждый раз при таких попытках проявляющего нечеловеческую агрессию и силу, и удерживаемого лишь благодаря нескольким артефактам, два из которых Теодор притащил со склада лично, послав к хтонам все стандартные процедуры задержания и последующего допроса, перестраховываясь лишний раз и усиливая защиту.

Третья попытка, которая должна была случиться после двух кружек почти что горького чая и стащенных с поста охраны холодных бутербродов, не случилась — виноват ли в остановке сердца сам Тео со своим ментальным допросом, офицер, скрутивший молодчика в баре — вот тут Тео уже не был уверен, потому-что молодчики-то были почти на одно лицо, и сложно было сказать, кого именно выводил на улицу он сам, а кого — вышеупомянутый Иденмарк, или даже что-то иное, предшествующее событиям.

Оставшиеся полночи были потрачены на составление рапорта и фотороботов сбежавших двоих — если за драку их бы выпустили через пятнадцать суток при условии отсутствия иных поводов для задержания, то сейчас случившееся спокойно попадало под уголовку — наклевывалась сильно невеселая статья за умышленную порчу фургона и нападение на сотрудников полиции при исполнении. А это было именно нападение.

Ночью вскрытие никто проводить, само собой не собирался, но начальство, будучи в расположении духа еще более скверном, чем Теодор, посчитало нужным не тратить время зря — его, хтон побери, выходное время, и отправить за одним из самых главных свидетелей, который предположительно мог оказаться вовсе и не простым свидетелем.

Слишком подозрительно Иденмарк оказался в Вистере одновременно с этими тремя.

Негативный настрой подполковника сказался и на самом Теодоре, который ёжаясь по пути в гостиницу в одной рубашке и футболке, и оказался на пороге “Аквамарина” в седьмом часу безветренного, но холодного утра, напугав, поначалу, своим видом приветливую, но еще толком не проснувшуюся кудрявую девушку за стойкой ресепшен. Девушка ойкнула и выронила чайную ложечку, когда Теодор, не тратясь на слова, словно у него под утро остался их самый минимум — продемонстрировал корочки следователя и перевесившись через стойку, заглянул в компьютер:
— Иденмарк здесь остановился?

Девчушка на корочки среагировала живо, и отставив в сторону кружку с кофе, резкий запах которого чувствовался на весь первый этаж, торопливо начала искать информацию о заселившихся. Пока она открывала программу и сверялась со списками, Тео успел обойти стойку с другой стороны, и администратору оставалось только ткнуть изящным пальчиком в искомый номер, на что следователь кивнул, не удержавшись на прощание от короткой язвительной фразы:
— Как вы пьете эту дрянь, на вкус как помои, — и отправился к лифту, оставив девушку в смешанных чувствах и с уже менее приветливым выражением лица.

Позвонив в дверь номера, Теодор подумал, что сейчас, пожалуй, готов портить настроение каждому, кто встретится ему этим утром, и даже вот этому товарищу, который вчера, в общем-то, неслабо так помог, за что нужно быть хоть немного но благодарным, но поезд утренней ненависти ко всему живому уже встал на рельсы, и остановить его не представлялось возможным, поэтому когда вышеупомянутый офицер откроет дверь, то сможет лицезреть перед собой вчерашнего следователя.
Еще более помятого, сонного и крайне недовольного жизнью.

— Собственно, я не на чай зашел, что неудивительно, — привычка заходить в чужие квартиры без вежливых расшаркиваний, совсем уж по-кошачьи, немного сбоит, и Тео все же слегка медлит, прежде чем пройти, — Вчерашних сбежавших еще ищут, из третьего вытащить нихрена не получилось. У него там в голове какая-то каша, как будто от человека мало чего осталось, меня чуть не стошнило, уж что я менталист с опытом. Но…
Немного помедлив, он смотрит исподлобья в глаза Хьюго, которые сейчас — он был уверен, казались слишком уж неживыми, и добавляет:
— Остановка сердца. Я пару раз попытался его прочитать, а через час он откинулся. Кого из них ты там прикладывал о барную стойку, я так и не понял, они все одинаковые, но вполне возможно, что его самого, — нехотя добавляет, зная, что веских оснований у него, пока-что, никаких, — Это не задержание, само собой, иначе б я пришел не один. Пока что проходишь как свидетель, а там видно будет. Вскрытия еще не было, мы всю ночь корячились над этим молодчиком и фотороботами, но лица у них больно уж никакущие, я толком то и не запомнил, как они выглядят.

Еще раз вспоминает о том, как Иденмарк приложил первого головой о барную стойку а потом закинул на плечо как мешок с картошкой и думает, что он не то что не один — он бы пришел как минимум с вооруженной группой.

Из чужого номера отчего-то хочется выйти побыстрее, видимо, памятуя о возможностях того, кто стоял перед ним, поэтому уже на выходе кивает куда-то в сторону коридора, снова ёжаясь при мысли, что расстояние до участка опять придется преодолевать пешком, по еще не прогретым от показавшегося солнца улицам:
— Здесь подожду. 

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-04-16 09:30:50)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

От людей, по которым можно было сверять часы, становилось немного не по себе — вот от тех, которые говорили, что выйдут через три минуты и выходили правда через три минуты, как будто с ними не случалось всякой тормозящей мелочи, в духе криво застегнутой рубашки или пролитого в запаре чая, а если присовокупить к этому воспоминания о том, как этот же человек легким движением руки — а ощущение было такое, что и правда легким, — срывал накануне с петель дверь патрульной машины, то не по себе становилось вдвойне.

Уже заходя вместе с Иденмарком в лифт и спускаясь обратно на первый этаж, он думает о том, что слишком уж гладко будет обвинить его во всех грехах и повесить на него притянутые за уши обвинения, как того хочет начальник, хотя обвинить в чем-то кроме порчи служебного транспорта пока не представляется реальным.
Но как бы погано себя не чувствовал Тео в это утро — хотя определение “утро” для него несколько смазалось, и можно было считать, что для него-то вчерашний день все еще продолжался, он не мог отрицать, что офицера обвинять особо и не в чем.
Ну возместит он ущерб за фургон, а дальше что? Молодчики, коих он профессионально прикладывал в баре об стойку, благополучно разбежались, заявление на Иденмарка вряд ли кто-то напишет.

Опросить и отпустить.

Невысказанные вопросы вертятся на языке, но Теодор одергивает себя — у них тут не доверительная беседа, все вопросы строго в участке под запись. Хотя запоздалое воспоминание про дрона продолжает пошкрябывать околоинтуитивную догадку о том, что у Иденмарка может быть свой интерес в поимке тех двоих — не просто из праздного любопытства же он этого дрона запускал, хотя мог бы вообще не напрягаться. Хотя мог ли офицер пройти мимо?

На выходе из гостиницы оборачивается на девушку за стойкой ресепшен, думая о том, что как-то нехорошо по отношению к ней получилось, но взгляд его выходит ничуть не менее приветливым, чем до этого, и администратор снова ойкает и отворачивается — даже кривое Теодорово подобие улыбки не спасает ситуацию. Кот переводит взгляд на Иденмарка, и почему-то думает о том, что у того наверняка получается вести себя с девушками более прилично.

Распахивая двери гостиницы Тео снова ежится от пробирающего утреннего мороза — и даром бы, что мороз этот летний, все равно забирается под кожу и заставляет недовольно коситься на офицера — но офицеры, наверное, не мерзнут, а особенно те, что собираются за три минуты.
Градус недовольства немного спадает, когда следователь прикидывает в уме, что с таким свидетелем опрос тоже будет максимально быстрый и лаконичный, а значит можно будет потом полчасика вздремнуть на служебном кресле, пока начальник не вспомнит о его существовании.
Подумав об этом, даже позволяет себе довольно усмехнуться. Запоздалые выходные — тоже выходные.

До участка они доходят в полном молчании, будучи одними из немногих выбравшихся в это сонное холодное утро прохожих — Теодор не предпринимает ни одной попытки заговорить, понимая, что белых пятен в этом деле и без этого становится все больше, и скоро вопросы могут появиться уже у Иденмарка, который пока что еще числится свидетелем.
Стоящее между красочными одноэтажными жилыми домиками и небольшим парком серое двухэтажное здание с синей вывеской выглядит так же приветливо, как и выражение лица следователя, всем своим видом намекая заранее оставить надежду всяк сюда входящему, хоть и оказывается довольно презентабельным внешне — ни одного сколотого кирпичика с облицовки и ни одного треснутого окна. И даже дубовые входные двери недавно покрашены. Вот только заходить туда не хочется даже самому Теодору, поэтому он пропускает офицера вперед, бросая последний тоскливый взгляд на улицу, и заходит следом, кивая сидящему дежурному на посту, явно удивленному, что в такую рань сюда кого-то привели.

Да и есть чему удивляться — среди пустых коридоров и практически полной тишины, нарушаемой лишь негромкой музыкой радиоприемника, доносящейся с поста, Теодор и Хьюго смотрелись неуместными яркими пятнами — еще раз напоминая о том, насколько толстыми грубыми нитками некто пытался сшить это дело, да побыстрее.

В очередной раз напоминая себе, что это не допрос, Теодор провожает Иденмарка в небольшой кабинет на первом этаже — два деревянных стола, стоящих углом, стационарный телефон на одном из них, серые стены, большое зарешеченное окно с невзрачным поникшим цветком в белом горшке на подоконнике, два закрытых стеллажа с многочисленными рядами однообразных дел, и кивает на ряд черных стульев у стены, мол, возьми сам любой понравившийся:
— Я сейчас приду, — и возвращаясь буквально через пару минут с ноутбуком, усаживается напротив Иденмарка, готовясь включить запись и начать зачитывать перечень заранее подготовленных вопросов.
— Хьюго Иденмарк, год соз.. — тут Тео непроизвольно запинается, округляя глаза, хоть до этого и успел изучить досье, — Год рождения —  4874, офицер Легиона Коалиции Рас. Согласно отчету, который нам прислали из Коалиции этим утром, переведен на Элерим с Сабаота, откомандирован в Фомальгаут…причина остановки в Вистере? — поднимает одну бровь, понимая, что это все-таки может слегка напоминать допрос, — Особо достопримечательностей у нас здесь нет, городок средней паршивости. Друзья, родственники? Иные дела?

