Дилюк даже не предполагал, что за ними в такую непогоду кто-то пойдет. Он считал рыцарей слишком ленивыми, чтобы киснуть в дорожной грязи, а Джинн слишком благоразумной, чтобы послышать погоню, раз она отпустила своего бывшего офицера на все четыре стороны. Все вышло так быстро, спонтанно и… глупо, что даже сам Дилюк не мог поверить в то, что это действительно произошло. Дилюк даже считал, что стоит перестать непогоду, но Кейя спешил уйти. Его Дилюк тоже понимал, потому что, чем больше тянешь время, тем тяжелее потом уходить, пытаясь подобрать глупые и порою ненужные слова прощания. Дилюку не хотелось говорить «прощай» – он как будто чувствовал, что с Кейей они еще пересекутся. И Рагнвиндр очень наделся, что пересекутся они не врагами. Долгие годы его преследовали кошмары о смерти отца и той чудовищной ссоре с Кейей на пороге винокурни. Не хотелось бы теперь, как в тех кошмарах, и правда видеть на своих руках и кровь названного брата.

Простились они молча. Кейя сам разграничил их дороги, когда пришло время им идти в разные стороны. Он не хотел показывать брату, куда собирался идти, а Дилюк не хотел знать, куда Кейя направлялся. Когда они попрощались, Дилюк отошел недалеко от этого злосчастного перекрёстка, прислушиваясь к тихим каплям затихающего дождя. Винокурня даже в серой мгле была уже отчетливо видна. На открытом пространстве с парочкой небольших рощ его сложно было обойти, чтобы следовать за Кейей. Годы погони, вечного ожидания удара в спину выработали у Дилюка инстинкт – кто-то за ним действительно следил. И раз преследователь не спешил его обойти, чтобы погнаться за Кейей, значит бывший офицер Ордо Фавониус пока что этого преследователя мало не интересовал.

Дилюк не брал с собой оружия, не считая Глаза Бога, что с того самого момента, когда Кейя так бестактно вернул его обратно, всегда был при нем, заменив Глаз Порчи. В любом случае Рагнвиндр был уверен, что даже с опытным Рыцарем Ордена он расправится без труда, если тому вздумается махать мечом на его территории. Дилюк скинул капюшон плаща, который мешал лучшему обзору и пошел вперед к винокурне, делая вид, что он ничего не заметил. Чувство опасности свербело где-то в затылке, когда тени зашевелились рядом. И, если бы он не услышал знакомый голос, то его собственный выпад в сторону противника был бы молниеносным – с преследователем Дилюк собирался расправиться даже голыми руками.

- Действительно, не самая лучшая погода для прогулки, сестра Розария.

Преследователя Дилюк узнал. Он не был набожным человеком, но регулярно, как один из богачей города, делал пожертвования и даже мелькал рядом с собором, когда там устраивали какие-то праздники. Да и это «сестру» Дилюк знал слишком хорошо -  она, как и тот пьянчуга-бард вечно ошивались рядом Кейей, опустошая запасы вина в таверне. Не слишком уж благородное занятие для служительницы церкви. Но Дилюк каждый раз себе напоминал о том, что он не набожный человек, чтобы кого-то осуждать за то, что он даже при чине и одеянии священнослужителя морально разлагался, потребляя литры его самого лучшего вина. Дилюку хватало и пьянств брата, чтобы думать еще о его собутыльниках.  Единственное, что Дилюк точно знал о Розарии, что она не такая простушка, как прочие сестры.

- И что вас привело так поздно на мою винокурню? – холодно поинтересовался Дилюк.

Розария так ловко управлялась с холодным оружием, как сестра Барбара притягивала к себе толпы фанатов, но в сером сумраке, когда небо все еще было затянуто облаками, сложно было разглядеть, с чаем конкретно к нему пожаловала Розария.

– К сожалению, в такое время я не веду дела и не продую вин. Как вы заметили, я наслаждаюсь прогулкой под дождем. Прекрасное время, чтобы подумать и избавиться от накопившихся проблем.

«Ты не знаешь, что делает твоё второе воплощение в данный момент, как это вообще возможно»: ни то Синьора в самом деле была искренне поражена этому факту, ни то, напротив. Интонация Розалин не выдавала никаких эмоций, впрочем, как и обычно. В ответ Зандик лишь многозначительно улыбнулся. О причинах этого оскала, Ведьме оставалась лишь догадываться. Кто ж знаешь, что твориться в голосе у этого ученного с ярко-выраженными странностями? И скорее всего, лучше никогда этого не узнать.

---

—  Скучно. —  Пробурчал недовольно Доттори. не зная, чем себя занять на ближайшее время. Материала, с которым можно было работать – либо не было вовсе, либо находился в состоянии «инкубации» и с ними пока ничего не стоило делать – только наблюдать. — Почему же так скучно? —  Поездка в Монд звучала много обещающе, но наделе она не оказалась столь грандиозной. Были моменты, которые искренни развлекли Доктора, но таковых было недостаточно, оттого и оставалось неприятное чувство разочарования. Ко всему прочему, от недостатка материалов и «скукоты», пришлось немного «поиграться» со своим неверным помощником. Путь «игры» с ним, немного развлекли Зандика, но из-за этого, ученому пришлось распрощаться со своим ассистентом. Кому же теперь на этот раз угрожать. — Надо у Арликина попросить нового. Не все ведь в одиночку делать. — Усмехнулся доктор, мысленно еще раз попрощавшись со своим помощником, чьё имя забудет уже через неделю.

