Пустота. Оглушительная тишина в эфире его собственного океана поглощала, растворяла в себе целиком. Чёрный экран планшета отражал однотонный потолок. SkyTAB, что умел петь цветами, больше не издал ни звука. Затих.
Лани помнил, так уже бывало. Когда взываешь сквозь сотни расстояний, разыскивая лишь кого-то одного, желая получить только его отклик; когда океан, исполненный жизнью и красками, внезапно гаснет и опустевает в печали собственной немоты; когда всё, что ты получаешь вместе с вернувшимся назад эхом собственного голоса – это ничего.
Могут ли испытывать грусть дикие левиафаны? Дархату подумалось, что вполне. Быть может, как привязавшийся к хозяину питомец, привыкший только к его дыханию и гладящей руке, к наполненному его присутствием, звуками и запахами дому, к тому, что какой-то срок своей жизни он провёл уже не один. И даже если это год против десяти, оный год порой оказывается самым значимым для существа, способного на привязанность.
Для Лани оказалось достаточно нескольких дней. Было ли то проклятие человеческой существования или наоборот благословение, когда одни чувства усиливаются многократно, другие – оказываются утеряны вовсе, он не знал. И не думал о том, что было бы лучше повернуть всё вспять. Жить – больно. Каждый шаг – будто сотни игл вонзаются в едва обретённые ступни. Каждое новое чувство – острие пронзившего насквозь меча. И лишённое голоса бытие – голоса, что когда-то был для него всем. Но взамен...
«Всю свою жизнь ты можешь реять в одиночестве, как было в океане. Не раз, не два тебе захочется вернуться, ведь мир жесток, несправедлив и глух. Ты просто помни, что одиночество не более чем иллюзорно, а боль – проходит. И тот, кто по-настоящему стремится к звёздам, пред любыми испытаниями выстоит не как скала, но как выносливейшее из мирских созданий – человек.
Ты выбрал путь сложнее, чем у собратьев, что напрямую взмывают в небеса. Твоя дорога стелется по земле познаний и песку рассыпавшихся в прах надежд. Всю жизнь ты будешь спотыкаться, падать в них, как маленький ребёнок. Но как ребёнок – пусть со слезами, горечью, обидой, разочарованием – не забывай вставать. А на песке, подобно морю, твори свой собственный узор, ведь ты идёшь тропою созидания».
Тусклый отблеск постукивающих на ветру кокосовых скорлупок с прорезями для вставленных внутрь свечей, ароматы аттара чампаки и тёмного пачули, скользящие по стенам рогатые тени дубового мха... Лани открыл глаза. Вокруг него и сейчас мелькали тени. Бывало, кто-то останавливался, ненадолго задерживался перед ним, колебался, подёрнутый мутной, невидимой для них пеленой. Быть может, даже что-то говорил или спрашивал, но кит посреди своего океана, простирающегося далеко за пределы этого места и даже города, оставался молчалив. И ничего не замечал.
Он высказал все свои слова, как мог, и внутри звенело – тишиной. «Одиночество не более чем иллюзорно». Дархат помнил, шаманка говорила, что это как туман. Порой оно настигает совершенно неожиданно, в иные времена человек может выбрать его сам. Ничей выбор, даже свой собственный, не должен подвергаться сомнениям, и если ты его уже сделал – иди. «И помни, что один – ты не будешь никогда».
Ведь океан наполнен жизнью. Он сам есть жизнь. И тысячи существ всегда окружали кита.
– Ла-а-ани-и-и!
Звонкий голос над ухом заставил юношу вздрогнуть всем телом и испуганно обернуться. Перевесившись через спинку дивана, на него глядела радостно курносая мордашка в обрамлении светлых кудрей. «Как облачко, спустившееся с неба», – подумал Лани и сам смутился своих мыслей, уткнувшись взглядом в потухший планшет.
– Эти цветы ты сделал? Я так и подумала! А ты почему мои пластыри снял? Не помогают? Так у меня ещё есть! Сейчас, погоди...
Подобно морской пене на гребне волны кудряшки мягко подпрыгнули и скрылись из виду, а за спиной раздались звуки шебуршания, уроненных предметов и сердитых восклицаний. Парень подтянул плечи к ушам и с трудом поборол желание выставить перед собой колени, спрятать руки в рукава и утонуть в собственном омуте тоски и печали. Видеть и слышать сейчас совершенно никого не хотелось.