У Теодора целый список просящихся вперед друг друга вопросов, но только офицер успевает закончить ответ на первый озвученный, как служебный телефон на столе издает протяжную трель и сбивает с мысли, и следователь, слыша в трубке голос начальника, который сидит через пару кабинетов от них, уже знает, что это не предвещает ничего хорошего.
— Да твою ж мать.. — поднимается с места, и с сомнением глянув на ни-разу-не-допрашиваемого, блокирует ноут, с некоторой досадой понимая, что нехитрое шифрование, при желании, вот вообще нисколько не остановит ультрахумана, — Придется еще немного подождать. Можно поглядеть в окно или поговорить с цветочком — не могу сказать, насколько долгим будет моя беседа с шефом.

Разговор с шефом — подполковником Рестером, оказался недолгим, потому-что буквально через пять минут Хьюго может услышать, как через плохо прикрытую дверь кабинета где он сидит, распахивается и затем с громким щелчком закрывается дверь одного из кабинетов соседних, а следом раздается долгое и витиеватое ругательство в исполнении следователя Стефаноса.
Захлопнутая было дверь приоткрывается, чтобы голос Рестера пробасил недовольное и угрожающее:
— Стефанос, разговорчики не по уставу! — чтобы закрыться с еще большим грохотом, показывая, кто тут начальник.

Теодор возвращается в обезличенный кабинет к Иденмарку и внимательно смотрит на него еще раз — так родители глядят на неведому зверушку, которую в очередном порыве их чадо притащило домой, а сейчас эту зверушку надо то ли нести обратно, то ли накормить уже и постелить в углу.
Злость вперемешку с чувством вины накатывает одномоментно — и за разговорчики, и за то, что испоганил утро вот этим выдергиванием в участок в такую рань. Устало трет виски, понимая, что объясняться-то сейчас ему, и тяжело вздыхая, выдает:
— Какого хтона? Дело закрыто по распоряжению Отдела Следственного департамента Коалиции Рас по Элериму, — возможно, ему просто надо сейчас озвучить вслух весь тот фарс, что как начался вчерашним вечером, так и не думает заканчиваться, а Хьюго очень удачно попадается под руку, — Поиск подозреваемых остановлен, и я не удивлюсь, если их рожи даже из базы удалят...Что происходит-то, офицер Иденмарк?

В этот момент звонит уже смартфон Теодора, и когда он берет трубку, выражение его лица сменяется с мрачного на заинтересованное. Пока разговаривает, усаживается обратно за стол и двигая к себе ноутбук, пару минут скроллит мышкой, напряженно вглядываясь в экран и моментально забывая о накопившейся усталости.
— Постарайся по возможности, сообщить Рестеру чуть позже, что переслал это мне, сходи на перекур или еще что, — адресует просьбу собеседнику на том конце линии, и убирая телефон в карман, хватается за голову и откидывается назад на стуле.

Решение нужно принимать вот прямо сейчас, пока он не отпустил офицера из участка.

Все попытки узнать детали в кабинете Рестера не возымели никакого эффекта — по сложившемуся диалогу было понятно, что шефа неслабо прессанули, пригрозив снятием с должности, если он не отзовет расследование, а вмешательство Коалиции Рас вкупе со странными образами, которые Теодор успел увидеть в голове единственного задержанного — от которого остался только присланный отчет о вскрытии, набатом стучало уже в его собственную голову о том, что происходит какая-то нездоровая херня, которую стараются спустить на тормозах. Хотя казалось бы, вот пару часов назад этот же шеф почти-что недвусмысленно намекал на то, что Иденмарк смотрится в этой ситуации слишком уж подозрительно — мол, смотри, все же очевидно, а тебе остается только красиво все оформить.

Впрочем, Тео не может не признаться сам себе, что отпавшая необходимость оформлять “красиво” словно развязывает тугой узел где-то внутри — больше не вынуждая наступать на горло собственным принципам.

— У меня как будто бы не остается выбора, — цедит сквозь зубы, понимая, что выбора и правда нет, и разворачивая ноутбук экраном к Хьюго, добавляет даже несколько обреченно, — Меня за это можно уволить, но, собственно. Это результат вскрытия — в затылке третьего, который не выдержал ментального допроса, обнаружили вот такую хреновину. Похоже на чип-контроллер, я уже видел похожие, но попроще, вполне возможно из-за него же подозреваемый  скопытился. Если есть хоть какие-то мысли на этот счет — выкладывай. Раз уж начал помогать вчера.

Вероятность того, что офицер решит продолжить вчерашний акт безвозмездной  помощи был, конечно, не равен нулю, но после выдергивания из гостиничного номера и показательно злобных взглядов со стороны следователя казалось бы, к этому нулю стремился, и Теодор это прекрасно понимал, поэтому придвинув ноут поближе к Хьюго, чтобы тот, при необходимости, сам пролистал и приблизил нужные фотографии, снова откинулся назад и произнес уже более будничным тоном, всем своим видом стремясь показать, что нисколько не расстроится, если его сейчас пошлют и будут правы:
— Но, это конечно, исключительно на добровольных началах. Я, если что, и сам разберусь.

“Наверное, разберусь. Если не уволят раньше, конечно, что более вероятно за такое самоуправство.”

Следит за реакцией Иденмарка, и добавляет спокойнее и гораздо тише, рассчитывая, наверное, исключительно на сознательность офицера:
— Если есть желание выследить этих типов, а интуиция меня подводит редко и желание у тебя есть, то предлагаю подождать меня на улице, через дорогу отсюда есть супермаркет, потеряйся где-нибудь там, а я через минут десять подскочу, — после встает, открывая перед Иденмарком дверь и выпускает его из кабинета, едва удерживаясь от ехидной просьбы заодно захватить ему в том супермаркете минералки и сигарет, — Выход найдешь, прямо и направо.

Уже выпустив Иденмарка из кабинета и проследив, чтоб он вышел из участка, Теодор копирует себе на почту едва начатое дело по двум сбежавшим молодчикам, туда же сохраняет отчет о вскрытии третьего, и бросая взгляд на стоящий на окне цветок в горшке, не удерживается и щелчком пальцем добавляет немного воды на листья.

“Я хороший парень, просто немного не выспался,” — очень хочется добавить в пустоту кабинета, но кроме этого жухлого фикуса его бы все равно никто не услышал, поэтому он выходит, аккуратно прикрывая дверь и стараясь в этот раз быть тише.

Через какое время начальник выяснит, что Теодор получил результаты вскрытия, и свяжет ли он этот момент с тем, что следователь покинул участок следом за отпущенным офицером? И что будет, когда он же посмотрит камеры, на которых будет видно, как Теодор любезно демонстрирует постороннему лицу служебные файлы?

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-04-23 21:06:10)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Из участка Теодор почти-что вылетает, понимая, что пока он делал вид, что никуда не торопится и заговаривал зубы дежурному у входа — на голубом глазу клялся, что идет в супермаркет за обедом, и даже обещал захватить сухариков, чтоб дежурный, как обычно, усыпал крошками от них весь стол — и ведь частично не соврал насчет магазина, обозначенные десять минут почти прошли, и у него осталось совсем мало времени, чтоб обернуться котом, мысленно отметив, что все же привлек внимание парочки случайных и крайне любопытных прохожих, и еще более стремительно перелететь через дорогу и юркнуть в раздвижные двери магазина вслед за удивленными посетителями.

Уже на входе обратиться снова человеком, отряхнуться и поморщиться, избегая чужих взглядов, перевести взгляд на стоящего около стойки с журналами офицера — в голове сразу появляется глупая мысль, что журнал, в отличие от ноутбука ему нужно открывать и листать ручками, но это было то внутреннее ехидство, которое он не выскажет вслух, даже будучи не в ладах с воспитанием.
Картинку того, как Иденмарк считывает данные из ноутбука а затем вежливо прощается на выходе из кабинета как ни в чем не бывало, хочется смахнуть с глаз как пелену, и Теодор, запоздало закатывает глаза на свои же мысли о том, как до этого наивно рассчитывал, что пароль может служить хоть небольшой преградой от взлома.

Как Теодор уже успевает убедиться, Хьюго, так же как и он сам, вообще не силен в пустых разговорах ни о чем, и это радует — можно сразу перейти к делу.
— Надеюсь, уютный не настолько, что хочется туда вернуться? — заинтересованно поднимает одну бровь, и выслушивая занимательное рассуждение Иденмарка про неисправности с камерами поначалу даже зависает на пару секунд, а потом понимает, что ему очень технично и ненавязчиво в который раз помогли, хотя он об этом даже не просил, и лицо его на мгновение светлеет от привычной хмурости:
— Да-а, ты прав, есть у камер такой косяк, наши прогеры даже что-то шаманили с прошивкой, но бестолку. Пару месяцев уж как забили, да и чего париться — у нас давненько в кабинетах не случалось чего-то выходящего за рамки обыденного при опросах свидетелей, — немного помедлив, добавляет с облегчением, что за этот шаг, пусть и полностью осознанный, ему не придется нести никакой ответственности, — И, надеюсь, еще долго не случится.
Не только в пустых разговорах оказывается не силен Хьюго — кривоватая улыбка не остается незамеченной, и Теодор выдает странное подобие улыбки в ответ, мол посмотри — я умею делать это так же плохо как и ты.

Но я тоже делаю это искренне, спасибо.

Зашедшая в этот момент в супермаркет сгорбленная бабусечка закашливается и едва не роняет свою тряпичную котомку, и неодобрительно кивая головой в сторону офицера и следователя, бормочет что-то про бесноватых и что Святой Архей обязательно всем воздаст.

“Да он походу уже воздает, иначе че б мы тут стояли.” — фыркает Теодор, провожая семенящую в сторону прилавков старушку и переводя взгляд обратно на Хьюго. Услышанное от него проливало куда больший свет на происходящее:
— Экзотек? — тут Теодору еле сдержался, чтобы еще раз не отметить, насколько же удачно Хьюго оказался в баре именно в такой момент, — Имплантировали диким животным и…хтонам? Тогда это и правда объясняет странное поведение тех троих, но они ж вроде люди? — в голове снова мелькают воспоминания тех образов, которые Теодор успел увидеть в момент ментального допроса, и брови его ползут вверх, — Хотя насчет последнего я уже очень сильно сомневаюсь. И я так понимаю, тебе было бы славно поглядеть вживую на находку нашего судмеда, — следователь начинает говорить, и пока договаривает последнее предложение, уже понимает, что в супермаркете они прохлаждаются непозволительно долго. Чертыхаясь, вытаскивает смартфон и хмурясь, набирает последнего ему звонившего, — Если только почившего владельца уже не забрали какие-нибудь особые люди из особой… — на том конце линии, видимо, берут трубку, потому-что Теодор даже не меняет интонаций, обращаясь уже не к Хьюго:
— Рузвельт, я по поводу сегодняшнего вскрытия, — Теодор отходит подальше в угол, стараясь говорить как можно тише, — Скажи, за телом и тем, что ты из него вытащил, кто-то обещал приехать? — слушает ответ человека на том конце линии и напрягается, — Понял. Я сейчас приду, откроешь служебный вход.