— К посольству приближается дилижанс из Мондштата. — Кротко сообщила Снежновна, чьё имя, Иль Дотторе, разуметься даже не пытался запомнить, не желая «перезагружать память». Девушка опустила взгляд в пол, про себя надеясь, что никаких дополнительных вопросов у Предвестника не появиться. Наверно Доктор был самым «тяжелым» из всей организации. Даже с Пьеро было куда проще работать, по крайней мере, у него не могло появиться спонтанного желания провести над тобой пару сотен экспериментов. И никто не мог на учёного пожаловаться, Второму все всегда сходило с рук.

Доктор неспешно подошел к окну, которые выхоли на главные ворота, дабы лично убедиться в полученной информации, что заставило Снежновну с облегчением выдохнуть, мысленно благодаря всех архонтов за эту милость. И в самом деле, к главным вратам посольства Снежной приближался тюремный дилижанс, который охраняли несколько рыцарей Ордо Фавония. Возглавляющего офицера данного отряда, Иль Дотторе тут же узнал. Капитан кавалерии обладал яркими отличительными чертами, особенно для королевства Свободы. Его не так уж тяжело было забить, особенно его острые язвительные речи. Рыцарь говорил складно, и был бы интересным собеседником. Не смотря на острые замечания, в речах офицера не было ничего такого, за что можно было бы «уцепиться». Наверно, Кэйа бы оставил хорошее впечатление о себе, если бы не встал между Предвестником и его развлечением.

— С чем пожаловали? — Хмыкнул Второй, рассматривая дилижанс. Едва ли храбрые рыцари подготовили карету для него, не осмелились бы. Не так уж и просто обвинить в чем-то дипломата в чём-либо, особенно в тяжком преступлении. Там нужно не просто прямые доказательства. Что в карете не находилась Бедняжка Коллеи, почему-то Доктор так же был в этом уверен. Но было бы совсем не плохо, если бы это было именно так. Можно было бы тогда продолжить над ней испытания. Были несколько тестов, которые, учёный бы очень хотел бы провести сразу же, а заодно проверить несколько теорий. Поэтому он и отправил одного своего помощника, по следам подопытного зайчика. Но, если это не за ним, и не Коллея, тогда, что прибыл к ним на «огонёк». — Вечер обещает быть интересным.

— Передайте им, что я скоро спущусь. — Зандик улыбнулся, переводя взгляд на свою сотрудницу, что кротко кивнула, и пошла выполнять приказ. Иль Дотторе снова перевел взгляд на дилижанс, вспоминая огненно-волосого юношу в маске совы. Могло ли быть так, что в тюремном дилижансе сейчас томился Совёнок? Если это и в самом деле было так, значит Мондштат всячески пытается либо прикрыть свой собственный зад, либо заполучить подопытную в свои руки. — Вот негодники.

Самое занятное было в разговоре, это наблюдать за ложью и манипуляции со стороны сэра Кэйи, на которую Иль Дотторе отвечал лишь улыбкой. Капитану кавалерии было многое известно, и он это не скромно демонстрировал ни раз. Офицер знал, что Доктор не может на прямую сказать, о том, что переданным из заключенный, вовсе не тот, кто убил дипломатов. Потому, что это знание заденет целую цепочку «домино», которое должно было привести признанию того, что Фатуи занимаются экспериментами над детьми. Но в эту уловку Альбериха, Предвестник не намеревался попадаться, и вовсе не собирался вместе с капитаном кавалерии Ордо Фавония, проехаться к ним. Уж лучше забрать свой «утишающий приз» и остаться на воле.

---

— Птенчик – птенчик – птенчик… —  С нотами безумия, произносил Второй, спускаясь по винтовой лестницу в темницу посольства Снежной. Было интересно еще раз взглянуть, на самоуверенного юношу из винного погреба поместья Рагнвиндров, которому так мило шли оковы. Жаль, только юноша этого не оценит.

Холодно, пустынно, мертво. Северное сияние вспыхивало и горело так правильно, что можно было с точностью рассчитать, в какую минуту свет усилится и в какую ослабеет. Посреди самой большой пустынней снежной залы находилось замёрзшее озеро. Лёд треснул на нём на тысячи кусков, ровных и правильных на диво. Посреди озера стоял трон Снежной королевы; на нём она восседала, когда бывала дома, говоря, что сидит на зеркале разума; по её мнению, это было единственное и лучшее зеркало в мире.

Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не замечал этого, – поцелуи Снежной королевы сделали его нечувствительным к холоду, да и самое сердце его стало куском льда. Кай возился с плоскими остроконечными льдинами, укладывая их на всевозможные лады. Есть ведь такая игра – складывание фигур из деревянных дощечек, которая называется «китайскою головоломкою». Кай тоже складывал разные затейливые фигуры из льдин, и это называлось «ледяной игрой разума».

В его глазах эти фигуры были чудом искусства, а складывание их – занятием первой важности. Это происходило оттого, что в глазу у него сидел осколок волшебного зеркала! Он складывал из льдин и целые слова, но никак не мог сложить того, что ему особенно хотелось, – слово «вечность». Снежная королева сказала ему: «Если ты сложишь это слово, ты будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь свет и пару новых коньков».

Прежде чем отправиться в путешествие для познания дикого Сумеру, что обещало стать концентратом информации, не фильтрованной и наглядной, Кэйя решил в первую очередь добраться до одного из местных городов, дабы понять общую ситуацию, правила и понятия, а там и до столицы. Просто чтобы знать, каковы тут проблемы, кто основные сумасшедшие, что есть легально и, конечно же, во имя ознакомления с основными действующими группами: по обе стороны как закона, так и власти. Что, с учётом социальных навыков, ума и способностей  бывшего капитана в целом не заняло много времени. При условии же, что на местных своей внешностью Альберих походил куда больше, чем в Монде — это стало ни то намёком о том, куда копать, ни то знаком, мол, не зря приехал.

