Утопленникам свойственно после смерти разбухать, впитывая в себя воду, как губка, увеличиваться в размерах и принимать иссиня-серый цвет. Именно такой набухший и вобравший в себя многие литры воды материал попал сегодня к Вите на стол. Вскрытие утопленника - дело грязное и неблагодарное, каждый надрез грозит обрызгать тебя с ног до головы содержимым различных органов вперемешку с грязью и гнилой кровью, поэтому после окончания вскрытия Вита, несмотря на полное обмундирование, очки, перчатки и резиновую маску-респиратор вся с головы до ног покрыта пятнами неопределенного содержания, но очень даже угрожающего вида. От Виты за версту несет тухлятиной, тиной и патологоанатомическими реагентами, когда она, закончив работу, осушив по максимуму тело и завернув его в посмертный антисептический материал, задвигает носилки с трупом в холодильник и выдвигается в сторону санитарной душевой, стараясь ничего не трогать вокруг, чтобы уже там снять с себя запачканный выделениями утопленника халат, покрытые слизью перчатки, забрызганные защитные очки и респиратор...

Но дверь ведет ее вовсе не в привычный стерильный выложенный плиткой бокс, а в роскошное помещение с вычурной винтажной мебелью, мраморным полом, отполированными доспехами на постаментах, витражными окнами, проникающий сквозь которые красочный свет красиво падает на почти полностью скрытое под очками и маской лицо Виты, подчеркивая живописность ее наряда. Вита нерешительно замирает, лихорадочно ощупывая глазами интерьер, спотыкается глазами о худую ушастую фигурку в центре комнаты и облегченно выдыхает.

- Доброго времени суток, мистер Тома, - Вита с усилием снимает с себя сначала одну красную резиновую перчатку по локоть, потом вторую, и пахнущими резиной руками снимает с лица очки и маску, все средства индивидуальной защиты без сожалений летят в утиль - то есть на пол. - Кронсхольм, значит. Удивительно, что нам повезло оказаться здесь с Вами, - элементалю хватает несколько секунд, чтобы сориентироваться. Её мозг еще не успевает расслабиться после напряженного - точнее вполне повседневного, но весьма неприятного - вскрытия, а потому он услужливо подкидывает ей воспоминания о недавно просмотренном документальном фильме. По долгу службы эксперту-криминалисту желательно быть в курсе событий в мире, поэтому телевидение Вита посматривает с завидным постоянством.

- Не знаю, известно ли Вам, но это странствующая аномалия, представляет из себя замок, много комнат, нужно пройти их все, по возможности выжить. К слову, - Вита опасливо косится на статуи и достает и шарит глазами по окружению в поисках какого-нибудь оружия для самозащиты, потом хлопает себя по карманам и довольно вынимает из кобуры под халатом табельное оружие. Как здорово, что она перед вскрытием выезжала на место преступление и не успела еще сдать оружие! Такой пистолет не самый надежный помощник в битве против реальных противников, но кто знает, вдруг против аномальных окажется эффективен? - Про эту комнату говорили в интервью, статуи весьма враждебны и опасны.

И нужно держать в голове, что боезапас ограничен.

Отредактировано Вита Бэйн (2024-05-05 11:39:45)

Рефлексировать в одиночестве пришлось недолго — раздавшийся за спиной шорох и шум, а следом и знакомый женский голос заставляют его обернуться. Появившаяся в кабинете женщина в специфической форме — словно только что побывала на вскрытии, снимает с себя защитные очки и респиратор, чтобы Юпитер еще раз убедился, что правильно расслышал голос, искаженный этим же респиратором. Понимающе смотрит на обмундирование, которое как раз было уже в процессе снимания, и кивает с нескрываемым облегчением:
— Доктор Бэйн, доброго дня! Очень рад здесь видеть знакомое лицо. Судя по всему, аномалия и Вам не дала спокойно завершить рабочий день? — дожидаясь, пока Вита избавится от запачканной формы, он наконец-то слышит название этой аномалии, в которую им довелось попасть, и оглядываясь в очередной раз, задумчиво произносит:

— Кронсхольм, значит? Признаюсь, я слышал про него, но каюсь — не вникал в детали и даже не знал название. Как бы мне не хотелось успеть постичь все тайны Аркхейма, за несколько лет пребывания в нем это оказалось нереально, — тут он разводит руками, и решаясь коротко обрисовать ситуацию, продолжает, — Я уже успел побывать в другой, скажем так, локации, представляющей собой большой флорариум, усеянный розами. Со мной была довольно разношерстная компания, а с одним из спутников мы даже успели вступить в серьезный конфликт, а потом… — вспоминая про огонь, он ежится, — Начался пожар и мы чудом остались живы.