Убирая смартфон в карман, тяжело и шумно вздыхает и изрекает неприятную новость, рассчитывая, что офицер может быть человеком привыкшим к неприятным новостям, и способным среагировать быстро — что уже подтверждалось не раз:
— Минут через двадцать за уликой и телом приедут из Вистерского Особого Отдела Коалиции, поэтому мы идем в морг, и идем очень быстро, — выхватывает из рук Иденмарка журнал, уже отслуживший свое в качестве прикрытия, и водружая его обратно на стойку, кивает в сторону дверей, — Тут минут десять ходьбы, если прям поспешить.

— Вистер отличный город, здесь все под рукой, — на улице Тео разводит руками, как будто стараясь охватить все пространство вокруг, — В шаговой доступности можно подлечиться, выпить, закусить и загреметь за разбой. А нам направо.

Здание морга находится по одной стороне с супермаркетом и соседствует с районной Вистерской больницей, отделенной от морга высоким серым забором. Сам морг представляет собой одноэтажное здание из кирпича песочного цвета, которое вот уже почти пятьдесят лет старательно обходили стороной любые фасадные работы, а вокруг все поросло сорняками — ни намека на благоустройство, даже около полицейского участка и то было приличнее.
Теодор показывает на служебный вход, расположенный с торца здания — так можно миновать зону ресепшен, которая здесь тоже имелась, чтобы не встречать лишние вопросы.
Стучит несколько раз в черную железную дверь, ступив на невысокое крылечко из пары ступенек, и почти сразу дверь им открывает высокий худощавый и почти лысый мужчина лет сорока с явными признаками нервозности на лице, и можно сделать вывод, что это тот самый Рузвельт, с которым Теодор и говорил по телефону.

Как только дверь за ними захлопывается, становится пусто и тихо — потихоньку оживающий мир субботнего утра остается словно по ту сторону, а Хьюго и Теодор оказываются на стороне смерти. И здесь, конечно же, нет привычной ее романтизации или наоборот, внушающего ужас загробного мрака, как в книжках и фильмах, только сугубо деловой медицинский подход, который отражается в равнодушном облике помещения внутри — небольшой пустой коридор ведущий в сторону зоны ресепшен, где родственникам умерших выдают справки о смерти и вещи покойного, с правой  стороны три кабинета с одинаковыми серыми дверями — архив, кабинет аутопсии и комната с холодильными камерами, а чуть сбоку и левее — крематорий. 

— Теодор, ты же знаешь, с посторонними… — Рузвельт разводит руками и делает попытку преградить проход в коридор, но получается у него настолько неуверенно, что следователь аккуратно двигает его локтем и смотря прямо в глаза, произносит настолько вкрадчиво, что получается отдаленно похоже на кошачье мурлыканье:
— Я понимаю, и всю ответственность беру на себя. Этот человек со мной. Нам нужен изъятый из тела чип ну и само тело — мы очень быстро посмотрим и уйдем. Ссылайся на… — Теодор запинается, понимая, что любыми своими действиями все равно подводит себя под суд, и думает о том, что очень удачно охранник сюда приходит только в ночную смену, а днем все ограничивается тревожной кнопкой,— На нападение. И на меня.
Судмедэксперт, который кажется суетливым и нервным даже когда просто стоит на месте, разворачивается в сторону архива и отрезает, словно читая его мысли:
— Тут речь будет не просто о твоем увольнении, Стефанос.

В архиве неуютно и пусто, и даже несмотря на многочисленные однотипные стеллажи с черными папками, хранящими дела умерших, когда Рузвельт щелкает замком небольшого стоящего на полу сейфа и кладет небольшой целлофановый зип-лок пакетик с содержимым на стол — сначала кажется оглушительно громким звук закрывающейся дверцы сейфа, а потом и голос судмедэксперта эхом отдается в помещении:
— Я так понимаю, вы не просто посмотрите, да? — в его голосе уже слышатся обреченные нотки, и Теодор, почесав ухо, не находится с ответом, и переводит взгляд на Иденмарка, то ли уточняя, то ли констатируя этот момент:
— У нас нет времени рассматривать это сейчас, максимум успеем еще глянуть на тело, пока за ним не приехали, — двигает пакетик с “Нави” к Иденмарку, — Забирай.

Рузвельт кивает еще более обреченно, и выпуская офицера и следователя из архива, машет рукой в сторону кабинета аутопсии, мол, следующая дверь по коридору, и туда же пропускает незваных гостей первыми.

В помещении ожидаемо дискомфортно — поддерживаемая температура около пяти градусов и холодный, почти голубоватый свет ламп не добавляют уюта, как и положено моргу, а тело молодчика, как и следовало ожидать, не единственное ожидающее своей посмертной участи, поэтому судмедэксперт подходит к нужной кушетке, давая понять, где искомый объект. У стены рядом с кушеткой уже можно заметить заранее подготовленный переносной герметичный морозильный контейнер облегченного вида специально для транспортировки трупа.
— Смотрите, только… — Рузвельт снимает простыню с тела, уже успевшего принять благородный синюшный оттенок и обзавестись мышечным столбняком, и хочет было добавить “только не трогайте”, но только сверлит непонимающим взглядом Иденмарка, из-за которого, собственно, он и ведет себя столь покладисто и молчаливо, испытывая закономерные в такой ситуации опасения, и пожимая плечами, так и не находясь с продолжением комментария, выходит, аккуратно прикрывая за собой железную дверь.
В комнате осмотра и аутопсии, как она правильно называется — прохладно и стерильно, и Теодор подкатывает к кушетке с телом тележку с лежащими на ней инструментами для осмотра — все, что пожелает душа офицера, от щипцов до ножей и пил, но подкатывает больше автоматически, потому-что не уверен, что Иденмарку это вообще понадобится. Просто очередной автоматизм — погреметь чем-нибудь железным, чтобы собраться с мыслями.

— У нас от силы еще минут пять, — изрекает Теодор, и ведет рукой вдоль мертвого тела, чтоб попытаться запечатлеть те остатки ауры, которые еще не исчезли, — Если бы я владел некромантией, я бы мог попытаться его поднять и порасспрашивать, но увы, а Рузвельт слишком ссыкло, чтоб нам помогать.

В какой-то — вполне ожидаемый момент, за дверью раздаются быстрые шаги и дверь снова распахивается.
— Теодор, фургон Коалиции у входа, они сейчас зайдут за телом!.. — Рузвельт залетает в кабинет и замирает в напряжении, готовый начать паниковать прямо сейчас, что было заметно по беспокойству слегка дрожащих рук, сжимающих воротник распахнутого медицинского халата и нервному взгляду, ищущему решение в лицах двух незваных гостей, — Вам нужно убираться прямо сейчас!

Он набрасывает простыню обратно на тело молодчика и поражаясь своей же смелости, выталкивает Теодора из кабинета обратно к служебному входу, но не решаясь так же наглеть относительно Хьюго и надеясь, что тот последует примеру следователя самостоятельно и не будет создавать судмедэксперту лишних проблем, но голоса этих проблем уже раздаются на входе — двое крепких мужчин, одетых в знакомую форму для служащих Коалиции, моментально обращают внимание и на судмедэксперта, начавшего паниковать еще больше, и на Хьюго с Теодором, которые не успевают скрыться.

Объяснения не потребовал никто из вошедших, да и какие могут быть разговоры, если можно сразу же, выхватывая оружие, ломануться перехватывать вот тех типов — с цветастыми волосами и второго, в кожаной куртке?
Ощущение, когда на тебя наводят револьвер не самое приятное, и Теодор реагирует мгновенно, концентрируя в руке поток атакующей энергии, направляя ее в сторону одного из вошедших. Ровно столько, чтобы обезвредить, заставив, подобно мешку с картошкой, свалиться на пол, дезориентируя, но сильно не покалечить — видит Архей, в этот день должно воздаться всем без исключения.

Теодор замечает, как Рузвельт вжимается в стену, с ужасом наблюдая за происходящим, и взгляд следователя быстро скользит с испуганного до полусмерти эксперта на стойку ресепшен, куда старается спрятаться как раз в этот момент подошедшая женщина, видимо работающая здесь.

“Тревожная кнопка!” — проносится в голове, и Теодор, благоразумно оставляя второго из Коалиции на Хьюго, несется к стойке, чтоб обогнуть ее и вовремя перехватить дрожащую женскую руку:
— Вызовешь через пару минут, — говорит твердо и решительно, но понимает, что стоит ему отпустить, его слова уйдут в молоко, поэтому поднимает женщину за локоть и быстро отводит чуть в сторону. Просвечивая теомагией пространство снаружи, и убеждаясь, что в стоящей у входа машине, как и предполагалось, остался только водитель, который, впрочем, может что-то услышать или заподозрить и прийти проверить, и кричит Иденмарку:
— В машине еще один, нам надо валить, слышишь?!

И валить побыстрее — очень уж хотелось закончить этот день не за решеткой. И если у следователя всегда есть фора в виде кошачьего облика, с коим он хотя бы на время затеряется в Вистерских лесах, то спрятать в лесу Иденмарка будет проблематично.

кубики
Атакующая магия — хорошо
Теомагия — хорошо

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-05-02 18:38:36)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Теодор хоть за свои сорок с лишним лет, проведенных в человеческом облике и старался всячески открещиваться от необходимости разбираться в технике, электронике и иже с ними, совсем откреститься не получилось, поэтому даже с его не сильно обширными познаниями было понятно, что для того, чтобы выудить из чипа имеющуюся информацию, необходимо какое-то оборудование, и по словам Иденмарка еще там, в супермаркете, можно было смело предположить, что он-то даже если таким оборудованием и не располагает, то хотя бы знает, какое именно требуется, а там уж можно будет сообразить, где его достать.