Что Академики — типы мутные, понятно стало почти сразу, и дело даже не в прежнем опыте собственного бытия в системе управления (т.е. её подноготной, везде одинаковой). Потому что ценность информации — вполне себе в духе Кэйи, он этого не оспаривал, вот только местный подход... сомнителен. Ограничен. Не слишком рационален. Полный иерархии и ограничений, которые не преодолеть. А ещё походило на сохранение власти с фильтрацией информации, а не простор, полноценное развитие и работу с наслаждением. Впрочем, иного не ожидалось: народы, в каком угодно виде следовавшие за архонтами, их творениями и наследием, по определению обречены на заблуждения и неуспех. Обратно просто не бывало. И тем не менее, сие являлось реальностью Тейвата и тем, с чем Кэйе приходилось неизменно иметь дело и, собственно, жить-уживаться. Иного более просто не осталось. Настоящее величие и свобода мысли похоронены и разрушены за успех.

Задумка Акаши могла показаться самой по себе полезной и, вроде бы как, подразумевавшей некое равноправие и развитие людского ума, но... Разумеется, ничем подобным не оказалась. Очень масштабная и интересная идея, ведущая к столь сокровенному и абсолютному знанию — звучало величественно. Но ведь абсолютное знание — это то, за что Селестия карала и показывала своё истинное лицо. Значит, даже если речь шла об Ирминсуле, на всё это наложены ограничения и некий градус конкретного взгляда, ведь ни один архонт — из семи точно — не являлся единственно-всесильным, способным принять в себя и взвалить Ирминсул на плечи. Даже если речь шла о столь огромном и когда-то могущественном месте, как Сумеру. Или Кэйя всё-таки ошибался? Что же, не стоило винить его в однобокости: исправить ситуацию и попытаться изменить своё мнение об Акаши он правда пытался. Просто так получилось, что не получилось.

У местных ведь тоже имелось некое заболевание, приводившее к постепенной деградации. Кэйя встретил несколько подобных людей, однако информация от них всех разнилась: ответы, поговаривали, мелись в джунглях, в то время как города, информационное поле которых в основном контролировалось Академией, в этом смысле не очень полезны, если только не уметь налаживать контакты (Альберих умел, спасибо). Что-то не то с Древом или около того — запомнит, проверит, подумает, а важно ли данное знание для его дела в принципе. Однако может ли быть так, что Акаша не сработала потому, что Кэйя тоже болен? Не тем, чем местные, но тоже вполне себе проклятьем от чего-то извне. Неподконтрольного Семерым и-или Селестии, а оттого с ходу "схлопывающимся", сталкиваясь с тем, что потенциально опасно или непонятно? Ведь его "болезнь" — это не проклятие Селестии и не болезнь самой системы или Ирминсуля, но нечто иного порядка, дарованное не ими. Или дело в том, что за всеми следила Академия, вручную ограничив доступ для Кэйи? Или Акаша улавливала неверие? Что-то ещё? Альберих не имел достаточно информации, чтобы быть способным делать выводы или точные предположения; что раздражало, но было как было. По факту, к примеру, те же капсулы знаний его в самом деле заинтересовали, от них могла бы быть польза и всё такое. Но если Акаша отказалась работать, не вызывая ничего, кроме подташнивания и гула в голове, словно Кэйя выпил дешевого некачественного вина — так тому и быть. Приходилось обходиться без неё, в каком-то смысле имитируя бытие пустынным человеком, где Акаши также не использовали, насколько мужчина понял по разговорам. И ничего, что до пустыни ещё не добрался и даже там не бывал ни разу: туда надо в последнюю очередь, ведь вся самая древность и, кажется, наиболее продвинутые цивилизации пошлого, возможно даже со следами Родины, скрывалась в песках. Кэйя ещё не дорос; ему стресса и вызовов хватало и здесь.

Отсутствие Акаши давало свободу, но и требовало изворотливости, ведь информацию получать-добывать всё равно надо было, как и взаимодействовать с окружающими. Но, в первую очередь, двигаться по намеченным потребностям, раз цель как таковую Кэйя, увы, пока не сформулировал. Доступ если не к данным Академии, оберегаемым от людей простых, недостойных, то к чему-то общественному, может даже не материальному, подсознанию, в конце-то концов, к Ирминсулю или его частям, раз на том держался дендро архонт — иметься должен. Приоткрытая дверь, что здесь ближе, чем в других местах, но не находившаяся во владении кого бы то ни было, как само Древо — или так. И если альтернативным способом приближения — с одной стороны — и обхода не работавших для Кэйи по неизвестным причинам механизмов — с другой — была необходимость, скажем, что-то выпить, покурить, наесться грибов или сделать всё и сразу — да будет так. В джунглях имелись спецы по этому делу, как выяснил, однако они же — выходцы оттуда и носители видоизмененных, но все-таки около практик — мелись и в городах, куда периодически возвращались, не отрывая себя от мира полностью. И даже на этом зарабатывая. Разумеется, вне стороны закона, что для Альбериха хорошо, ибо сбивать в подобном "плату" и быть убедительным — его талант, к коему ни Бездна, ни Глаз Бога не причастны.

Возможность приобщиться к альтернативному способу не нашлась сразу и потребовала некоторого времени и поисков, но кто ищет и старается, тот всегда найдёт и получит. Потому несколько интересных визитов, немного теории там же, пропущенной через внутренние фильтры скептицизма и аналитики, грибы в сомнительной пропорции с чем-то ещё более сомнительными, и вот в пригороде Сумеру Сити, в одном из арендованных окраинных домишек, развернулась целая процессия ни то на часы, ни то на сутки.