Юпитер бросает взгляд на железные статуи, которые пока что стоят неподвижно, и хочет прокомментировать их вероятную опасность, но в этот момент в кабинете появляется третье лицо, а точнее — морда, визуально определяемая как кошачья, но Юпитер не рискует озвучивать это вслух — в Аркхейме коты могут быть вовсе не теми, кем кажутся, поэтому он оставляет про запас мысль, что котоподобное существо скорее всего является котом, — да еще и мурчит, значит вероятность принадлежности к котовьему виду крайне высока.

Не успев как следует рассмотреть нового гостя с его небольшим ростом, Юпитер отмечает, что стоило только ему появиться, как стоящие до сих пор неподвижно три доспеха начинают шевелиться и сходить со своего места:
— А вот, видимо, и пришло время для проявления той самой враждебности, — он обращается к доктору Бэйн, и делает пару мягких скользящих шагов назад, чтобы разорвать дистанцию между собой и громыхнувшей к нему статуей, в то же время не забывая о правилах приличия по отношению к пушистому незнакомцу, — Меня зовут Юпитер Тома. Меня вполне устраивает обращение Макх, если Вы не против, а меня в ответ можно называть просто Юпитером.

Доспехи лязгают неприлично громко, и слишком уж агрессивно вышагивают в их сторону, и более того — каждый из доспехов словно выбрал себе определенную цель.
Вопрос про бальный зал здорово сбивает Юпитера с мысли, и он, — хтонова вежливость, чтоб ее! — вскинув бровь, озадаченно выдает:
— Бальный зал? Вы хотите потанцевать?...

А в этот момент та груда металла, выбравшая целью именно его вместе с длинными ушами, обрушивает свой первый удар, и Юпитер, не успевая среагировать, летит на одно из кресел около стола и переворачиваясь вместе с ним, падает на пол. В себя старается прийти быстро, хоть затылок и ноет от удара о холодный мрамор, но пока тратит время, чтоб вытащить ноги из под оказавшегося грузным кресла, доспех снова оказывается рядом.

Вскакивая, Юпитер спешно пытается сориентироваться — взгляд падает на стол в центре кабинета, и выигрывая время, хаари со всей силы толкает доспех рукой, чтоб ненадолго замедлить, и зачарованный металлический рыцарь и правда медлит, но лишь немного отшатываясь назад, чтобы почти сразу же снова с грохотом начать  вышагивать вперед.
Но выигранного времени оказывается достаточно, и Юпитер по одному из оставшихся стоять кресел залетает на стол, а как только между ним и доспехом расстояние оказывается чуть больше метра, подпрыгивает в воздухе, и мощным пинком прямо с двух ног обрушивает доспех на пол. Затылок все еще очень сильно отдает болью, и хаари, в каком-то коротком приступе гнева пинает нокаутированную статую ногой, за что тут же расплачивается болью еще и в ступне.

Ладно, последнее было лишним.

Приступ гнева сходит на нет, и хаари снова выглядит собранным и спокойным:
— Не люблю, когда на меня лязгают без повода.

Кубики
Защита — неудача
Атака 1 — средне
Атака 2 — хорошо (вырубаем доспех)
Атака 3 — неудача

Отредактировано Юпитер Тома (2024-06-15 23:23:46)

Подпись автора

Для возникшего в результате взрыва профиля не существует «завтра»

ФРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРХХХХХЛОП!

Здоровенный комок синих перьев, ворвавшийся в помещение сквозь проявившуюся на несколько мгновений дверь, пронесся через весь кабинет и сочно рухнул на стол, со скрежетом проскользив по гладкой поверхности когтями в тщетной попытке удержаться и с грохотом снеся витиеватый увесистый подсвечник со свечами, покатившийся по полу и, слава Архею, что вставленные в него свечи мгновенно погасли. Удержаться почти получилось. Почти - потому что притормозить удалось уже только на самом краю столешницы, отчаянно захлопав крыльями и ева не сверзившись на пол, но все же получилось, после чего здоровенный синий попугай отряхнулся, потряс головой и развернулся, склонив голову набок и оглядывая собравшихся в комнате одним глазом. А затем другим, затянутым отвратительным бельмом.

Странное место нервировало и раздражало и без того пребывающую в состоянии фрустрации и крайне раздерганных нервов птаху: дурацкое место с постоянно меняющейся обстановкой, постоянно меняющимися двуногими, с постоянно нападающими... Всякими там, которые то материальные, то нематериальные, то гоняются, то швыряются штуками. И штука-в-голове ничем не могла помочь, лишь по мере возможностей подсказывала, куда соваться, куда не соваться, а откуда лучше лететь во все перья, пока не изловили и не посадили куда-нибудь в плохое-место.