– Принцесса, вылезай из башни, – раздался низкий посмеивающийся голос с другой стороны. Очередной остановившейся рядом тенью с постепенно проявляющимися очертаниями оказался непреложный спутник Тассии Сафар. – Иди прогуляйся и дай отдохнуть своей охране.
Изумлённо заморгав, Лани в искреннем недоумении уставился на мужчину, а затем проследил, куда тот указал лёгким кивком. Валет всё также сидел чуть поодаль на том же диване, будто совершенно не обращая внимания на протеже своего противника по шахматам. С противоположного конца танцпола в него нет-нет, да прилетал проницательный взгляд из-за зелёных очков, пока его выдающийся во всех смыслах обладатель собрал вокруг себя внушительную толпу и, казалось, был всецело ею увлечён. Или же это толпа – им, оставив маленького дархата в столь необходимом ему покое?
– Нет-нет-нет, ты всё напутал! – большие круглые очки, замерцав радужными бликами, заслонили Лани весь обзор, пока их обладательница уверенно взбиралась на спинку дивана да так там и осталась сидеть. – Принцесса – это вон та! – изящный пальчик с аккуратным ногтем, украшенным стразами, указал на балкон. – И свою башню она, кстати, уже покинула. А Лани у нас будет милым и пушистым... – Тассия закопалась в свою сумочку, передвинув её на живот, и с победоносным видом извлекла на свет очередной пластырь.
– Свином? – вздёрнул бровь Сафар.
– Сам ты свин! – взвилась девушка. – А это славный поросёночек. Но, пожалуй, ты прав...
Скептично пожевав губу, она всё же убрала полоску с улыбчивым пятачком, и вытащила что-то ещё, спрятав в кулаке.
– Пойду возьму нам попить.
Сафар, пожав плечами, скрылся в мерно текущей по залу толпе, а Тассия, свесив рядом с дархатом свои ноги, упёрлась локтями в колени, подпёрла ладонями щёки и с любопытством заглянула ему в лицо.
– А я, как думаешь, на кого похожа?
– Белёк, – не задумываясь, прошелестел парень, упрямо буравя взглядом собственные руки.
Девушка лучезарно улыбнулась и весело тряхнула кудряшками.
– Ты ведь всегда так смотришь на мир, верно? Видишь его и нас немножечко иными. И умеешь самые обычные и скучные вещи превращать в... – она потянулась и чуть повернула планшет на его коленях, дабы он отразил стык стены и потолка над балконной дверью. Там, осыпаясь последними искрами и лепестками, таяли его призрачные георгины.
Воспользовавшись тем, что дархат отвлёкся, Тассия очень ловко и быстро прицепила ему на волосы пару заколок, а затем прикрыла их сверху торчащими прядями, чтобы её маленькое баловство никто не раскрыл. Лани напуганно вздрогнул, отшатнулся в сторону и сжался, схватившись за голову, а девушка примирительно подняла руки.
– Всё-всё-всё! Больше я тебе ничего не сделаю. Но пообещай мне одну вещь взамен за то, что мы тебя тут весь вечер спасаем, – Тассия задумчиво наклонила облачко своих волос, глядя, как Кохола осторожно ощупывает обновку и поглядывает на неё с плохо скрываемым чувством вины – как же легко им сейчас было манипулировать, – не снимать эти заколки самому!
Уверенный голос девушки и важно задранный носик никак не увязывались в тёмной вихрастой макушке со смыслом её слов и задорно плещущимися искорками в глазах. Что она имела в виду?
– О-об-бещаю, – послушно проблеял Лани и снова прошёлся по тонким металлическим пластинкам кончиками пальцев, ощущая какие-то фигурные контуры, но не в силах их распознать. Очередные зверята, быть может? Из-за этого странного обещания теперь никак не выяснить, а Тассия, судя по её ну очень уж хитрой мордочке, не скажет. Оставалось лишь ждать, пока заколки сами отвалятся, во сне, к примеру. – Почему вы мне помогаете? – внезапно для самого себя спросил дархат.
– Ску-у-учный, – вдруг протянула девушка, легкомысленно раскачиваясь на спинке дивана, из-за чего Лани стал смотреть на неё внимательнее, подспудно боясь, что она упадёт и больно ударится. Однако Тассия только этого и добивалась. – Тебе, как Сафару, для всего нужна причина! – тот самый палец – теперь Лани разглядел на ногте крошечный узор в виде бабочки, чьи крылья украшали стразы – уверенно ткнул его в недоумённо наморщившийся нос. – Что ж, в таком случае можешь сказать спасибо своим дружкам. Один из них весь мозг ему вынес, требуя сходить проверить, живой ли ты ещё, и в случае чего вернуть твои останки на родину, дабы они могли их с миром упокоить, если не ошибаюсь, в тазике с замоченными в том месяце носками?