Настрой у Кэйи был серьезный, потому что он знал, чего искал и более не мог жить в вечных вопросах, мучивших его, что скапливались и стали грузом невыносимым, сколько бы много "поводов жить" и людей кругом он не приобретал. Потому скепсис, неверие — что угодно — могло остаться в голове, но вовсе не вело каэнрийца. В конце-то концов, его народ сосуществовал с Имрминсулеми тысячи лет, взаимодействовал, имел некое партнерство, черпал знания и оберегал. Туда возможно достучаться, точно ведь в курсе, и если информации о Кэйе не было у людей, у самой истории, как не имелось более и его Родины, то у Древа должно было иметься хоть что-то. Даже если и от него тоже Альберих был сокрыт на долгие пятьсот лет небытия (капитан полагал, что это могло стать одной из причин отказа Акаши работать: возможно, та попросту отказывалась воспринимать Кэйю, не зная, что он за часть системы, некая ошибка и сбой, и это подразумевало перекрытие и ограждение от системы).

В конце-то концов, сие не первая подобная "сессия" Кэйи, что прежде выходили очень короткими, едва ли запоминавшимся.

Он не считал, сколько прошло времени, да и если верить тем практикам, что теперь испытывал на себе, оно очень быстро переставало иметь всякую ценность или важность. Что оказалось правдой: даже если дело в токсичных свойствах настойки, они имели место быть и по факту работали над тем, чтобы очистить голову от лишнего; т.е. почти от всего, даже от части когнитивных и пространственно-воспринятийных функций, видимо. В какой-то момент ощущения начали проявляться более интенсивно и становиться странными, в самом деле напоминая ни то транс, ни то глубокое опьянение, ни то некий выход из тела, при том что от него не отрывался. Та_другая часть Кэйи в этом всём затаилась, замерла и крепко вцепилась когтями, однако не сопротивлялась и проявляла голодное любопытство, страстно желая добраться и зайти дальше. И когда сначала запахло каменными цветами, после сырой землей, а затем и холодом совершенно пустой пещеры, словно бы воплощавшей зарождение ветра — непонятно (прежние несколько медитаций где-то на этом моменте и обрывались). Кэйя разве что обнаружил себя в странном, но величественном месте, так похожем отчасти на Сумеру, но во многом — на Родину.

Корни, коим разве что полагалось быть сверху вниз, шикарная крона — это казалось безумно знакомым, хотя и сильно отличным от той исконности, которую сейчас словно бы вытрясла память, заработавшая судорожно, подобно самой быстрой из имевшихся технологий. Как было в памяти и что оказалось сейчас — мылось, размывалось, путалось. Однако ощущения, исходившие тогда, как и те, имевшиеся сейчас — они такие схожие, что каэнриец словно нырнул в собственное прошлое. Наголову ледяная вода, куча мыслей, за которые не схватиться, и... совершенное отсутствие паники. Словно ты там, где и должен быть, куда приходил время от времени, и вот снова. Словно тебя ждут каждый раз, и ты знаешь, зачем ждут и зачем ты приходишь. Вот только Кэйя не знал. И вообще-то здесь прежде не был. Он просто искал ответов, вот как раз об этом самом, потому и...

Взгляд спустя целую вечность смог оторваться от величественных корней, забрасывающих в ностальгию того, что запомнил детский мозг, и отдаления этих самых корней, когда всё кругом провалилось в бесконечные звезды, куда более яркие, чем в Тейвате, в темноту куда более выразительную, чем ночное небо. Лишь только спустя какое-то время бывший капитан кавалерии обнаружил себя на том, что испытывал ощущение чьего-то (чуждого) присутствия. Что заставило его всё-таки отвлечься от немого, вызывавшего некоторое онемение лицезрения, и отвести взгляд одного лишь неприкрытого глаза на то, что здесь также было. Как оказалось — это "кого", не "то".

— За тобой недосмотрели взрослые? — обратился с некоторым удивлением к босой девочке, также оказавшейся здесь. Что-то внутри отозвалось на неё настороженностью и отторжением, но... в подобном месте, вернее, в галлюцинации, сне или чем бы оно там являлось, просто так не оказаться. В смысле... откуда-то же этот образ Кэйе надумался, да? Практика говорила, что это место, в котором лишь счастливчик сумеет оказаться, будет весьма конкретно, а значит в какой-то из перспектив там можно повстречать кого-то ещё, наверное. Но... ребёнок? В это время? Вот так? Здесь?

Альберих присел на корточки (в Монде, да и не только, дети его обожали, а с Кли провёл достаточно времени, чтобы адаптироваться к обращению и общению с мелкими), дабы оказаться "видным-равным", а не длиннющей недосягаемой фигурой на фоне девчонки, пускай между ними и имелась некоторая дистанция.

— Ты тоже ждёшь, когда проснёшься? — едва уловимая приятная улыбка.

На самом деле, Альберих без понятия, сон ли это или что. Но если ребёнок практикующих родителей случайно чего-то надышалась, то она вполне могла оказаться в панике или около того. Тогда стоило убедить её в том, что это скоро закончится (в принципе или пробуждением), успокоить и расположить к себе. Кэйя ведь без понятия, как это место-но-не-место способно отреагировать на негатив и панику, выбросить ли тогда отсюда; его нутро и без того ощущало сейчас слишком много иррационального, особенно та его часть, что скрывалась в глазу под повязкой.

"В тёмные времена, должны ли и звёзды погаснуть?"