Ну вот опять... Рассмотреть очередных двуногих несчастному попугаю не дал до того момента стоящий спокойно на своем постаменте здоровенный доспех, вероятно, оскорбившийся таким плебейским появлением и сбрасыванием подсвечника со стона и занесший над Шмидтом двуручный меч, одной рукояти которого легко хватило бы на то, чтобы размазать ни в чем не виноватую птицу по этому самому столу. Щаз. Разлетелись! Большая металлическая тяжелая штука - медленная штука. А вот попугай - штука быстрая, особенно когда перед глазами все мерцает красным, и то, что сунули ему в голову двуногие в белых перьях, исправно и своевременно предупреждает, откуда ждать проблем.

Лезвие двуручного меча обрушилось уже на пустую столешницу, в то место, где еще пару секунд назад сидел ошарашенный попугай, ловко утекший в сторону из-под удара, взмывший в воздух и со всего разгона врезавшийся всем телом в шлем ожившего доспеха, выставив вперед клюв и растопыренные лапы и едва не снеся его напрочь. Разворот атакующего рыцаря тоже оказался недостаточно быстр - да он бы и не достал улетевшего на подвешенную под потолком тряпку, ставшую отличным местом для начала следующей атаки. Дождавшись нужного момента и нужного положения доспеха, издав боевой клич пьяного воробья, Шмидт камнем упал на шлем, зацепившись лапами за край металлического ворота и повиснув почти что на "затылке", извернулся, вцепившись клювом в забрало, заскрипевшее и прогнувшееся под нажатием, а затем резким движением сорвав его с металлических плеч и швырнув в стену.

Похоже, этого оказалось достаточно: едва лишившись шлема, доспех как-то резко перестал проявлять активность, обиделся и громко прилет на пол, выронив здоровенную рельсу, по ошибке называемую мечом, и растеряв детали собственного металлического тела, развалившиеся по всему полу. Сверху приземлился и сам попугай, удержавшись за наплечную пластину и растопырив крылья, и только теперь получив возможность внимательно рассмотреть двуногих, с которыми оказался в одном помещении, особое внимание уделяя вот тому вон, маленькому, который не должен был быть двуногим. Похожие на него, но четвероногие все время пытались поймать Шмидта, но теперь штука в голове почему-то не подсвечивала этого неправильного двуногого красным цветом. Не будет нападать? Точно?

- Кр-р-р-рылья! От-тор-р-р-р-рву! - на всякий случай стоило предупредить двуногих, что нападать на него не стоит, и сразу после произнесения подходящих случаю звуков Шмидт пару раз махнул крыльями, пригнулся, распластавшись по доспеху и сердито заклекотал.

Бросочки

Жизнь 3/3
Магия 0/0
Артефакты 8/8

Подпись автора

Корпорация ЭкзоТек

Доп. информация

Хронология

Новая Утопия

Сурья Химан

---

В то время как Юпитер одерживал верх — а с высоты стола это и правда казалось таковым, над зачарованным доспехом, ожившим, казалось, лично для него, остальным тоже раздали — по железной паре, как и полагается, поэтому убедившись, что рыцарь точно недвижим, а боль в голове и в ноге не думает проходить, он осматривается по сторонам.
— Я слышал выстрелы. Доктор Бэйн, мне явно импонирует Ваш способ взаимодействия с железными джентльменами, — произносит он и тут же хватается за больную голову, — Еще б они вели себя поприличнее.

Неприличные рыцари бесформенно валяются на полу, и ученый успевает перевести взгляд сначала на Виту, которая направляется к нему, потом на котоподобного Макха, которого он про себя решает привычно называть котом, и длинные уши его выхватывают исходящие звуки от четвертого гостя комнаты.

— Попугай? Когда успел влететь? — Юпитер поднимает одну бровь после того, как пернатый незнакомец преисполняется собственной уверенностью в том, что способен оторвать кому-то гипотетические крылья — ну не о своих же он, в конце концов, хотя кто знает, может у попугаев Аркхейма это такой ритуал — вырвать перо, когда они одолевают противника?..

Юпитеру очень интересно, является ли пернатый и агрессивно настроенный одним из обитателей Кронсхольма, либо случайно оказался здесь с какой-то другой командой, и просто отбился от группы, но ученый пока не может подойти ближе, потому-что всецело отдается в заботливые руки судмедэксперта.
Юпитер и не думает противиться и переживать, что доктор Бэйн может быть неаккуратной в своем осмотре. В конце концов, перед тем как работать с существами мертвыми, она долго практиковалась на существах живых, и менее живыми они от этого не становились. Конечно, Юпитер не знал, почему в итоге эксперт решила двигаться именно в этом русле — они не настолько близко знакомы, да и в конце концов, врачебная стезя представляет собой океан возможностей, в котором самое главное — случайно не спутать его с болотом бесплатной медицины.