Главное сейчас — быстро уйти незамеченными для водителя, а это значит..
— Либо обратно через служебный, а там тратить время на пешие прогулки, либо… — Тео бросает взгляд на двух служащих, которые все еще больше нокаутированы, нежели работоспособны, затем в глаза испуганной женщине и следом — на небольшое подсобное помещение сбоку от стойки администрации.
— Извините!.. — и ему правда очень неловко выглядеть в чьих-то глазах отнюдь не тем, кто должен защищать, но он распахивает дверь подсобки, бегло осматривает — подсобка оказывается совсем небольшой, и располагает холодильником с микроволновкой, небольшим столом и парой шкафчиков для одежды, но самое главное — здесь нет телефона, поэтому он аккуратно но быстро вталкивает женщину внутрь, коротко обозначив для нее необходимость посидеть здесь не высовываясь еще минут десять, и захлопывая дверь, обращается к Хьюго, предварительно отойдя на некоторое расстояние от двери, чтоб вышеупомянутая дама случайно не услышала — мало ли, вдруг ее самообладания хватает настолько, чтоб еще и прильнуть к двери и попытаться прислушаться к диалогу?

— Я открою переход, и если получится хорошо, то его даже не сразу отследят, и у нас будет немного времени, — Теодор умалчивает о том, что пространственная магия была чуть ли не последней, которую он осваивал будучи человеком, и она у него сбоит раз через раз, выбрасывая вместо нужной точки в абсолютно рандомных местах, но сейчас явно не тот момент, когда нужно нагнетать и без того напряженную обстановку, — Попробую открыть прямо в твой гостиничный номер — больше ничего в голову не приходит, а мою квартиру пойдут обыскивать в первую очередь.

“Ну и она находится гораздо дальше, у меня может просто не получиться открыть портал именно туда”, — об этом уже просто молчаливо хмурится, и чтобы не терять времени, выводит рукой в воздухе подобие окружности, а пространство на короткий момент наполняется полупрозрачными всполохами разноцветной магии. Опуская руку, Теодор осматривается по сторонам и замечает две камеры над потолком, но понимает, что сейчас вырубать их смысла уже нет — все что нужно, они уже записали, и озадачиваться этим вопросом нужно было еще загодя, как только они пришли, но кто ж знал, что все так обернется?

Портал, на другой стороне которого уже можно различить гостиничный номер, ничем не выделяющийся среди множества других таких же номеров, получается достаточным для того, чтобы через него, пусть и слегка пригнувшись, прошел даже Хьюго, и кивнув ему, Теодор пропускает его вперед, чтобы шагнуть следом, убедившись, что двое полубессознательных сотрудников Коалиции не видят, куда именно ведет этот портал, а Рузвельт вообще куда-то пропал — возможно, спрятался в архиве или кабинете для аутопсии, но главное, что портал он тоже заметить не должен был.
Ныряя в переход и уже оказываясь в номере, Теодор снова ведет ладонью, запечатывая его обратно.

— Не самая лучшая моя попытка, но если и отследят, то не сразу, я немного запутал следы.

Да и день не самый удачный — ближе к вечеру следователь рискует держаться на ногах исключительно с помощью целительной магии.

После своих же сказанных слов в голове что-то щелкает, и он достает телефон, который пока что подозрительно молчит, но это-то и напрягает больше всего — начальник уже должен был обнаружить его отсутствие на рабочем месте, но в списке вызовов ни одного пропущенного и ни одного гневного сообщения.

Вместо метафорических, скребущихся на душе кошек можно было поскрестись у себя в душе самостоятельно — что, собственно, Теодор и сделал — очень удобно быть реагирующим на каждую подозрительную мелочь котом, параллельно уточняя у Иденмарка:
— Я не то чтобы не разбираюсь, но гипотетически, мой телефон ведь могут отследить? — и тут он не врет, потому-что он и правда, не то чтобы не разбирался, просто необходимости скрываться от полиции у него до сих пор никогда не было, а в телефоне были установлены некоторые служебные программы, фиксирующие его геопозицию — не в фоновом режиме, а исключительно при их запуске, но хтон их знает, как они эти данные считывают, — И если да, то самое время что-то с этим сделать, пока ты не приступил к изучению содержимого чипа. Я могу, конечно, выкинуть телефон или вывести его из строя магически, но мне бы он еще, наверное, пригодился в рабочем состоянии.

При упоминании чипа абсолютно не к месту вспоминает, как там, в архиве Иденмарк подозрительно странно шуршал пакетиком с этим чипом, и в своей догадке о том, к чему был этот странный жест, округляет глаза и начинает было:
— А ты там с этим пакетом на какую реакцию…? — понимает, что сейчас вообще не до этого, хотя подобное вообще не укладывается в сложенный им же самим образ вполне серьезного офицера, — Впрочем, ладно, давай побыстрее разберемся с содержимым чипа, потому-что скоро нам придется уходить и отсюда. Рузвельт по-любому уже связался с Отделом.

Теодор вспоминает девушку на первом этаже гостиницы, и как-то совсем тоскливо думает о том, что ему не хочется доставлять ей сегодня еще больше проблем — ему хватило и вышеупомянутого Рузвельта, которого он своим желанием докопаться до правды очень сильно подставил.

Пространственная магия — хорошо

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Слово “триангуляция” оказывается ему знакомым, но почему-то не в рамках геопозиционирования, поэтому он просто смотрит на свой телефон, как на электронного предателя, а затем на офицера, который сначала достает из шкафа рюкзак, а затем переводит на него ответный взгляд. И взгляд этот Теодору почему-то не особо нравится — в голову Иденмарку он лезть точно не собирается, поэтому остается только предполагать, какие решения собеседник принимает в этот момент, и учитываются ли в этих решениях какие-то едва оформленные договоренности о их совместном и все более незаконном расследовании.
На возвращенный и временно бесполезный телефон с заглушкой реагирует философски — пожимает плечами, мол, звонить-то сейчас особо некому, а точнее — звонить никому и нельзя, а вот слова Иденмарка, указывающие на то, что данные из чипа вынимать он все же будет, пусть и не сейчас и не здесь — обнадеживают. Поэтому терпеливо ждет, когда офицер что-то найдет на коммуникаторе непонятно чьего производства — конкретно таких не видел.

Показанная Иденмарком гостиница оказывается Теодору знакома, о чем он и сообщает, но не особо воодушевленно:
— Знаю, бывал там по.. кхм...работе несколько раз. Это и правда совсем рядом — Вистер все еще остается тесным городом, хотя казалось бы, сам по себе не мал, — и добавляет с едкой ухмылкой, не сдержавшись, — Вкусы у тебя, конечно, специфические, офицер. Но, к слову, я-то может и затеряюсь среди местных сторчавшихся панков, они тоже частенько все раскрашенные ходят. Вспомнят меня очень вряд ли — они ж там в основном все угашенные, а та же администрация меняется часто. Долго никто не держится с такими-то постояльцами. А вот ты можешь быть фигурой заметной. Но…

Оглядывая номер, он перебирает в голове все завершенные и незавершенные дела, которые были связаны с этой гостиницей, и выуживая из закромов памяти парочку подходящих, добавляет:
— Но оставаться здесь и правда нельзя. Я уверен, что меня либо уже ищут, либо в этот момент отдают приказ о моем розыске и дальнейшем задержании. Тебя если и будут искать, то уже за компанию со мной. В самих номерах, насколько помню, прослушек быть не должно — всего пару раз тут кого-то выслеживали, и в номерах было пусто на предмет подобной техники, а вот что касательно камер наблюдения — в коридорах и на первых этажах они, само собой, есть.

Теодору очень хочется знать, что он поступает правильно, и находить подтверждение этому не только в некоем внутреннем отклике, подобном звериному чутью, но и в реакциях мира окружающего, который пока что, наоборот, настроен не очень-то дружелюбно, всячески намекая на то, что следователь уже переступил ту черту, после которой закат его карьеры неизбежен, да так, что никакие махинации с камерами не помогут. А про то, что поможет — так и вовсе думать тошно.
Смотрит на Хьюго, а слух режет вот это “другим маршрутом”, и Теодор вообще жалеет, что ухватился за эту фразу, потому-что раскручивание ее приводит к неутешительной мысли о том, что офицер, собственно, получил что хотел — искомый чип, и ничто не мешает ему поменять свои планы и ненавязчиво скрыться от компании в лице следователя, который может слишком сильно выделяться на неприветливых улочках Вистера. То, что до этого помогал — ну так то было ради чипа, а сейчас..?

Впрочем, мысль эта не то чтобы сильно расстраивает — было бы странным и нелогичным формировать какие-то определенные ожидания от человека, которого знаешь полдня с хвостом, даже если этот кто-то — офицер Коалиции Рас. И дело было даже не в разумном недоверии к лицам незнакомым, а в специфичности ситуации, в которой они оба оказались — ведь если офицер, так же как и он, с легкостью — по крайней мере, внешней, смог переступить закон, то было бы странно надеяться, что дальше он будет действовать, на этот закон опираясь.

Прочитанное ночью досье оказывается конкретно в этом случае не особо показательным, а забраться в чужой разум и окопаться там все еще не представляется возможным и этичным. А в слепой вере в бескорыстную человеческую доброту Теодор, пока что, замечен не был.

— Не засветившись, говоришь? Без проблем. Тогда я обойду квартал с правой стороны и буду ждать тебя там, — последние слова произносит почти что мурлыча, и перекидывается в того кота, которого Хьюго уже успел увидеть в первый вечер. Но даже так Теодор все еще узнаваем — огромный кот специфической окраски за годы службы успел примелькаться много кому, и высока вероятность, что это относится не только к сотрудникам правоохранительных органов, но и к тем, кто является частыми завсегдатаями гостиницы, в которую им предстоит направиться.
Поэтому в следующие же секунды форма кота тоже начинает изменяться — от лососево-голубого окраса до обычного светло-полосатого, а от метра двадцати вместе с хвостом до стандартных кошачьих размеров. [float=right][/float]
Теодор машет хвостом, привыкая к новым габаритам, и запрыгивая на подоконник, размышляет, насколько сильно шокирует офицера тем, что даже в кошачьем обличии может изъясняться с помощью человеческой речи, но выбор делает все-таки в пользу просто внимательного кошачьего взгляда и многозначительного “мя-яу”, а затем — выглядывает за окно, чтоб оценить обстановку.