Что-то кольнуло в памяти едва ощутимым отголоском, так, впрочем, и не найдя финальной точки, к которой бы исходило это знакомое, будто запылённое наваждение. Возможно, Альбериху просто показалось. В конце-то концов, ряд истин, выражений и фольклора схож в никак не связанных меж собою нациями, и в точечных пересечениях это касалось в том числе Тейвата с Каэнри'ах. Так или иначе, люди жили по обе стороны, и независимо от того, жили ли они в заблуждениях, потребности, нужды и страхи у них по большей части являлись одинаковыми. Кэйя, впрочем, данную деталь запомнит; возможно, она позже обретёт смысл или, напротив, потеряет необходимость держать подобную мелочь в памяти.

— А? Не за что извиняться. Вам, похоже, нравятся книги, не лишенные философской лирики? — формально и почти риторически. Обычно люди науки подобное не любили, но исключения имелись везде и всегда. Кэйя вообще-то и сам являлся подобным исключением по большей части фронтов; нередко к собственному сожалению.

На протяжении их недолгой дороги до таверны Альберих не нагружал нового коллегу разговорами: пускай у того будет возможность осмотреться, привыкнуть и всё такое, да и сам капитан, если уж на то пошло, за день наговорился и накрутился достаточно, чтобы теперь нести всякую чушь, не имея представления о том, насколько она (не)интересна Альбедо. Некоторые моменты в принципе располагали к молчанию, и чем темнее за окном, тем подобных моментов больше.

Когда алхимик немного потянул за локоть, парень также остановился и с некоторым удивлением на него уставился, моргнув: это с чего вдруг? Впрочем, уже в следующий момент всё встало на свои места, отбросив свежий вопрос в отработанный материал. Из чужого ответа последовало несколько деталей, дополнивших общую картину и придавших ей хотя бы форму.

— А какое мнение могло возникнуть у меня о человеке, оказавшемся в малолюдном месте в тот самый момент, когда я проводил там операцию по поимке преступной группировки?~ — исключительно приятным, спокойным, едва ли не мурчавым голосом выдал капитан, полу-улыбаясь с некоторой хитринкой, будто бы ни то игрался, ни то заигрывал, ни то сверлил собеседника вовнутрь.

— Не переживайте об этом. Все свои возможные домыслы  я оставил позади в тот момент, когда ознакомился с вашим рекомендательным письмом, — он чуть повёл плечами, в исключительно лёгкой манере. Не похоже, что Кэйю что-то волновало, тревожило или беспокоило так, как Альбедо. Что являлось по большей части правдой: вмешательство в это всё Алисы само по себе подозрительно и весьма показательно. Новый знакомый уже как минимум единожды соврал, в целом не имея на то веских причин, и с учётом всего, что выходило теперь — верить ему теперь у Альбериха в принципе не имелось поводов. Как и обвинять во лжи как таковой: это был логичный поступок в тогдашней ситуации, на месте Альбедо капитан, вполне возможно, поступил бы точно также. Он не из тех людей, которые винили за грязные методы или обходили их стороной, хах.

— Ваше поведение весьма ему соответствует. Но если вы желаете, чтобы я трактовал это в каком-то... конкретном ключе, прошу, я весь внимание: мне бы не хотелось, чтобы наше общение началось c вашего дискомфорта от недосказанности. Его и на службе хватит, — чуть посмеялся, едва склонив голову вбок и глядя прямо на алхимика.

Какой же всё-таки душка. Без лишнего мусора на заднем фоне и при подобном освещении — будто бы нарисованный. Что, впрочем, также соответствовало описанию в письме: "милейший", пускай там контекст был совершенно иным.

Сердце колотится бешено, в голове стучит музыка и страх. Что он наделал! Ведь знал заранее, что поездка — это очень плохая идея, и стоило быть во всеоружии даже больше, чем обычно, не ослаблять бдительность ни на секунду. Не стал ведь бы Эндрю вливать в него силой: не пока Нил еще трезв, пока может сопротивляться и как следует дать сдачи.
Лучше быть избитым, чем опьяненным, думает он, пытаясь проморгаться и сосредоточить расфокусированный взгляд. Свет мерцает в такт музыке, человеческая масса вокруг движется и перемещается, сбивая с толку. Он в аду, а хуже всего, что попал сюда по собственной воле, по своей же неосторожности.
Нужно найти выход.
Когда Нил попытался сделать это впервые, братья ему не дали. С одной стороны поджидал Ники, с другой был Эндрю. Наверняка Аарон тоже находился поблизости, следил и подстерегал там, куда Нил попросту не успел пока добраться. А что Кевин?.. Нил поднимает голову, пытаясь рассмотреть второй этаж, где располагался их столик. Остался ли Кевин напиваться дальше, или наблюдает за ним с высоты, или тоже где-то здесь, среди незнакомцев, сторожит?..
Ничего не видно. Ноги едва держат, во рту сладкий привкус и пить хочется так, словно он только-только отыграл целый тайм без передышки против самого злостного соперника в мире.
Но в этом заведении он больше ничего не заказывает. Предпочтет выпить из туалетного бачка, чем из бокала, предложенного барменом.
Идея кажется ему неплохой. Ведь должен тут быть туалет?..
— Я сейчас блевану, — сообщает Нил, поймав первого попавшегося человека за плечо. — Где сортир?
Его отталкивают. Он шатается, натыкается на кого-то и снова получает толчок, зато теперь выставляет перед собой руки и, как только чьей-то светлое лицо поворачивается в его сторону, повторяет вопрос.
Никому не хочется, чтобы на него наблевал какой-то обдолбанный пацан, верно?..
Нил оказывается в коридоре, освещенном тошнотворным неоновым светом, добирается до пластиковой двери, никто его не останавливает, как будто после первой стычки Эндрю решил положить на него болт. В туалете освещение такое же невыносимо яркое, Нил жмурится и прикрывает глаза, осматриваясь. Три кабинки — в одной сломан замок, вторая занята и заперта, третья свободна, но Нилу она не нужна, потому что он замечает зеркала и раковины у противоположной стены. Откручивает кран и пьет, затем умывает лицо, стараясь избавиться от тяжелого галлюциногенного эффекта.
Затем выпрямляется, забывшись, и дергается от направленного на него взгляда — это глаза отца, и Нил не сразу осознает, что сам перед выходом снял коричневые линзы.
— Черт.
Он не может отвернуться, потому что людям, как отец, нельзя подставлять спину. Поэтому Нил немного пятится назад, пытаясь добраться до двери, кидает зло:
— Ты меня не получишь.
В ответ слышится смех, слышится голос: “Ты и так уже мой”, и Нил застывает на месте — настолько это реально.
Щелкает замок. Движение слева пошатывает действительность, так что Нил наконец может повернуть голову; он почти готов поблагодарить того, кто там вовремя отливал в этой второй кабинке, но жизнь вновь сталкивает его лицом с… нет, не со страхом. Нил отказывается бояться этого психопата.
Он наставляет на Эндрю палец — рука расходится надвое, изображение рябит, заставляя недоумевать, как он еще стоит на ногах.
— И ты тоже, — не сомневаясь, что засранец слышал предыдущую фразу, говорит Нил. — Я ухожу.