Юпитеру же сейчас повезло дважды — рядом с ним оказалась не только врач, но и последователь Ордена Хаоса, а хаосит хаосита не обидит, так что он спокойно позволяет себя осмотреть, и сдержанно усмехается на последний ее вопрос:
— О, не переживайте. Чтобы я перестал думать, надо вырубить меня окончательно, а этого, к счастью, не случилось, — он оглядывается еще раз, выхватывая взглядом всех без исключения спутников, — Да и команда у нас, по стечению обстоятельств, собралась хорошая. Надеюсь, таким же составом мы отсюда и выберемся.

Не то, что в прошлый раз.

— Интересно, позволите ли Вы погладить себя, мистер попугай? — Юпитер не сдерживается и подходит к пернатому, чтобы присесть рядом на корточки и попробовать осторожно дотронуться до перышек, в то время как Макх пытается открыть хоть какую-нибудь дверь, — Я не собираюсь причинять Вам вред, или упаси Архей, ощипывать. А и да… — он обращается уже к Макху, который подбирается ближе к попугаю, — Ключ нам и правда нужен. Подождите, у Вас там что-то выпало вместе с овощем?

И оставляя попугая на попечение коту, он встает и делает несколько шагов, и игнорируя лежащую помидорку — раз хозяину она не нужна, то и Юпитер ее подбирать не будет, поднимает самый обыкновенный ключ.
— Возможно, это как раз тот, что нам нужен, поэтому давайте попробуем, — он демонстрирует находку всем собравшимся, и подходя к той двери, которую до этого пытался открыть кот, вставляет ключ в замочную скважину, поворачивает его, и дверь с протяжным скрипом приоткрывается, не привнося за собой абсолютно ни единого постороннего звука.

— Полагаю, нам здесь задерживаться больше нет смысла? — и шагнув за порог кабинета он сначала погружается в холодную вязкую тьму, а затем обнаруживает себя в чужой спальне, а темнота слегка рассеивается, впрочем, все еще полупрозрачной вуалью обволакивая комнату. Озирается по сторонам, убеждаясь, что он снова один — да что ж такое то? — а нет, в углу комнаты, прямо на столе сидит незнакомая девушка, и Юпитеру становится жутко неловко:
— Прошу прощения! Я не хотел беспокоить, — и он разворачивается, чтобы попробовать открыть захлопнувшуюся дверь, но она, само собой, не поддается, и он в некотором отчаянии сначала прислоняется лбом к прохладному дереву, надеясь, что загадочная дама что-то скажет в ответ, и ему уже не будет столь мучительно стыдно. Проходит не больше чем полминуты, прежде чем оглушительная тишина сменяется бархатистым женским голосом, побуждая ученого медленно обернуться, чтобы расслышать получше.

Отредактировано Юпитер Тома (2024-06-15 23:23:34)

Подпись автора

Для возникшего в результате взрыва профиля не существует «завтра»

Нападать вроде бы больше никто не собирался - определенно, все собравшиеся тут двуногие по достоинству оценили силу и мощь попугая, как же иначе, - а потому можно было немного расслабиться, сложить крылья и внимательно осмотреть собравшихся. Странных, право слово, собравшихся. Одна двуногая - странными пятнышками переливается, но вроде бы ничего особенного. А вот двое остальных - вообще странные. Прям вообще. Таких Шмидт раньше уже видел, но ходящих на четырех ногах, а не на двух, и размерами поменьше, особенно как вот этот вот, с двумя большими длинными ушами. Почему он на двух ногах?

Переступив с лапы на лапу, покачав головой и крякнув, попугай быстро переводил взгляд с одного на другого, определенно сбитый с толку тем, что говорили все как-то очень уж много, почти что одновременно и быстро разобрать все эти звуки не могла даже штуковина-в-голове.
- ... достопочтенная птица, как вас зовут?
Вот. Два сочетания звуков были знакомы. Первым сочетанием звуком звали самого Шмидта. Не всегда, правда, бывали и многие другие сочетания, но когда он их повторял - двуногие обычно сердились и не давали лакомство. Второе тоже знакомо, и ответ на это был известен.
- ...пТ-Т-Т-ТЦа. Шмидт-ц! Кр-р-р-асавеТЦ! - да. Вот так полагалось отвечать на такие звуки.