Напряжённые плечи юноши едва заметно вздрогнули, скрывая глухой смешок, а сам он неловко закусил губу, отворачиваясь. Вполне в духе этих двоих. И даже про тазик не соврали.
– В общем, сила их мотивации оказалась настолько велика, что Сафар едва не помчался покупать билет на ближайший экспресс до Лиреи, чтобы упокоить с миром уже их, но я убедила его по пути прихватить твои останки и, вижу, мы вовремя.
Лани отрешённо посмотрел в собственное отражение на чёрной глянцевой поверхности планшета. Неужели он настолько плохо выглядит, что его загодя приравняли к «останкам»?
– Ты видишь иначе всех, кроме себя, ведь так? – озорное лицо Тассии нарисовалось поверх его плеча. Глаза большие и чёрные, как у зверька. «И в самом деле, белёк» – отстранённо подумал Лани. – А ты попробуй для разнообразия. Преврати в кого-нибудь – себя.
Девушка скатилась на диван между Лани и Валетом, совершенно необеспокоенная молчанием дархата и ворчанием последнего, воровато оглянулась по сторонам, поднесла к лицу ладонь и совсем тихонько – будто мелкая девчонка делилась с другом самым страшным секретом – произнесла ему на ухо:
– И ещё я знаю одно заклинание, которое поможет растопить даже самое ледяное сердце. Хочешь расскажу? Просто преврати свою грусть… – она слегка отстранилась и ткнула указательными пальцами себе в щёки, чуть приподняв их вверх, – в улыбку.
От изумления Лани даже забыл как следует испугаться и вжаться в подлокотник от очередного беспардонного посягательства на его зону комфорта. Лишь недоумённо хлопал глазами, переводя взгляд с широко улыбающейся Тассии на подошедшего к ним Сафара. На молчаливого юношу она больше не смотрела, и Лани только теперь заметил, как преображается её лицо в присутствии смуглого мужчины и как за большими круглыми очками сияют самые настоящие звёзды. «Она ведь…»
– Что ты там ему наговорила? – поинтересовался Джайт, передавая ей высокий стакан.
– Говорю, грустно, что ты не принёс мне мохито! – тут же откликнулась девушка и показала ему язык, а затем звонко рассмеялась.
Чувствуя себя немного лишним, Лани неловко поднялся с дивана и огляделся в поисках доктора Тревизо или его друга, коего, казалось, найти было много проще. Да его и искать не пришлось: можно было смело дрейфовать на самый хаотичный источник шума.
– Уже уходишь?
Сафар без зазрения совести опустился на освободившееся место. Не глядя на него, юноша утвердительно качнул головой и осторожно шагнул вперёд.
– Тогда удачи. Передавай своим приятелям от меня пламенный привет и что я их в системник закатаю и на вентилятор накручу, если они ещё хоть раз мой номер наберут.
– И не забывай про моё секретное заклинание! – Тассия ободряюще помахала высоко поднятой ладонью.
– Опять ты со своей абра-кадаброй к людям пристаёшь? – беззлобно проворчал Сафар, но Лани их уже не слушал.
Где-то в толпе сверкнули и скрылись из виду внимательные золотые глаза.
Каким образом он оказался сейчас перед Мишэлем лицом к лицу, вернее напугано выглядывающими из-за карт кудрями к прожигающему их насквозь взгляду, Лани даже самому себе не мог объяснить. Он и так уже понял, что дело здесь отнюдь не в одних лишь вероятностях, но больше ему совершенно не за что было уцепиться, кроме уходящих в бесконечность процентных таблиц и графиков функций распределения собственного провала.
Кохола абсолютно ничего не смыслил в мухлеже и прочих тонких искусствах, о которых рассказывал Элки, и, кажется, единственным, что его выручало, оказалось почти окаменевшее от постоянного перенапряжения лицо, по которому считать выпавшие ему комбинации можно было почти также успешно, как погоду по кирпичу.