«Ты не знаешь, что делает твоё второе воплощение в данный момент, как это вообще возможно»: ни то Синьора в самом деле была искренне поражена этому факту, ни то, напротив. Интонация Розалин не выдавала никаких эмоций, впрочем, как и обычно. В ответ Зандик лишь многозначительно улыбнулся. О причинах этого оскала, Ведьме оставалась лишь догадываться. Кто ж знаешь, что твориться в голосе у этого ученного с ярко-выраженными странностями? И скорее всего, лучше никогда этого не узнать.

---

—  Скучно. —  Пробурчал недовольно Доттори. не зная, чем себя занять на ближайшее время. Материала, с которым можно было работать – либо не было вовсе, либо находился в состоянии «инкубации» и с ними пока ничего не стоило делать – только наблюдать. — Почему же так скучно? —  Поездка в Монд звучала много обещающе, но наделе она не оказалась столь грандиозной. Были моменты, которые искренни развлекли Доктора, но таковых было недостаточно, оттого и оставалось неприятное чувство разочарования. Ко всему прочему, от недостатка материалов и «скукоты», пришлось немного «поиграться» со своим неверным помощником. Путь «игры» с ним, немного развлекли Зандика, но из-за этого, ученому пришлось распрощаться со своим ассистентом. Кому же теперь на этот раз угрожать. — Надо у Арликина попросить нового. Не все ведь в одиночку делать. — Усмехнулся доктор, мысленно еще раз попрощавшись со своим помощником, чьё имя забудет уже через неделю.

— К посольству приближается дилижанс из Мондштата. — Кротко сообщила Снежновна, чьё имя, Иль Дотторе, разуметься даже не пытался запомнить, не желая «перезагружать память». Девушка опустила взгляд в пол, про себя надеясь, что никаких дополнительных вопросов у Предвестника не появиться. Наверно Доктор был самым «тяжелым» из всей организации. Даже с Пьеро было куда проще работать, по крайней мере, у него не могло появиться спонтанного желания провести над тобой пару сотен экспериментов. И никто не мог на учёного пожаловаться, Второму все всегда сходило с рук.

Доктор неспешно подошел к окну, которые выхоли на главные ворота, дабы лично убедиться в полученной информации, что заставило Снежновну с облегчением выдохнуть, мысленно благодаря всех архонтов за эту милость. И в самом деле, к главным вратам посольства Снежной приближался тюремный дилижанс, который охраняли несколько рыцарей Ордо Фавония. Возглавляющего офицера данного отряда, Иль Дотторе тут же узнал. Капитан кавалерии обладал яркими отличительными чертами, особенно для королевства Свободы. Его не так уж тяжело было забить, особенно его острые язвительные речи. Рыцарь говорил складно, и был бы интересным собеседником. Не смотря на острые замечания, в речах офицера не было ничего такого, за что можно было бы «уцепиться». Наверно, Кэйа бы оставил хорошее впечатление о себе, если бы не встал между Предвестником и его развлечением.

— С чем пожаловали? — Хмыкнул Второй, рассматривая дилижанс. Едва ли храбрые рыцари подготовили карету для него, не осмелились бы. Не так уж и просто обвинить в чем-то дипломата в чём-либо, особенно в тяжком преступлении. Там нужно не просто прямые доказательства. Что в карете не находилась Бедняжка Коллеи, почему-то Доктор так же был в этом уверен. Но было бы совсем не плохо, если бы это было именно так. Можно было бы тогда продолжить над ней испытания. Были несколько тестов, которые, учёный бы очень хотел бы провести сразу же, а заодно проверить несколько теорий. Поэтому он и отправил одного своего помощника, по следам подопытного зайчика. Но, если это не за ним, и не Коллея, тогда, что прибыл к ним на «огонёк». — Вечер обещает быть интересным.

— Передайте им, что я скоро спущусь. — Зандик улыбнулся, переводя взгляд на свою сотрудницу, что кротко кивнула, и пошла выполнять приказ. Иль Дотторе снова перевел взгляд на дилижанс, вспоминая огненно-волосого юношу в маске совы. Могло ли быть так, что в тюремном дилижансе сейчас томился Совёнок? Если это и в самом деле было так, значит Мондштат всячески пытается либо прикрыть свой собственный зад, либо заполучить подопытную в свои руки. — Вот негодники.