Однако, что было более актуально - тот из присутствующих, который был маленький и должен был быть о четырех ногах, приближался, облизываясь и не сводя глаз с птаха. Нехорошо. Подозрительно. Снова расправив крылья, Шмидт раскрыл клюв пошире, поднялся на лапах, распушил щербатый хвост и вытянулся изо всех сил, стараясь казаться больше. Даром что хохолка его породе не полагалось, перья на голове все же приподнялись, взъерошиваясь, а из раскрытого клюва снова вырвался недовольный клекот. Ишь, облизывается! Для большей показательности и закрепления впечатления о могучей сильной птице, которую нельзя пытаться съесть, Шмидт даже вспорхнул на стол, по которому недавно проехался когтями, старательно постучал по нему клювом - раз двадцать-двадцать пять, - вгрызся в край стола покачивая крыльями как веером над головой, и все это время не сводил взгляда с маленького и мохнатого. Так-то! Нечего тут!

Второй мохнатый с двумя большими ушами отвлек внимание птицы, подойдя ближе, и вот от него Шмидт уже угрозы не увидел. Даже притом, что этот был на двух ногах, а не на четырех - его четвероногие родичи (?) ни разу не пытались напасть на попугая, а значит, его рук можно было особо и не опасаться. Попытка потрогать перья посему была вполне успешной: прекратив грызть стол, попугай сложил крылья и выпятил грудку, довольно пощелкивая клювом, цокая и позволяя себя погладить... А потом спорхнул со стола и умостился на плече двуногого-с-большими-ушами, позволяя ему ощутить немалый для птицы вес. Удобно, высоко, и вот тот, маленький мохнатый, точно не достанет. В подтверждение этого факта Шмидт повернулся в направлении упомянутого мохнатого, разинул клюв пошире, выставил язык и помотал головой, дразнясь. А затем не без интереса попробовал на вкус большое мягкое ухо, аккуратненько трогая его клювом, проверяя реакцию, а потом, попрочнее уцепившись когтями за узкое плечо и помогая себе полураскрытыми крыльями удерживать равновесие, потянул оное ухо на себя, проверяя, настоящее ли. А то мало ли. Двуногие иногда надевали на голову всякие штуки. Может и это ненастоящее? Может, это можно снять?
Увы. Видимо, эти проверки стоило перенести на потом, поскольку такой удобный (хотя и узковатый на самом деле) насест снова принялся разгуливать туда-сюда и открыл какую-то очередную дверь. Улететь? Да нет. Смысла не было. Шмидту уже надоело, что двуногие меняются и меняются, в дверь на выход никто не открывает... Может хоть с этими повезет?

Жизнь 3/3
Магия 0/0
Артефакты 8/8

Подпись автора

Корпорация ЭкзоТек

Доп. информация

Хронология

Новая Утопия

Сурья Химан

---

Чужой обволакивающий голос — таинственная дева напевает какую-то тихую мелодию, невыносимой тяжестью ложится на плечи, взбираясь к длинным белым ушам, и Юпитер нервным движением силится смахнуть эту вязкую тяжесть, — вот только что на одном из плеч восседала гордая птица яркой расцветки и пробовала на вкус белый мех одного из этих ушей. И в тот момент ему казалось, что птица достаточно тяжела, чтобы носить ее на плече продолжительное время, но когда по этим опустевшим плечам взбирается чужой вкрадчивый шепот, побуждающий обернуться и на ватных ногах приблизиться к обладательнице мягкого бархатистого голоса, то хаари тонущим в приглушенном свету такой же мягкой и устланной покрывалами и простынями комнаты думает о том, что если незнакомка произнесет еще хоть одну фразу, то этого он точно не выдержит и рухнет в это покрывальное и ковровое болото, которое затянет его вместе с длинными же ушами — и так и пропадет навсегда.

Она оказывается красивой. Настолько, что хочется скользнуть ближе, неслышимыми шагами в скрадывающем звуки высоком ворсе ковра, и остановившись меньше чем в полуметре и как будто бы даже равнодушно выпуская из пальцев остатки растворяющегося в полумраке смущения от ситуации странной, протянуть длинные когтистые белые пальцы своей руки и одним таким когтем же словно в замедленной съёмке провести по женской бледной щеке, оставляя едва заметную царапину, но достаточную, чтобы незнакомка тихо вскрикнула, а хаари сдержанно усмехнулся, сглатывая подступающий к горлу почти животный исследовательский интерес.