Второй этаж, отливы снаружи окна само собой покатые и лапы будут скользить, но внизу — небольшая прямоугольная крыша над крылечком служебного входа — как раз с внутренней стороны здания во дворы, примерно полметра на полтора размером, а значит лапы можно не отбивать, сигая сразу на первый этаж, а спрыгнуть сначала на крышу, а затем уже на землю, что кот-Теодор и проделывает — вполне себе как обычный кот, и не заподозришь в нем человека. Мотает мордой, осматривается, ненавязчиво поднимает взгляд на второй этаж где все еще остается офицер, и еще раз махнув хвостом, разворачивается и очень быстро направляется в сторону вышеупомянутой гостиницы, почти сразу скрываясь среди деревьев и виднеющегося за ним гаражного комплекса, по пути продолжая думать о вещах, совсем не свойственных коту. Например, как не хотелось бы пачкать лапы о немытые вонючие полы того клоповника, или о том, сможет ли он когда-нибудь вернуться в свою квартиру, или придется еще очень много времени провести в облике кота, прячась где-нибудь на отшибе города.

Отдалившись от гостиницы меньше чем за минуту, он уже не может видеть, как спускается Иденмарк — и будет ли он вообще спускаться через окно, и тем более не может видеть, как в гостиничный номер врывается оперативная группа в составе трех человек, не маги, обычные хорошо вооруженные хуманы — и сперва может подуматься, что пришли они по душу Теодора — троих предположительно должно было хватить для задержания одного магического кота, начав искать в местах, где он предположительно мог быть, и судя по тому, что они пришли в гостиницу, на квартире они уже побывали. И это вполне объясняло то, почему подполковник за все это, пусть и недолгое время не успел потерять своего подчиненного и ни разу ему не позвонил.

Либо Рестер и правда не зря занимает свою должность, и ему не составило труда почти сразу же обнаружить связь между пропажей Теодора из участка и, например, интересными данными на ноутбуке, либо Рузвельт таки связался с подполковником еще раньше, до визита в морг, проигнорировав Теодорову просьбу попридержать результаты вскрытия от начальства. В любом случае, с Иденмарком тоже не церемонятся, и вот тут как раз звучит стандартное “Лицом вниз! Руки за голову!”, и из этого напрашивается вывод, что уже есть подозрения относительно его причастности к происходящему, по крайней мере — с уверенностью предполагать можно. А после того, как внимательно посмотрят записи с камер в морге, сомнений не останется никаких.

Протомагия (стать котом чуть более обыкновенным) — хорошо

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-05-22 11:18:44)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Теодор же тем временем минует гаражи, несколько жилых дворов, и оказывается перед тем зданием, которое офицер показывал ему на фотографии — на первом этаже холл, стол для регистрации и служебные помещения, а на втором — штук десять убитых клетушек для временного ночлега тех, кто в жизни потерял все что имел, либо ничего не имел и терял уже самого себя. Чем ближе к гостинице — как же сложно ее было называть таковой после “Аквамарина”, тем более неухоженной оказывается территория поблизости. Заросшие сорняком тропинки, выбоины в асфальте, где выбоин больше чем асфальта, покосившиеся ржавые качели на детской площадке около жилого дома напротив, и даже скамейка, на которую Теодор планирует сначала запрыгнуть, оказывается сплошь из гнилых деревянных досок, залитых какой-то мутной жижей, по которым расползаются неопознанного вида жучки.

Подцеплять на хвост жучков вообще не хочется, поэтому вариант подождать на скамейке отпадает, и Теодор запрыгивает на стоящее около открытого окна гостиницы дерево, взбирается на самую прочную ветку и заглядывает внутрь — благо, первый этаж расположен низко, и абсолютно обыкновенному коту хорошо видно, что там происходит внутри. Ресепшеном это назвать язык не поворачивается, обычный стол в углу, да пара стеллажей и ключница — да и как тут говорить, когда ты обычный кот? Поэтому Теодор издает очередное “мяу”, что можно расценить как “все тот же засраный бомжатник”, и усаживается поудобнее, как это делают обычные коты — в форму буханочки, подобрав под себя лапки, чтоб наблюдать за тем, чем занят администратор.

В этот раз им оказывается пропитого вида тощий небритый мужик среднего возраста в застиранной черной футболке с логотипом какой-то метал-группы — как будто бы больше похожий на постояльца, нежели кого-то из сотрудников, и можно было бы подумать, что его просто попросили кого-то подменить. Хмурый и недовольный настолько, что даже Теодор по сравнению с ним смотрится прилично, он за несколько минут успевает отпить что-то из заныканной под столом бутылки, обматерить игрушку на смартфоне и буркнуть что-то невнятное спустившейся по какому-то вопросу на первый этаж девушке, вида, впрочем, чуть более приличного, но зато с разноцветными волосами — как Теодор и предсказывал.

Оставаться в облике кота и наблюдать за каким-то алкоголиком — занятие не из веселых, но Теодору по долгу службы не привыкать заниматься невеселыми делами, да и офицера нужно дождаться — параллельно отгоняя от себя назойливую мысль о том, что офицер по каким-то причинам может не появиться.
Но он подождет — столько, сколько нужно, тем более что на дереве он провел еще не больше пяти минут. Само дерево невысокое и листвы на нем мало, так что увидеть кота при подходе к зданию не составит проблем. А там он уже может прошмыгнуть  вместе с Хьюго ко входу и обернуться снова человеком непосредственно в тамбуре на первом этаже — никто ничего не увидит.

В конце концов, когда ты — обычный уличный кот самого обыкновенного полосатого окраса, разве что подранного уха не хватает для полноты образа, то тебе и торопиться-то некуда. Отдыхай себе в тени дерева да води ухом сквозь мнимую дрему, периодически приоткрывая один глаз чтобы никого нужного не пропустить.

Пока же Теодор использует свободные пару минут чтобы предаться праздному кошачьему отдыху, что, впрочем, передышкой назвать сложно, и на какие-то полминуты даже успевает провалиться в настоящий сон, где ему снится, что Иденмарк — тоже кот, только черный и почему-то в броне, и начальник его — котяра, толстый, старый и полосатый, и даже Рузвельт — который, почему-то, сфинкс, своими лысыми кожистыми лапами пытающийся набрать на смартфоне телефон вышеупомянутого начальника.

Но когда Хьюго показывается около гостиницы, Тео моментально оживляется — пришел таки, что не может не радовать, и не тратя времени, он спрыгивает с дерева, для приличия мяукает, и ведя хвостом в сторону железной двери того клоповника, по ошибке значащегося гостиницей, показывает, мол, заходим быстро, разве что офицеру придется открыть дверь, чтобы пропустить кота — первым, само собой.
Когда они заходят, то естественно, уже не могут видеть, что трое сотрудников опергруппы, которые пытались задержать Хьюго и потерпели неудачу, пришли в себя не сразу, будучи не готовыми к псионическому удару ввиду своей недостаточной информированности о подобных способностях у офицера, что было вполне закономерно — доступу просто неоткуда взяться. Но хоть у офицера и получается быстро уйти незамеченным — благо, во дворах с внутренней стороны гостиницы понастроено различных гаражей, трансформаторных будок и густо посаженных цветущих деревьев, среди которых очень легко затеряться, это вовсе не означает, что его перестанут искать. Как, собственно, и следователя Стефаноса.

Который, проскользнув в открытую дверь, ведущую в небольшой тамбур, не доходя до двери второй, возвращает себе человеческий облик. Несколько секунд, чтобы привыкнуть смотреть на мир с высоты человеческого роста, и берясь за ручку второй двери уже самостоятельно, уточняет, совсем смутно подозревая, что что-то могло пойти не так, потому-что слишком много внешних факторов способствовало тому, чтобы что-то пошло не так:
— Без происшествий добрался?

И выслушав ответ, открывает дверь, чтобы встретиться взглядом с тем самым типом, выполняющим обязанности администратора. Несколько секунд они молча смотрят друг на друга, соревнуясь друг с другом в неприветливости выражения лица, и когда тип за столом проигрывает, отворачиваясь, Теодор подходит к столу, и наклоняясь, спокойно и вежливо произносит:
— Свободный номер, желательно подальше от остальных, и чтоб за стенами и напротив никого не было.
— Щас гляну, — протягивает небритый за столом, поправляет футболку и садится поудобнее, и как будто бы даже думает картинно отхлебнуть пива из бутылки прямо при посетителях, но смотрит на Хьюго и передумав, оборачивается в сторону стеллажа с ключами, чтобы оценить, какой номер больше подойдет. Конечно, ни о каких списках гостей, реестре и оформлении документов и речи быть не может, поэтому Теодору вручается ключ с пластмассовой биркой, на которой маркером выведена цифра пять:
— Наверх и налево до конца, номер подписан.

А Иденмарку достается еще один подозрительный взгляд, замечая который, следователь проводит рукой перед носом небритого админа, чтобы слегка затуманить разум — можно было, конечно, постараться, и внушить ему, что он отдал ключ не двум гостям, а одному, да и тот выглядел совсем по-другому, но стараться особо некогда, поэтому Теодор и Хьюго временно будут вспоминаться администратору всего лишь с другими внешними данными, и если кто-то из участка заявится сюда искать их, и не будет сильно дотошен в обыске, то названных примет должно быть достаточно, чтобы не заподозрить, что это разыскиваемые.

Крутанув колечко с биркой и ключом на пальце, Теодор кивает в сторону лестницы, с которой уже давным давно слезла краска, от чего лестница больше напоминала подъездную, нежели гостиничную, собственно, как и все вокруг — стены и потолки тоже не то чтобы не видели ремонта, его тут наверное ни разу и не было со времен постройки.
— Пошли, пока никому не примелькались, — и торопясь, переступает через ступеньки, рассчитывая скрыться в тесной клетушке номер пять раньше, чем им на втором этаже попадутся какие-нибудь обдолбанные, но иногда, как назло, крайне внимательные упыри, которые редко и невпопад выдают очень дельные зацепки.