Или всему причиной была банальная удача? Тогда это даже смешно, поскольку его жизнь – одно сплошное невезение, и эти три часа – лишнее тому доказательство. Только у самого неудачливого человека всё везение могло сконцентрироваться в той сфере, которая ему совершенно ни к чему.
Лани ведь даже не собирался побеждать. Он всего лишь хотел побыть и почувствовать себя – хотя бы ненадолго – достойным противником для Мишэля.
Словно в замедленной кат-сцене из игры карты неспешно легли на стол. Спина сама собой изумлённо выпрямилась, а взгляд неверяще опустился на цветастые рубашки. Таблицы в голове рассыпались цифрами и растаяли клочьями тумана. Быть не может. Выиграл?
Проиграл.
Он не знал комбинации противника. Он не помнил, какие у него самого карты в руках – те опавшей листвой плавно опустились рядом. Но – на его лице не дрогнул ни один мускул и на лице оппонента тоже. Очень медленно и мучительно Лани осознавал, что желал совсем не того, о чём думал ранее.
«Увидеть, как меняется его взгляд. Удивление. Недоумение. Раздражение, быть может?»
Как дрогнули бы его губы и прикрылись глаза, пряча от всего мира всколыхнувшиеся изнутри чувства. Как за миг до того взгляд обратился бы ледяным острием или наоборот – бесконечно тёплым лучом заходящего солнца. Как на долю секунды скакнул его голос. Лани это уже видел. Слышал. Ему было мало. «Я хочу ещё».
Проиграл?
«А ты попробуй для разнообразия. Преврати в кого-нибудь – себя».
– Мне выигрыш ни к чему, – тихо произнёс дархат, сцепляя в замок перед собой чуть подрагивающие руки.
Одно дело – заявлять что-то пафосное в машине у Элки, пребывая в состоянии нервного напряжения от нетрезвых выходок этих двоих, и совсем другое – говорить пусть тихо, но смело и уверенно на глазах у всех. И под режущим почти ощутимо пристальным взглядом в том числе.
– То, что хотел, я уже получил.
Медленно выдохнуть. Сосчитать до пяти. Вдохнуть. Что там Тассия говорила про магию? Глупости, конечно. К чему вообще сейчас улыбаться? Ему плакать хотелось. И убраться отсюда как можно дальше и скорее. Но…
«Ску-у-учный. Тебе, как Сафару, для всего нужна причина!»
– Премного благодарен вам за эту партию, наставник.
Неторопливо поднимаясь на ноги, Лани с невидимым для других изумлением и восторгом задержал дыхание: работает. Эта странная игра с превращением работала! Он больше не чувствовал себя глупо и неловко, не путался в собственных конечностях, мыслях и словах. Даром, что это лишь на краткий миг, пока не пробьют часы, и после наваждение растает. Даром, что уже через несколько минут, как только за ними закроются двери, он вновь станет ужасно несуразным, беспомощным ребёнком в его глазах… Быть может, он и сейчас есть? Наверняка выглядит ещё смешнее и нелепее, чем обычно. Но кит, захваченный врасплох собственными ощущениями, уже не мог, да и не хотел останавливаться.
Аккуратно стянув со спинки стула оставленный на ней бежевый пиджак, Лани изящно – идеально запомненным жестом, повторённым за увиденным ранее в квартире Мишэля, тем самым, будто отмеренным до миллиметра – накинул его на плечи и вежливо поклонился присутствующим, не сводя с доктора внимательных глаз. А затем – просто улыбнулся. Совсем не так, как умел Мишэль. По-своему. По-детски. Честно и открыто, чуть сощурившись в уголках синих глаз.
«Не позволяйте улыбкам себя обмануть».
– Я получил несравненное удовольствие от игры. Надеюсь, и вы тоже. А сейчас, если позволите… я бы хотел вернуться домой.
Он мог бы добавить что-нибудь занятное про «сэров» и «леди», подражая втайне восхищавшему его Элки. Он мог бы холодно «откланяться», как Мишэль, приковывая взгляды к каждому своему движению и слову. Он мог бы, в конце концов, наговорить ещё кучу бессмысленно-пафосных фраз, как Коннор. Но он по-прежнему был «просто Лани».
А Лани хотел домой.
«Превратись в кого-нибудь
– в себя».
«Каким бы я был через двадцать лет?..»
Отредактировано Лани Кохола (2023-06-08 20:16:26)
Эпизод является игрой в прошлом и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту стандартную систему боя.
[/float]
[/float]
[/float]
[/float]