Вскрик слышится сквозь туман, которого с каждой секундой становится все больше, и от этого Юпитер ощущает сдавленность дыхания, но иррациональный, идущий откуда-то из глубины меж ребер импульс двигаться навстречу и обхватывать руками и когтями никуда не пропадает и становится только сильнее, трогает рукой свою шею, ослабляя галстук и воротник рубашки. Незнакомка проводит тонкими аристократичными пальцами по порезу на своей щеке — растерянно, и словно собираясь сказать или спеть что-то еще, обнажает в полуулыбке самый край белоснежных зубов, и хаари наклоняется к ней ближе, чтобы наверняка расслышать разрезающий тишину нежный голос, и натыкается на эти нежные тонкие пальцы, помогающие ему расправиться с пуговицами собственной рубашки — одна, вторая, третья.

Но дышать наоборот становится тяжелее, и Юпитер, делая тяжелый вдох, не удерживается и хватается обеими руками за хрупкие обнаженные плечи незнакомки, заставляя вскрикнуть ее второй раз, и подается вперед — ему кажется, что сейчас она является сосредоточением манящей живости, способной привести его в чувство, и если в вязкости этих окутывающих мягким ворохом балдахинов, палантинов и покрывал, среди которых хочется раствориться в небытии, исчерпав последние силы, и существует целительный оазис, способный подарить хотя бы каплю драгоценного воздуха — то именно она и является этим оазисом.
Поэтому хаари подается ближе, впиваясь когтями в тонкую бледную кожу, и ловит вдох с чужих алых губ, но не успевает запечатлеть на них свое прикосновенье, как они искажаются в почти-что победной усмешке, и Юпитер, дернувшись, оставляет на чужих плечах борозды алых царапин, и отстраняясь, встречается со злым алым взглядом из под пышных ресниц. В голове диафильмом мелькают кадры из прошлых комнат, а затем он вспоминает тех, кто остался за пределами аномалии, на Дискордии. Разум проясняется на мгновение, в комнате становится холодно и мрачно, словно морок спадает окончательно, и Юпитер щелкает пальцами, высекая черно-оранжевые искры.
— Почему ты остановился?.. — голос больше не очаровывает, и дева понимает, что потеряла контроль над его разумом. Она подается вперед, побуждая ученого отшатнуться, хватает его за руку и глубоким голосом почти приказывает посмотреть на нее снова, а он, будучи не в состоянии ударить — он не бьет женщин, и столь вопиющее коварство снова сбивает с толку, вызывая растерянность вперемешку с потерей контроля собственного, и пока он пытается вызволить свое запястье из чужой цепкой хватки, дева снова запевает тихую вкрадчивую песню, заставляя его остановиться, поднять глаза и снова встретиться с алым взглядом.

Который сейчас уже не кажется столь злым, и хаари как зачарованный делает шаг вперед, ведомый буквально за руку, и ощущая, как исчезнувший было туман снова наваливается на него, растворяя в нем остатки сил и решимости, падает спиной на кровать, захлебываясь в бархатном покрывале винного цвета, которое проминается под ним и обездвиживает своей мягкостью.

Таинственная дева подается к нему следом, и он не сводя взгляда с ее алых глаз, в которых плещется отражение теплого свечного сияния, тянется рукой к ее оголенному бедру, пока она, не скрывая собственного удовлетворения от сложившейся ситуации, расстегивает торопливо оставшиеся пуговицы на его рубашке.

Юпитер думает о том, что возможно, так будет даже лучше — потому-что воздуха становится еще меньше, и ему кажется, что скоро он совсем перестанет дышать.

Кубики
Псионика — хорошо
Безоружный бой — неудача

Отредактировано Юпитер Тома (2024-06-16 13:41:52)

Подпись автора

Для возникшего в результате взрыва профиля не существует «завтра»

Опять двуногие куда-то уходят? Надо лететь следом! Срочно-срочно, особенно чтоб не потерять из виду вот этого двуногого с длинными мягкими ушами, которые Шмидт еще не распробовал и не подергал как следует - а вдруг все-таки можно стащить с головы? Возмущенно крякнув вслед стремительно уходящим случайным спутникам, попугай потряс головой, отчаянно почесался, балансируя на одной лапе, проскакал пару метров по полу и взлетел, громко хлопая крыльями и с разгону влетая в открывшуюся дверь...

...чтобы уже в следующую секунду безуспешно попытаться резко затормозить прямо в воздухе и зависнуть на месте, как его пернатые собратья поменьше. Увы, не получилось, зато получилось весьма неуклюже плюхнуться на пол почти что под ноги двуногой, которую, кажется, Шмидт уже разок видел, и оттого имел в крохотной черепушке смутные, еще толком неоформившиеся, но совершенно точно нехорошие подозрения. И на этот раз - впрочем, неудивительно, - подозрения оправдались, и моментально сменились противным жужжанием и тяжестью в голове, заставившей попугая еще раз потрясти ею в попытках вытряхнуть внезапно навалившуюся тяжесть и осовелость. Именно поэтому несчастный птах упустил из виду стремительное движение двуногой к его бесценной тушке: ему б сначала как-то взлететь, убраться подальше от загребущих конечностей, спрятаться на верху этой штуки для спанья двуногих, там, где его достал бы разве что вон тот странный маленький облизывающийся двуногий, которому полагалось обычно ходить на всех четырех лапах, но обстоятельства были определенно против него.

