новости
активисты
Добро пожаловать в литературную ролевую игру «Аркхейм» Авторский мир в антураже многожанровой фантастики, эпизодическая система игры, смешанный мастеринг. Контент для пользователей от 18 лет. Игровой период с 5022 по 5025 годы.

Аркхейм

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Аркхейм » Личные эпизоды » Могильник для намерений благих


Могильник для намерений благих

Сообщений 1 страница 29 из 29

1

Циркон, Кандит, 5002

Мишэль Тревизо, Лани Кохола

https://i.imgur.com/n5oUuJK.png

Когда у дверей твоей клиники стоит юный стажёр со слезящимися глазами и трепетно прижимает к груди покорёженную восьмилапую гипновыхухоль, разве можно ему отказать? Когда он ночует на коридорном диванчике и заходится биогенным кашлем в обнимку со спасённым морфосусликом, разве не гуманно притащить его домой? Но когда он приволочёт очередное «птичку жалко», утратившее отнюдь не конечность, и медицина окажется бессильна, что ты ответишь ему?
https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/38695.pngЭпизод является игрой в прошлом и закрыт для вступления любых других персонажей. Если в данном эпизоде будут боевые элементы, я предпочту стандартную систему боя.

0

2

[indent]Сказать по правде, про практиканта Мишэль просто забыл.

[indent]Сначала игнорирование было целенаправленным; предыдущий опыт наставничества не обернулся ничем хорошим ни для его нервов, ни для клиники в целом. Он даже имени того паренька не запомнил, десять лет уж прошло, только раздражающий звук лопающейся жвачки: «Чпок!», — наглые глаза мутной зеленцой затянутого ряской озера, да последнюю фразу, ставшую даже не точкой на будущей карьере горе-студента, а чернильным росчерком могильной оградки:

[indent]— Короче, он скоропостижнулся. Как это… Нахрен, блин.

[indent]И ладно бы он ляпнул это самому Мишэлю. На чувство юмора Тревизо никогда не жаловался, даром что в его окружении люди подбирались максимально разношерстные и далеко не всегда вежливые. Взять хотя бы Гатта, который даже сам себя переносил-то с трудом. Жена пациента, маленькая и бледная, высушенная тревогой и горем до синюшной прозрачности стала вмиг как будто ещё тоньше, дыхни — рассыпется по полу солеными осколками, вздрогнула и опасно покачнулась, пытаясь удержать равновесие. Почти нахрен скоропостижнулась следом — теперь об этом можно было шутить на кухне или курилке почти во всех филиалах, история облетела сотрудников меньше чем за сутки и превратилась если не в байку, то в прилипчивый фразеологизм, где-то на уровне «док, у нас черный ящик». Репутация клиники тоже почти нахрен скоропостижнулась. Практиканта ждала бы та же участь, и безо всяких почти, да настроение было в тот день хорошее: ограничился коротким сухим письмом в «где он там учился» и не менее коротким «Вон».

[indent]Потом навалились другие письма, сообщение благополучно улетело куда-то вниз ленты ящика и так бы там и пропало, но вечером Мишэлю приспичило навести порядок в делах, снеся спам, дубли обращений и рассылок в стиле «Жизнь прекрасна и удивительна», на которые он подписывался исключительно ради подарочных промокодов на сырную пиццу. С пиццей жизнь действительно на пару часов становилась если не прекрасна, то вполне себе удовлетворительна. Как жаль, что не всегда этого бывает достаточно.

[indent]Мальчику очень повезло, что весь последний месяц Мишэль принимал в Кандите. Прямо таки фантастическое в своей абсурдной удачливости стечение обстоятельств. Расписание на следующий пришлось пересматривать уже глубокой ночью, морально готовясь получить наутро гору-другую гневных сообщений и клятвенных заверений непременно уволиться. В крайнем случае, оставит мальчишку на попечение персонала — у них всегда было даже слишком много идей, чем занять свободные руки.

[indent]— Йен, можешь в кофе коньяк добавить? Я доплачу.