Самое занятное было в разговоре, это наблюдать за ложью и манипуляции со стороны сэра Кэйи, на которую Иль Дотторе отвечал лишь улыбкой. Капитану кавалерии было многое известно, и он это не скромно демонстрировал ни раз. Офицер знал, что Доктор не может на прямую сказать, о том, что переданным из заключенный, вовсе не тот, кто убил дипломатов. Потому, что это знание заденет целую цепочку «домино», которое должно было привести признанию того, что Фатуи занимаются экспериментами над детьми. Но в эту уловку Альбериха, Предвестник не намеревался попадаться, и вовсе не собирался вместе с капитаном кавалерии Ордо Фавония, проехаться к ним. Уж лучше забрать свой «утишающий приз» и остаться на воле.

---

— Птенчик – птенчик – птенчик… —  С нотами безумия, произносил Второй, спускаясь по винтовой лестницу в темницу посольства Снежной. Было интересно еще раз взглянуть, на самоуверенного юношу из винного погреба поместья Рагнвиндров, которому так мило шли оковы. Жаль, только юноша этого не оценит.

Ничего дурного вообще-то не произошло: мальчишке позволили посмотреть на праздник своих людей, не отходя далеко, что он и делал. Пузыри — это завораживающе, особенно с учётом всей магии и технологий, что делали зрелище ещё более ярким, впечатляющим и оторванным от реальности. И оно всё связано со сладостями, подумать только! Удивительно ли, что Кайя воспринял слова буквально, втянувшись в процесс?

Он даже на людей особенно не смотрел, потому что они хоть и разные да и интересные, отличные от дворцового населения, всё равно оставались лишь людьми, точно также пришедшими сюда за весельем. Схожего в них куда больше, чем отличного, даже если Альберих и выделялся среди них своим... видом и маленьким ростом. Это временно.

Мальчишка только-только нырнул среди толпы у сцены, найдя себе отличное место для обозрения. Только-только уставился на выступление, перенаправив на него всю энергию и внимание. О безопасности Кайя не беспокоился: зачем ему бояться пришедших развлекаться людей? К тому же, Дайн ведь сказал, что будет рядом, что приглядывал и всё такое, а значит, что он непременно позади, всё видел и в случае чего бы вмешался. Не то чтобы за это время у юного Альбериха появилось много поводов ему не доверять. Не как военному и строгому учителю уж точно, вот даже как сейчас — никаких сомнений, что в том числе через спины других людей он будет способен увидеть... Это же Дайнслейф, а у него куча своих трюков, да.

Оттого стало откровенной неожиданностью, когда его схватили за плечо и развернули. Мальчишка даже подскочил, немного испугавшись, ведь ничего подобного не ожидал. Но налёт интереса и внимания к сцене, конечно, в момент не пропал, это так быстро не случалось.

Кайя не очень понял, что сделал не так и в чём причина такого резкого жеста, ведь ещё минутами ранее Дайн был вполне себе расположен. На лице наставника откровенная злость, ну или он не рад, разочарован, испуган — мальчишка пока не очень разбирался в оттенках — в любом случае, видел это отчетливо, а оттого даже затушевался немного. Такой яркий контраст с праздником, и ему стало ни то неловко, ни то стыдно, ни то досадно, что, ну... что-то пошло не так? Вот только что? Растерянный и молчаливый, не очень понимавший, что теперь и отчего, Альберих лишь моргнул, молча поплелся за Дайном. Тот и локоть сжимал сильно. Немного даже страшно стало: прежде Кайя никогда наставника таким не видел. Не этого, по крайней мере. Взрослые вокруг принца-регента вообще всегда держались гордо, сдержанно и не позволяли себе... да буквально ничего, требуя того же от Кайи, редко делая скидку на возраст и подобное. Он слишком юн, чтобы многое понимать и разбираться в причинах подобной требовательности (там и политика, и элементы ксенофобии, между прочим), однако следовал всем научениям и требованиям, насколько мог. Не то чтобы у него выбор имелся. И вот... ну... так?

— Но ты ведь смотрел за мной и был рядом, сам ведь сказал! Я ни с кем не разговаривал и ничего ни у кого не брал. И опасности никакой не было, — потупив взгляд в землю, он всё-таки возразил, потому что успел проникнуться праздником, а теперь не понимал, что именно сделал не так. Непременно виноват именно Кайя, это понятно, но ведь... это ведь Дайнслейф наверное о чём-то задумался или засмотрелся на сладость, отчего упустил подопечного, тот никуда не убегал вовсе, не прятался! Это... нечестно? Или честно? Альберих оставался инкогнито, ни кому своё имя не назвал, ни перед кем не хвастался! Его наверное вообще никто в такой одежде не замечал. Он выглядел отлично от большинства привычного ему круга (таких в замке, кроме него да матери, больше не было), зато схожие имелись на улице среди простых людей. Тогда почему...

Он чуть сжал губы, выдохнув.

— Это нечестно, Дайнслейф. Я... ничего не нарушил, — мальчишка поднял немного растерянный, но полный собственной уверенности в правоте и почти что осуждения взгляд на наставника, звуча совершенно не заикаясь или пугано. Даже если мужчина сейчас и выглядел очень грозно и пугающе. Это нечестно. Просто нечестно.