Смертоносно-сильную хватку конечностей двуногой Шмидт тут же ощутил на себе, когда его схватили, сжали - так мощно, что внутри что-то аж заскрежетало, забилось и захрустело (или ему просто так показалось с перепугу?), и, пожалуй, если бы с ним не делали непонятные процедуры в том-месте-с-двуногими-в-белых-шкурах, не особо-то прочное птичье тельце могло бы и не выдержать натиска. Хотя... Оно и не выдержало. Забившись в хватке длинных пальцев, попугай заорал, заклекотал, захрипел, чувствуя, как его одолевает слабость, как слабеют крылья, отчаянно хлещущие по всему что только попадалось под удар, и как вяло начали двигаться ноги, старательно цепляющиеся когтями за конечности двуногой.

Еще один невидимый странный удар в голову, о которого перед глазами на несколько мгновений возникла мутная пелена, а нехитрое птичье сознание помутилось, едва не заставив опустить крылья и принять свою участь, но теперь штука-в-голове сработала хорошо. Зрение прояснилось, сил поприбавилось, жужжащие когти вцепились в одну из конечностей двуногой, прорывая кожу и заставляя ее издать непонятный, но не сулящий ничего хорошего резкий звук - но для нее было уже поздно. Несколько ударов крыльями, рывок когтями, хват клювом, ощущая, как под давлением челюстей (с которыми те-двуногие-в-белых-шкурах тоже сделали что-то странное) разрывается плоть, хрустит что-то твердое под этой самой плотью, а хватка поперек тела слабнет - и рывок изо всех попугайских сил. Прямо в лицо двуногой, зарываясь когтями в длинную шерсть на ее голове, хлеща крыльями и кусаясь изо всех сил. Куда именно приходились удары клюва и укусы - Шмидт уже особо и не разбирал, стараясь попадать в глаза и нос, что, по его небольшому, но весьма обширному опыту было обычным слабым местом почти для всех кто когда-либо хотел его схватить и сожрать. И лишь когда тело двуногой начало как-то странно оседать (видимо, очередной удар пришелся куда надо и как надо), птах, наконец вырвался и метнулся к двери, повиснув вниз головой на дверной ручке и дергаясь всем телом, чтобы открыть.

Двуногая упала. Вроде бы. Это было уже несущественно, главное, что попытки открыть дверь увенчались успехом, и теперь оставалось только перевернуться, скользя когтями по дереву, и юркнуть в образовавшуюся щель - подальше отсюда к попугайской матери!

Жизнь 2/2
Магия 0/0
Артефакты 8/8

Отредактировано Хьюго Иденмарк (2024-06-18 18:06:23)

Подпись автора

Корпорация ЭкзоТек

Доп. информация

Хронология

Новая Утопия

Сурья Химан

---

Тонкие цепкие пальцы — не менее цепкие, чем его собственные, обхватывающие влажные женские бедра, расстегивают на нем оставшиеся пуговицы рубашки — последнее, что еще не расстегнуто, и когда она в очередной раз наклоняется к нему, чтобы прикоснуться губами, выдыхая рвано и горячо в такт движениям, он краем сознания выхватывает из под ее полуприкрытых век тот хищный огонь, который до этого сбил его с толку и позволил очнуться от происходящего.
Его слабеющая с каждой минутой рука соскальзывает с чужой кожи, — и он ощущает тянущее сопротивление, словно ему одновременно и нужно, и не хочется этого делать, и он щелкает пальцами, вызывая псионический заряд и заставляя деву остановиться, замереть в напряженном ожидании, и пока она выдыхает ему куда-то в область шеи — раздраженно и нетерпеливо, он хватает ее за руки, чтобы оттолкнуть, но ее досадливый смех плавно перетекает в монотонное тихое пение, и он, не отпуская ее руки, царапает когтями ее кожу — почти-что щелчок пальцами, только болезненный, но убаюкивающий, гипнотизирующий женский голос и жар от движений чужого тела заставляют его забыться снова.

Перед глазами все плывет, и продолжая хвататься за изящное женское запястье как за спасительную соломинку, еще способную удержать его на утопительной поверхности кровати, Юпитер буквально проваливается сквозь покрывала и простыни, не успевает задержать дыхание, воздух в легких стремительно заканчивается и он теряет сознание, даже не успевая подумать о том, будет ли загадочный и манящий женский облик последним, что он вообще видел в своей жизни.