Пять клетушек вправо, и пять налево в узком коридоре, одинаковые коричневые двери, облезлый лак, стертые ручки, обшарпанные грязные серые стены, переполненная мусорка и разлитая бутылка странного содержимого у батареи под окном сразу напротив лестницы. Теодор отворачивается и хмурится, представляя, что в подобных конурах ему, скорее всего, еще не раз придется отсиживаться, по коридору в нужной стороне еще раз слева находит подходящую дверь, и уже пропуская Хьюго вперед и заходя следом, оборачивается на шум, но замечает только, как кто-то спешно прячется в один из дальних номеров и старается сделать это как можно тише.

— Кто-то все же заметил, — цедит он сквозь зубы, запирая комнату изнутри, как будто, если что, это может помочь — разве что от совсем угашенных наркоманов, и оглядывает маленькое помещение не больше восьми квадратов ожидаемо непрезентабельного и замызганного вида, как и все в этом здании. Шкаф с выломанной дверцей, кровать с железными прутьями и матрасом, рядом с которым даже стоять страшно, и тумбочка около нее.
Робкая надежда попробовать поспать минут десять, пока Иденмарк взламывает чип становится все более призрачной, поэтому Теодор прислоняется в стене и говорит хмуро и тихо:
— Сколько времени нужно, чтобы посмотреть содержимое чипа? Даже здесь, в этой помойке у нас его не так много, а потом все равно придется куда-то уходить. И что-то мне подсказывает, что придется искать машину и двигаться в сторону выезда за город — те чипированные товарищи, скорее всего, залетные. Раз они — скорее всего, результат эксперимента, то их держали в какой-то лаборатории или центре, но я не могу вспомнить, чтобы в Вистере было что-то подходящее под это, если только что-то небольшое подпольного типа, но это вряд ли тот случай. Ну и вообще — в Вистере надолго оставаться нельзя.

Ментальная магия — средне

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-06-01 10:44:13)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Вот это уточнение — “все целы” звучит как некий якорь, удерживающий самого Теодора на границе, переход через которую послужил бы рубиконом — точкой невозврата в более-менее привычное прошлое, призрачный шанс для которого еще оставался — если получится распутать дело, которое пусть и было официально закрыто. И пусть могло казаться, что рубикон этот уже пройден, Теодору хотелось думать, что это не так — до тех пор, пока в этом деле не появится первая чужая смерть, виновником которой станет именно сам следователь.

Сорок три года в человеческом облике — шутка ли? И этих сорока трех лет службы без длительных перерывов было достаточно, чтобы хотя бы один раз, но убить. А затем второй, третий…их, на самом деле, было не так много, и каждое такое дело расследовалось с особой тщательностью, а потом с такой же тщательностью оспаривалась вина Теодора за превышение пределов самообороны. Потому-что следователь Стефанос никогда эти пределы не превышал.

Да и много ли было подобных случаев в не самом крупном и не самом оживленном городке, в которых мог поучаствовать следователь — даже не оперативник, со специализацией в ментальной магии? Внутренний счетчик смертей застыл на отметке “меньше десяти”, даже при том, что каждая смерть, как бы это не звучало, была обоснована, и любой адекватный человек сказал бы, что тем — мертвым, лучше и вовсе бы не рождаться, но Теодору вспоминать об этом, да и жить с этим счетчиком до сих пор сложно.
Возможно, когда-нибудь, спустя еще полсотни лет он отрастит под шерстью непробиваемую броню, сквозь которую до него не сможет пробиться иррациональное чувство вины даже за поступки справедливые.

Теодору кажется, что если сейчас, в этом деле из-за него и от его руки погибнет кто-то из своих, счетчик сломается от перегрузки, засчитая одну смерть за сотню. Но пока что счетчик молчит.
— Хорошо, что целы, — привычно хмурясь, добавляет коротко, наблюдая за хитрыми манипуляциями офицера с проводами, — Еще раньше, говоришь? Либо тебя и правда тоже взяли в оборот, и не выпускали из поля зрения, а то, что я тебя отпустил после опроса — было лишь формальностью, либо Рузвельт, эта крыса лысая, поспособствовал. Или все сразу.

Теодор вздыхает и почесывает ухо, прекрасно понимая, что на Рузвельта, если разобраться, злиться сложно — он не хотел подставлять себя и правильно делал. Это, как минимум, выглядит благоразумно. А вот вставлять себе в затылок провода — неестественно и жутко, а Тео правда не привык наблюдать за столь своеобразным способом извлечения данных, — хуманы-прогеры у него в знакомых числятся, но вот так над душой он у них никогда не стоял в ожидании, так что хтон их знает, имеются ли у них какие-то подобные специальные разъемы или нет.
Офицер, и до этого проявлявший эмоций строго по минимуму — как будто использует демо-версию эмоционального спектра вместо хотя бы стандартной, сейчас и вовсе кажется ничем иным, как машиной, и наблюдать за подобным отсутствием проявления признаков живого человека кажется чем-то немного неловким, и следователь попеременно смотрит то на окно, то на дверь, прислушиваясь к возможным за ней звукам, но пока что если что и слышно, так это обыденный гомон за окном да шарканье ног в дальнем конце коридора.
Десять минут кажутся очень долгими — Теодору все думается о том, что у них времени оставаться на одном месте нет вообще, ведь вышеупомянутая группа задержания явно не ограничится одной попыткой, и искать их будут, скорее всего, также, как и тех двух молодчиков, наделавших шуму накануне вечером.

И стоит только Теодору снова взглянуть на Хьюго и почему-то подумать о том, что может случиться, если процесс взлома будет принудительно остановлен по причине каких-либо обстоятельств внешних — например, если в номер вломятся и задержат их прямо сейчас, как в этот же момент офицер резко поворачивается в сторону следователя и тот, вздрагивая от неожиданности и мерцающего взгляда, еще более пугающего, когда он становится обращен не в сторону а вот так на него, шипит, взмахивая рукой:
— До инфаркта довести хочешь? — но вопрос обращает больше в пустоту, потому-что Иденмарк “отмирает” не сразу, а лишь через несколько секунд, отключив от себя провода, и выдает неутешительную новость об отсутствии данных.

Теодор уже готовится протяжно и с наслаждением выругаться, успевая подумать, что путешествие в морг было бесполезным, и если б они его избежали, то ситуация сложилась бы несколько иначе, но..
— Две вышки? — он сужает глаза при виде карты, и уже задвигая подальше собственную брезгливость, усаживается рядом, кивая, мол, двигайся давай, и забираясь кровать с ногами, скрещивает их и цепким уверенным движение забирает у офицера телефон, чтоб взглянуть на карты поближе — поводить пальцем по экрану, и оценивающе усмехнуться, — Уже лучше, чем ничего. Прям из подозрительного, не считая жилых домов на окраине — заброшенный распределительный цех одной из обанкротившихся компаний по производству медоборудования, название не вспомню, они еще лет десять назад свернулись, а что там с цехом — хтон его знает, я не вникал чего он пустой стоит. Заброшенных производственных помещений полно около Вистера, одно время тут много что позакрывалось — кризис и все такое, поуезжали кто куда. Так, ну и рядом заправка, столовая какая-то, еще несколько мелких складов. Вроде все.

Он возвращает телефон Иденмарку и еще пару секунд прислушивается к шуму за дверью. Все еще тихо.
— Я могу попробовать еще раз переместить нас куда-то недалеко, но сомневаюсь, что получится, я в пространственной пока не очень, особенно если смутно помню место, куда надо перемещать, ну и сам портал могут отследить, а я не факт что скрою второй раз надолго. Так что, если и перемещу недалеко, там нам нужно будет искать транспорт, — он выразительно смотрит на Хьюго и усмехается аж второй раз за день, что можно считать личным рекордом, — Там пешком дохрена идти. Опыт угона машин есть?

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Цеха по производству медоборудования и правда кажутся самым подходящим вариантом под искомый объект, и как бы следователю не хотелось забежать вперед мыслями о том, что в цехах этих, помимо испытуемых, своя охрана и энное количество иных сотрудников, задействованных в разных областях, и со всеми этими людьми придется столкнуться — с охраной так без сомнений, но возникающие один за другим вопросы нужно было решать по порядку. Для начала — до искомого этого объекта добраться.
Ну а с машиной, значит, придется импровизировать. Угон автомобиля, пусть, и будет выглядеть на фоне всего остального далеко не самым серьезным нарушением, но Теодор с неохотой признает, что стоило только один раз преступить черту закона, как неправомерные действия разной степени тяжести наслаивались друг на друга как снежный ком, и казалось бы, что остановить это все уже не представляется возможным. А также было очень сложно отделаться от мысли, что нарушений этих в какой-то момент станет так много, что даже когда — а следователь упорно думал о происходящем именно в таком ключе, безо всякого пресловутого “если” и был чуть ли не сам себе противен своим напускным оптимизмом, — когда они докопают таки до неприглядной истины, то высокая вероятность того, что количество совершенных нарушений не покроет собой одно единственное раскрытое дело.

И в лучшем случае, работать Теодору заправщиком где-нибудь на окраинах Вистера, если, конечно, дело ограничится просто снятием с должности, и ему разрешат вообще оставаться в городе, а не сошлют куда-то подальше, чтоб на глаза со своими цветными патлами не попадался.
Ну и конечно, это все будет актуально с условием, что Теодор вообще останется в живых, равно как и случайно оказавшийся в таких же несчастливчиках рядом с ним офицер.

— А впечатление производишь такое, как будто бы более серьезную технику умеешь взламывать, — Теодор пожимает плечами и добавляет, — Но я в этом, как уже можно было понять, не особо силен, так что на меня впечатление в подобной области произвести несложно. Ладно, тогда с машиной, если понадобится, я попробую сам разобраться уже ближе выезду, потому-что на одной пространственной магии далеко не уедешь, я не всегда могу скрыть следы перемещений.

Прослеживая взглядом за полетом дрона к двери, следователь порывается было уточнить, не засек ли он чего подозрительного, потому-что их обнаружение здесь будет нисколько не удивительным и даже закономерным, так как клоповник, по ошибке названный гостиницей располагается как раз в том районе, который будут первым прочесывать на предмет разыскиваемых следователя и офицера, но замолкает в ответ на вполне понятный призыв к тишине.
— Пока тихо, да? — говорит с такой интонацией, по которой сложно однозначно понять, вопрос это или утверждение, — В Вистерской электросетевой есть знакомый, это тоже недалеко от выезда, чуть южнее, если по карте смотреть, но там не то чтоб прям хороший знакомый, скорее — благодарный за помощь в одном из закрытых дел зам директора по финансам.