Еще пару месяцев назад Сет радовался, что жизнь вернулась в привычную колею. Да, грабить банки и богатеньких толстосумов, которые зарабатывают состояние на отмывании денег — не развлечение, но больше ничегошеньки братья Гекко в своей жизни делать не умели. Раз Эль-Рея не существовало, Сет словно поставил для себя задачу накопить как можно больше бабок и рвануть со своей "семьей" куда-нибудь туда, где не спрашивают имен, есть белы теплый песочек, пенное море и такие забавные коктейли с разноцветными зонтиками. Это лучшее, о чем можно было бы мечтать. Да, Сета периодически грызла совесть, что он втянул во все это Кейт, но он бросал ее уже раз и все еще помнил, чем это закончилось. Сета грызла та маленькая коварная совесть с острыми зубками, которая то и дело твердила, что он ломал девушке жизнь. Но уж лучше Кейт будет рядом, чем в очередной раз пересечется на жизненном пути с древними богинями. Сет знал, что, накопив денег, он сможет дать Кейт все, что она пожелает, если это касалось материальных благ, потому что идти за какими-то дарами в ад он в очередной раз не собирался.

Громкие имена братьев Гекко прокатились не только по территории США, но и по всей границе между Америкой и Мексикой. Кажется, даже ходили слухи, что их объявили в международный розыск. но кому нужна парочка домушников, которые словно растворились в ночи? Жизнь для них завертелась своим чередом из путешествий, пьянок, хорошей жизни и грабежа, который добавлял адреналина в кровь. И Сет верил в то, что все хорошо. Но Ричи все равно оставался другим. Его брат всегда был особенным парнем со своими тараканами в голове. Ричи был особенным даже для их алкаша папашки. У Ричи всегда была свое судьба. Очень давно Сет заметил, что брат словно медленно отдалялся от него маленькими такими шажочками. С тех самых пор, как они ограбили тот банк и зарулили в бар в приграничье, Ричи словно растворился на горизонте жизни Сета. И виной тому уже была не Сантанико. Сет и сам уходил к женщинам в своеобразный загул, забывая о семье, общем деле и брате. Ричи не жаловался. Так чего же жаловаться на то, что брат влюбился в вампиршу-стриптизершу? Сет был уверен, что, когда их жизнь наладится и вернется "дуэт Гекко", все наладится. Но Ричи остался другим. Он все еще был мозгом команды, но слишком часто отлучался по своим делам. иногда его не было пару дней, иногда и неделю. Один раз он пропал почти на месяц, а, когда вернулся, ни о чем не желал говорить.
А сейчас пошел уже второй месяц, как Ричи пропал. Сначала Сет думал, что брат где-то сгинул, пока в дороге его не нагнала смска с неизвестного номера, где было написано "Все в порядке. Я в Перу по срочному делу". Кейт, которая с Ричи была более на короткой ноге, как-то обмолвилась, что тот искал какие-то артефакты, на которую тратил баснословные суммы денег, которые Сет честно пытался копить. Но, как Ричи сам заявлял, это его часть, он имеет право распоряжаться ею, как пожелает. На два месяца Сет остался в компании Кейт, которая когда-то уже пыталась скрасить его одиночество. Сет прекрасно понимал, что без Ричи он уже не "один из знаменитых Гекко". Он просто Сет Гекко, у которого нет таких гениальных мозгов, чтобы уметь планировать все наперед. Их папаша был прав — Сет бесполезен, все, что умеет, это махать кулаками и стрелять. На долгих два месяца они застряли на границе, то и дела меняя мотели, чтобы не нарваться на добропорядочных граждан, которые узнали бы их лица с листовок "Разыскиваются". Накопленные деньги таяли, уходя на естественные нужды и потребности, а дело, которое сдвинуло бы их тухлое существование с места, не подворачивалось.

К концу второго месяца, когда сам Сет уже был на грани, он решил, что надо двигаться вперед и, возможно, взяться за какое-нибудь дело в крупном городе, чтобы не зачахнуть в этом болоте. Покупая вечером бургеры в забегаловке небольшого городка, он увидел букмекерскую контору, которая, судя по вывеске, принимала на этой неделе очень большие ставки. Сет понял, что это был их шанс. Пару дней он и Кейт охаживали контору, проверяли наличие камер, считали охрану, прежде чем рискнуть перед отъездом из этого захолустья взять свой небольшой куш. Когда дело было сделано, оставалось только забрать из номера вещи, деньги и оружие и делать ноги. Несмотря на рану в плече, которую то и дело рвалась перевязать Кейт, Сет спешил, не желая иметь дел с местной полицией. Он буквально бежал до номера и, когда достал ключи, понял, что дверь была открыта. Некоторое время Сет, доставший оружие, еще сомневался, стоит ли сражаться с полицией за их пожитки или лучше делать ноги сразу. Но нигде не было и намека на стражей правопорядке. Мотель, что они выбрали, был почти пустым, видимо, из-за обилия клопов и грязного постельного белья, что приходилось спать, не снимая покрывал и верхней одежды.  Сет толкнул ногой двери и отошел в сторону, ожидая стрельбы. Но была тишина. Сет помедлил и осторожно заглянул в помещение. Он был готов увидеть кого угодно, даже Ричи, который "внезапно" вернулся из своей очередной тупой поездки. Но запах духов, витавший в воздухе, явно не принадлежал Кейт — слишком вульгарный для нее. В маленьком номере мотеля их ждала та, о которой Сет уже достаточно долгое время не вспоминал, потому что они оба сказали друг другу долгожданное прощай, надеясь, что никогда не пересекутся.

— Ричи? Мне казалось, вы вместе путешествуете в Перу... или где он у нас там? — Сет кивком приказал Кейт зайти, а потом закрыл двери.  — Что ты здесь забыла, Сантанико? Только не говори, что в тебе проснулись старые чувства к моему брату, и ты решила наладить отношения... ну там типа любовь не прошла и все такое. Ты ведь просто так не ходишь в гости, — Сет подошел к своей постели и достал из-под нее сумку, в которую начал складывать вещи. — Я был бы рад поболтать и выпить чая с медом, но мы немного спешим.