И когда он очнется в больничной палате, истощенный и разбитый, чувствуя себя до того отвратительно, как будто не только поучаствовал в нашествии хтонов, но и таки не пережил его, а все что происходит с ним сейчас — посмертный бред и галлюцинации, то с трудом сможет вспомнить последние минуты в Кронсхольме. И уже после, когда к нему заглянут его близкие, он узнает, что на целых две недели он пропал без вести, и только наличие рядом с местом его исчезновения сломанного пространственного артефакта позволило тогда понять, что возможно ему не повезло оказаться в какой-то хитрой аномалии, а когда его обнаружили пару дней назад на том же месте, то выглядел он, мягко говоря, потрепанным и как будто бы не совсем собранным — о чем свидетельствовала расстегнутые рубашка с брюками и отсутствие галстука.

Юпитер вспомнит злополучную чужую спальню, бархат женского голоса, обманчиво мягкие покрывала и тяжело вздохнет — с одной стороны, это не то о чем было бы стыдно рассказать, но ощущение собственного провала все равно будет напоминать о себе, заодно лишний раз давая понять, что вторжение в чужие покои может быть прямо таки опасно неприличным.

Отредактировано Юпитер Тома (2024-06-22 21:11:34)

Подпись автора

Для возникшего в результате взрыва профиля не существует «завтра»

После стремительного вылета в неизведанное из комнаты с жуткой двуногой, едва не задушившей несчастного попугая, Шмидту пришлось затормозить прямо в воздухе так резко, что законы физики послали его к хтоновой матери, в очередной раз обрушив пернатое тело на не слишком-то и широкий каменный мост. Прямо под ноги женщине, которую он уже видел раньше в компании того двуногого с большими вкусными ушами и другого двуногого, который был с ушами поменьше и должен был быть четвероногим. С возмущенным воплем проехавшись по камням на собственном заду и ткнувшись в преградившие путь ноги, птах встрепенулся, принимая приличествующее уважающей себя птице положение в пространстве, быстро огляделся, крякнул, дважды свистнул и тут же присел, прижавшись грудкой к полу.

Страшное.

Полыхающее.

Гудящее.

Светящееся.

Несколько секунд Шмидт осматривался, склоняя голову то в одну, то в другую сторону, после чего бочком приблизился к женщине, тихонько протянул лапу, цепляясь за ее одежду, взглянул снизу вверх... И убедившись что пинать его вроде бы не собираюься, принялся карабкаться, помогая себе клювом и периодически распахивая крылья - пока не добрался до плеча и не уселся на нем, покачиваясь и делая попытки прижаться пернатым боком к щеке. С плеча двуногой вид открывался получше, и заодно пострашнее - теперь были лучше видны страшные сполохи внизу, отбивающие всякое желание летать и исследовать огроменное помещение, в котором поместились бы сотни огромных жутких созданий, которых Шмидт иногда видел в своих приключениях и еле-еле уносил крылья.

Что оказалось более актуальным - прямо впереди, на каменном перешейке над полыхающей пропастью лежала голова. Отдельно. Без всего остального и даже без крыльев, что было уж совсем недопустимым непотребством.
- Отр-р-рыв. ТЧ! Башк-к-к-ки! - крылья медленно разошлись в стороны, когда Шмидт вытянулся во весь рост на плече двуногой, чтобы казаться больше и страшнее, и растопырил хвост, а потом несколько раз кивнул, потряс головой, щелкнул клювом... Что, впрочем, лежащей впереди голове было ровным счетом до скорлупки. Еще немного покачавшись из стороны в сторону и выпятив грудь (чтобы это вот, которое без крыльев и лап, убедилось в своей ничтожности и в невероятной крутости попугая, и не вздумало безобразничать), птах поуспокоился и присмотрелся здоровым глазом, выискивая местечко, куда тут можно было бы удрать, а затем, с оглушительным мягким "ФРРРРРРРРРХ", мазнув по голове своего живого насеста крылом и хвостом, устремился строго по прямой на противоположный конец моста к замеченной двери.

Крепкие когти уцепились за дверную ручку, клюв несколько раз бахнул в область замка, и, повиснув на дверной ручке вниз головой, Шмидт некоторое время дергался и тянул эту самую ручку изо всех своих попугайских сил.
- Откр-р-рывай! Засране-ТЦ-ТЦ! - от не поддающейся никаким усилиям двери донесся приглушенный расстоянием возмущенный вопль, перешедший в невнятное чириканье и посвистывание.

Подпись автора

Корпорация ЭкзоТек

Доп. информация

Хронология

Новая Утопия

Сурья Химан

---