Правда, было это дело лет пять назад, и Теодор в некоторых раздумьях достает смартфон, который сейчас не подает признаков жизни ввиду наличия у него глушилки, и быстро просматривая список контактов, даже находит нужный — все еще сохранился, и тот человек, наверное, вспомнит его. Единственное, только…
— … сегодня суббота. А значит вышеупомянутый зам не работает, как и все пятидневщики, но если бы мы с ним связались, то я думаю, он бы сделал для меня исключение. Карту потребления электричества посмотреть бы не смог, а вот оплачиваемые счета — запросто, и возможно, даже смог бы это сделать из дома — доступы к программам наверняка должны быть, точно не могу сказать. Вариант позвонить ему, как понимаю, отпадает, но я знаю, где он живет, — и убирая телефон обратно в карман, добавляет, — Хотя лучше б он был на работе, потому-что заявляться к нему домой выглядит так, как будто я подставлю очередного человека, который вообще не при чем.

На последних словах выражение лица его становится почти сердитым, и он внимательно смотрит на Хьюго, и выдает, наконец, то, что давно вертелось в голове и то, что надо было бы озвучить для прояснения ситуации, но что указывает на сердитость больше не на Иденмарка, а как будто бы на себя:
— Тебя я, вроде как, тоже в некотором роде подставил своей просьбой помочь в баре с теми товарищами, и даже если б на утро в участке ты отказался, за тобой, скорее всего, все равно бы пришли в гостиницу, — и это Теодор еще не озвучивает вслух возможные варианты развития событий, одно интереснее другого, в каждом из которых у них не получается разобраться в происходящем. Не озвучивает, потому-что прекрасно понимает, что Иденмарк все это в своей голове уже самостоятельно прокрутил во всех подробностях.

Произносит не ожидая какого-либо ответа, скорее просто чтобы обозначить свое отношение к ситуации и признать сам факт наличия некой собственной вины за происходящее, пусть он и не мог угадать, как все сложится. Поэтому выдержав небольшую паузу, вздыхает и снова пожимает плечами, мол, ничего не остается, откатить события назад уже нельзя, так что двигаем дальше. О чем, собственно, и говорит после.
— Если мы идем к заму по финансам, то он живет не в этом районе. Предлагаю отсюда тогда снова через портал, а там пешочком, потому-что из этого района нам точно нужно свалить подальше. Ну это при условии, что у меня получится второй раз открыть.

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-06-18 02:30:58)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Теодор принимает пакетик с чипом из рук Хьюго и автоматически прячет в карман джинс, отмечая про себя, что чип больше не представляет ценности, но не считает нужным развивать вслух эту тему, да и мысли его почти сразу же начинают крутиться вокруг следующих сказанных офицером слов.
— Значит, не зря я еще тогда подумал, что неспроста ты с теми товарищами оказался одновременно в Вистере, — Теодор хмурится, вспоминая обстоятельства, с которых все началось, — Хотя сама встреча в баре как будто бы и правда абсолютно случайной, и мне просто не повезло оказаться в том же месте. Хтон вас всех дери, это мой любимый бар! Мне больше негде было оказаться. Либо там, либо на работе.

Он все еще помнит о том, что не спал больше суток, — та минута полудремы на дереве не в счет, — и изначально, когда все закрутилось, он очень уж хотел и сам навесить на Иденмарка ворох подозрений и обвинений, — когда ты злой и уставший, а выходные летят в хтоново пекло, очень, знаете ли, хочется сделать кого-то крайним в этом вопросе.

Тео соскакивает с кровати и как-то рефлекторно отряхивается, оборачиваясь на то, что когда-то давно было приемлемым спальным местом, смотрит снова на офицера, фыркает и продолжает:
— Несмотря на слухи, которыми обросла ваша семейка, у меня хватает мозгов не обобщать и не причислять каждого Иденмарка к конченым ублюдкам, как ты выразился, да и вообще — это ваши разборки, мне, как стороннему и незаинтересованному лицу сложно составить какое-то полноценное мнение. Но предупреждение насчет сопутствующих жертв и того, что все может окончиться куда хуже — мне понятно. Версия с участием твоей семьи выглядит очень жизнеспособной, тогда хотя бы ясно, откуда у этого дела ноги растут.

На слова Хьюго о том, что у него еще есть возможность залечь на дно и переждать — цокает языком и хмыкает — выдает целый спектр эмоций, обычно несвойственных ему, оценивая как будто со стороны вероятность положительного развития событий в случае, если он так и сделает. И “положительное” видится ему крайне туманным, а сама необходимость отсиживаться и ждать неизвестно сколько времени кажется чем-то, с чем Теодору будет очень сложно смириться.
— Это, конечно, сложно, — с одной стороны, он понимает, что офицер предлагает ему прямо сейчас решить, ввязываться в это дело и дальше, по самые уши и хвост, или…сейчас ему очень хочется сказануть что-нибудь саркастичное, но вместо этого он качает головой и отвечает как есть, — Но я не вижу, честно говоря, варианта, в котором оставляю тебя разбираться со всем этим дерьмом самостоятельно, тем более что это все происходит в моем городе. Хрен знает, сколько времени потребуется тебе одному, и что случится со мной за это время — а поставить на паузу поиск меня самого Вистерской полицией точно не получится. Да и если уж честно, я не привык вот так на полпути переставать кому-то помогать.

Он на несколько секунд замолкает, словно в последний раз прикидывая возможность поставить точку в этой ситуации для себя самого, но еще раз убеждается, что более логичным видит именно свое участие в этом и расследование ситуации самостоятельно и до самого конца — если все закончится без потерь, то ему будет легче обелить свою репутацию, чем если он останется пережидать ее завершения в стороне.
— Я полагаю, на этом вопрос о моем дальнейшем участии в этом всем закрываем? — он задает очередной риторический вопрос, затем хрустит пальцами рук, слегка оттягивая момент использования пространственной магии, так как ощущает большую вероятность того, что может облажаться, но вычерчивая почти идеальный по форме овал с рваными от магических искр краями, издает довольный смешок, — Не зря, видимо, состою в Ордене Госпожи Фортуны. Мне обычно везет в тех делах, в которых я принимаю решения исключительно правильные.

Поэтому с таким же ощущением правильности принятого решения он по привычке пропускает Иденмарка вперед — сугубо чтоб проконтролировать, не схлопнется ли внезапно портал и не оставит офицера в грязной гостиничной комнатушке один на один с неприятной перспективой быть обнаруженным, — а вопрос обыска конкретно того клоповника неизбежен и является лишь вопросом времени, — чтобы поскорее выйти следом на узкий тротуар в частном секторе в другом районе, дорога до которого на машине или общественном транспорте заняла бы около часа.

Вышеупомянутого заместителя директора по финансам зовут Аделия Фареман — о чем Теодор не упомянул до этого, выражаясь о человеке несколько обезличено, мало ли кто такой этот зам — да и сам поход к человеку тогда был еще под вопросом, и проживает она почти что в конце улицы, на которой оказываются офицер и следователь, но сейчас они находятся не слишком далеко от места назначения, пройти нужно от силы минут десять, — Теодор не решился выйти сразу же около чужого дома, чтобы хоть как-то уменьшить риск их скорого обнаружения, в случае если его пространственную магию отследят. Улица представляла собой частный сектор — и судя по очевидной новизне домов и качеству отделки, проживал здесь народ вполне состоятельный.
Сам же район находится на восточной стороне Вистера, и будучи, как часто бывает с частными секторами, располагается недалеко от границы города — за почти что ровными рядами построек и улицами, выстроенными по квадрату, виднеется лесной массив.

— В случае чего даже есть куда уходить, — Теодор задумчиво кивает в сторону возвышающихся за домами — по большей части одноэтажными, верхушек сосен и елей, и учитывая отсутствие каких-то иных строений помимо неплотной застройки частных домов, это, возможно, и правда будет неплохим вариантом, как бы сильно не хотелось не думать насчет вот этого “в случае чего”.

Дом Аделии выглядит образцом идеальной жизни — почти как с рекламных буклетов  застройщиков, как и почти все дома на этих улицах — ровный светлый кирпич, свежая краска, небольшая веранда сбоку дома, посаженные деревья и цветы, и белый забор метра полтора высотой, выполняющий скорее декоративно-предупредительную, нежели охранную функцию, — а вот охранную выполняют скорее датчики движения и магсканы, готовые в любой момент активировать установленный защитный комплекс.

Невысокая — чуть ниже Теодора женщина с прямыми светлыми волосами и серьезным взглядом серых глаз выходит к калитке почти сразу, после того, как Теодор звонит в домофон, предварительно, видимо, посмотрев в камеру и узнав лицо следователя. По крайней мере, калитку открывает спокойно, и на Теодорово “Добрый день, мы извиняемся за столь внезапный визит, да еще и в выходной день, надеюсь не слишком побеспокоили?” выдает ответное и вполне дружелюбное “Доброго дня, следователь Стефанос и…?”, и Теодор радуется, что мисс Фареман все так же как и пять лет назад не изменяет своим привычкам проводить выходные в собственном саду, и что она его все таки помнит.

Стефанос немного мешкается, думая, как лучше представить Иденмарка — в более уместном случае можно было бы даже пошутить про личную охрану, но это однозначно не тот случай — да и зам директора не любит шутки, поэтому заминает этот момент, стараясь перейти сразу к сути:
— Это мой напарник. Мы расследуем одно дело, и нам нужна Ваша помощь, мисс Фареман, потому-что дело очень срочное.

Теодор старается максимально кратко обрисовать ситуацию, не выдавая стратегических подробностей — буквально в двух предложениях, потому-что понимает, что заявляться с расспросами в чужой дом не совсем правильно и зам по финансам имеет право развернуть их прямо на входе, и когда завершает короткий монолог — подробности можно озвучить уже в доме, женщина переводит взгляд с одного мужчины на другого, а выражение ее лица — и без того строгое, становится напряженным, и она хмурит идеально очерченные углы бровей, выдерживая несколько секунд молчания.

— А что, собственно, происходит? Мы с директором уже отвечали на все вопросы, к чему этот личный визит? — когда она наконец говорит, голос ее становится растерянным и настороженным — и Теодор помнит ее характер, и прекрасно понимает, что ей не нравится чувствовать себя в подобной ситуации, как будто она сомневается, нужно ли вообще сообщать следователю и незнакомому мужчине рядом с ним о содержании упомянутых разговоров, и Теодор, видя эту заминку, думает о том, что “незнакомый мужчина рядом” скорее всего может вызывать определенную долю этих опасений.

Теодор слегка удивленно наклоняет голову — вот значит как, кто-то уже беседовал с мисс Фареман и директором, вот только когда?
Аделия, тем временем, все таки приходит к какому-то внутреннему согласию со своими сомнениями, и вздохнув несколько недовольно, делает шаг в сторону и пригласительным жестом кивает на дом.

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Когда Теодор еще там, в гостинице высказывает свои скромные соображения относительно того, как могут быть связаны офицер и те трое товарищей в баре, конечно он не претендует на истину в последней инстанции — то всего лишь соображения, а учитывая, что сам Иденмарк про свою семью осведомлен значительно больше, то следователем допускается вероятность того, что предположения его самого могут быть неверны, ибо на то они и догадки, чтобы в случае чего, без сожаления их отметать. Поэтому когда Хьюго уже на пути к чужому дому их таки опровергает, Теодор реагирует спокойно.

— Ага, но у нас все равно остается группа задержания, прибывшая по твою душу, так что вариант с причастностью твоей семьи мы не отметаем, — тянет он с полувопросительной интонацией, выслушивая рассуждения Хьюго о том, что в баре он оказался случайно, — Ну да. Заведение и правда самое приличное, там подобное крайне редко происходит, но чтобы разжиться слухами, место вполне… — на этом моменте он осекается, переваривая в голове сказанное про эти самые слухи, и озадаченно хмыкнув, многозначительно смотрит на офицера.
— Интересный у тебя способ развлечений на период отпусков, офицер. Впрочем, для чего тебе эта информация и как ты ее используешь — абсолютно не мое дело, так что допытывать не буду, — он пожимает плечами и переводит взгляд с офицера на окружающие дома, давая понять, что ответа он и правда не ждет, но догадывается, что посещение злачных мест вызвано вовсе не праздным интересом и одним лишь получением этой информации дело не ограничивается.

Но на пути к заместителю директора по финансам он разговор не продолжает, а думает, почему-то, о том, вспомнит ли его мисс Аделия, или нет, и согласится ли помочь следствию.

К счастью, она вспоминает, и даже несмотря на то, что ее потревожили в выходной, соглашается выслушать представителей закона, хоть и не без некоторых подозрений, которые, стоит признать, вполне оправданы.

— В напарники к следователю Стефаносу? — вопросительно тянет мисс Фареман, нахмурив лоб, и у выше обозначенного следователя внутри что-то холодеет, потому-что он не вовремя вспоминает, как будучи занятым расследованием дела, связанного финансовыми махинациями, в котором Аделии не посчастливилось оказаться втянутой, — когда ее вот только назначили на должность, выяснилось, что предыдущий заместитель вел черную бухгалтерию, и в подходящий для него момент уволился, скрывшись с крупной суммой, — как он вполне однозначно на возникший в результате одного из случайных разговоров вопрос мисс Фареман ответил, что он работает исключительно один, и на напарника добровольно никогда не согласится, разве что будучи под прицелом.

Поэтому прищур серых глаз мисс Фареман Теодором воспринимается исключительно как подозревающий, и имеющий все основания что-то подозревать, и Теодор добавляет голосом спокойным, добавляя туда немного показательного раздражения и пожимая плечами:
— На период расследования дела, приказ начальства.

Само собой, Аделия явно не тот человек, чтобы вот так оправдываться, да и вообще гражданское лицо, так что подобные уточнения в любой другой аналогичный момент Теодором и вовсе озвучены не были бы, но сейчас прикрытие было придумано буквально на ходу, и грозилось распасться под излишне пристальным вниманием достаточно умной особы, с которой следователь работал без малого месяц, и за это время нет-нет, да успел перекинуться некоторым количеством неформальных диалогов, и естественно неосознанно побудить женщину определенное мнение о следователе сформировать.

Ответ Иденмарка про бюрократические проволочки и задержку с оформлением отчета мисс Фареман вполне устраивает, и даже более того, она понимающе кивает, и пропуская мужчин во двор, показывая направление к невысокому крыльцу аккуратного одноэтажного дома, позволяет себе снисходительный комментарий в сторону некорректно работающих винтиков системы. Теодор в этот момент едва удерживается от того, чтобы автоматически не передать офицеру ментальную весточку с коротким “Спасибо, что сориентировался и подхватил легенду”, и за это действительно стоило бы поблагодарить отдельно, потому-что они даже не обсуждали, как будет выглядеть этот разговор, и следователь, признаться, был готов к тому, что говорить будет исключительно он. Но Теодор не рискует бесцеремонно вламываться в чужое сознание, поэтому мысленно делает пометку уточнить у офицера возможность передачи ему таких "весточек" в дальнейшем.

Вот вроде всего полдня совместной работы, — если нарушение закона можно назвать таковой, — а Теодор уже успел сравнить офицера с несколькими другими штатными единицами, которых с завидным упорством навязывал ему подполковник Рестер, и сделать вывод о том, что вышеупомянутые штатные единицы проигрывали в сообразительности настолько, что если ему таки повезет вернуться на работу, то причин не соглашаться на напарника у него будет в разы больше. А может это просто его скверный характер не позволяет нормально сработаться ни с одним из местных Вистерских оперуполномоченных.

А мисс Фареман, тем временем, любезно приглашает их войти в дом, являющий собой все тот же образец современного загородного минимализма как с рекламной картинки, и предлагает присесть на диван в центре гостиной — следователь не без раздражения даже спустя пять лет отмечает, что на таких обычно усаживаются большой дружной любящей семьей и обнимаются под попкорн за просмотром каких-нибудь милых фильмов, но вся эта внутренняя колкость исключительно из-за того, что у Теодора нет семьи, и он всегда реагирует на такие вещи подобным образом.
А пробежавшись глазами по нескольким полупустым белым полкам с фотографиями, он отмечает, что на них всех мисс Фареман до сих пор одинока, а значит  она семьей, как и он, до сих пор не обзавелась. Внутреннее раздражение сменяется досадой — такая женщина, и все еще одна.

Аделия не замечает заинтересованного в обстановке ее дома взгляда Теодора и уходит справа по коридору, предупреждая, что ей нужно взять ноутбук, а если смотреть прямо через гостиную, то открывается вид на просторную кухню, а уже из окон кухни на внутренний двор с большим садом, испещренным тропинками из кирпичной кладки, за все тем же невысоким забором которого виднеется лес, а из окон гостиной, которые находятся со стороны двери, соответственно, можно будет при необходимости увидеть дорогу, со стороны которой пришли офицер и следователь. Но пока-что там слышны только изредка проезжающие автомобили, поэтому дрон Хьюго не наблюдает какой-то подозрительной активности с улицы.
— Данные со счетов у меня запрашивали сегодня утром с Вашего участка, следователь Стефанос, — строгий голос мисс Фареман разрезает собой приторное спокойствие гостиной, и женщина, проходя с ноутбуком, усаживается на диван за журнальный столик, чтобы выполнить все те же действия с программами, что она делала буквально недавно, — У меня сохранился отчет, я могу переслать его Вам на рабочую почту, если нужно.

И она смотрит вопросительно, выпрямив спину и все еще слегка напряженная от столь неожиданного визита, на что Теодор с секундным замешательством, прикидывая, как бы аккуратно сказать ей о том, что присылать что-то ему лично будет опасно для нее же самой, старается сохранять прежнюю невозмутимость, отрицательно покачав головой в ответ:
— Не обязательно, мы все равно получим его официально, но если позволите, мы бы взглянули его с вашего устройства.

Руки женщины слегка подрагивают в нерешительности, и наверное только ее хорошее знакомство с Теодором все еще не позволяет вот этому хрупкому доверию треснуть окончательно, поэтому следователь пользуется этой заминкой, и присаживается рядом, до этого не решаясь сесть и меряя шагами комнату, затем аккуратным ненавязчивым движением двигает к себе экран, параллельно доставая смартфон, чтоб в оффлайн режиме еще раз глянуть карты.

Перед глазами на экране ноутбука мелькают цифры ежемесячных платежей, оформленные в виде таблицы — в отчете данные не только по тем бывшим цехам с медоборудованием, но в целом по всей промзоне того района, поэтому Теодор выбирает через фильтр нужные здания, и около минуты изучает немалые суммы за последний год, затрачиваемые на оплату электроэнергии в одном из них.
— Нужных нам цехов четыре, — следователь сверяет данные, попеременно глядя то на смартфон то на экран ноутбука, и затем поднимает глаза на офицера, — Больше миллиона археев больше года точно уходит на оплату счетов в третьем, и чуть меньше — во втором. Крайние два стоят пустыми, там по нулям. А оплачивает у нас…Организация однозначно подставная, так что вряд ли тут есть что-то помимо левых счетов да фиктивного юридического адреса, но я на всякий случай перепишу себе, может получится что-то узнать через полицейские доступы.

Теодор показывает Иденмарку на смартфоне уже знакомую локацию, тыкая пальцем в один из цехов посередине, согласно отчету за которые оплата счетов самая высокая, и оглядывается на все еще сидящую рядом мисс Фареман, держащую одной рукой ноутбук — видимо, не решаясь передавать его полностью, чисто с психологической точки зрения чтобы сохранять какую-то иллюзию контроля над ситуацией. Потом, когда они покинут ее дом, можно будет посмотреть, что из себя эта организация представляет, хотя вряд ли они найдут что-то без полицейских доступов, которых сейчас, само собой, у них нет, но женщине об этом знать вообще нежелательно.

В этот момент дрон Иденмарка может засечь крайне подозрительную активность — недалеко от дома, с той стороны откуда они со следователем пришли сами, открывается портал, аналогичный тому, который недавно открывал Стефанос, и из него выходят трое силовиков — нельзя сказать, те же эти ребята, что приходили за Иденмарком, но выглядят они не менее серьезно настроенными, и через пару минут такими темпами уже подойдут к воротам.

Теодор еще раз смотрит на мисс Фареман, и замечает, что она уже второй раз бросает взгляд в сторону окон.

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.