[indent]Йен, круглолицый, с смешно торчащими передними зубами, которые делали его похожим на страшненькую травоядную зверушку, оскорбленно охнул за стойкой и приложил руку к сердцу. В шесть утра здесь было ещё совсем пусто и, строго говоря, открылись они исключительно потому, что ночевал Йен на рабочем месте, а Мишэль, знающий это, тарабанил в дверь достаточно ультимативно. На улице остаточно щекотала щеки мелкая мерзковатая морось. В «Кофейнике», склеенном, казалось, из совершенно неподходящих друг к другу вырезок из журналов и рекламных объявлений сомнительной ценности — пестром, подмигивающим переливом неоновых фонариков под потолком и обнимающим теплым запахом сдобы и сладкого сиропа — можно было спрятаться и подождать транспорт. Благо, приходил экспресс без опозданий, и минут двенадцать в запасе у Тревизо ещё было. Двенадцать минут и ещё пол часа убаюкивающего монотонного гула и химического пластикового душка обивки, чтобы изучить присланные документы и составить первое впечатление. Сам виноват, прислал бы стандартную отписку с отказом — и никакой тебе головной боли.

[indent]Впрочем, головная боль измерялась в более чем конкретных цифрах, от которых он отказываться не собирался. А значит как минимум на пару нулей мальчишке можно было дать шанс.

[indent]До первого «нахрен блин».

[indent]И не «блином» больше.

[indent]— Ну что вы меня так обижаете, а ещё любимый клиент. Там водка.

[indent]Мишэль одобрительно, вроде как даже довольно, хмыкнул и добавил к сумме для перевода ещё двадцатку.

[indent]— Вот поэтому я к вам и хожу. Спасибо, Йен. Найдётся картонка и маркер?

[indent]Округлые печатные буквы заскользили приветливыми дружелюбными синими улыбками.

«ЛАНИ КОХОЛА»

[indent]У парня были недурные оценки и не самая плохая характеристика. У «скоропостижнутого» оценки тоже были хорошие, так что ничего эта информация Мишэлю не гарантировала, даже наоборот, добавляла лишних вариантов. Заучка или поразительно хитрожопый? И с теми, и с другими иметь дела было себе дороже, но этот Кохола, кажется, не планировал становиться врачом, слишком мало учебных часов, слишком низкие требования к навыкам, которые стоило отработать. Может на сестер его скинуть? Или посадить за бумажки?

[indent]Планшет, выдав что-то среднее между кряканьем и звонким треском, завис, оскалился сообщением об ошибке и, получив от Тревизо целительный удар по корпусу и «работай, скотина такая», погас окончательно. Зараза. Давно стоило его поменять, но ему было откровенно лень осваивать новую операционку, которой так хвастались молодые специалисты на Алькоре, да и стикеров было жалко. Уже затёртый блестящий котик-махур, пришлёпнутый каким-то ребенком какого-то пациента в подарок, смотрел осуждающе и хищно щерил маленькую зубатую пастишку. Почти над самой головой приветливо курлыкнул динамик:

[indent]— Следующая станция...

[indent]Тревизо запихнул бесполезный гаджет обратно в сумку, скептически глянул на глянцевый узкий корешок белой книжной обложки и бесцельно уставился в запотевшее окно, устраивая правую ногу поудобнее. Погода никак не располагала к поездкам. Располагала сказаться больным, что было почти правдой, и разбирать документы в приятной компании вьюнков, листьев и соцветий. Они не мешали, не задавали глупых вопросов, не требовали внимания сверх того, что Мишэль мог и хотел им давать. Он шумно вздохнул и начал на пробу перегонять имя свалившегося как снег на голову помощника на языке. Ла-ни-ко-хо-ла — тоже округлое и улыбчивое, отдающее отчего-то солью, водой и свежей прохладой. Может быть и хороший знак.

[indent]Улыбающаяся мордочка и кактус нарисовались как-то сами собой. Сложно поверить, но самые смешные шутки в своей жизни Тревизо слышал от Луиса. Может быть потому, что тот не имел возможности произнести их вслух.

[indent]Чтобы усугубить неприятность утра окончательно, остаток пути до порта Тревизо проделал пешком — о чем последние минут двадцать страшно жалел. Вяло отмахнулся от господина неопределенного возраста Прикуритьненайдется, сославшись на то, что сам он носит древнюю фамилию Некурю, пошарив по карманам вытащил мятую пачку сигарет с клацнул кнопкой электронной зажигалки. Сквозь сизый дымок город ощущался естественнее и правильнее в своей пестрой толкучке и возбуждённом многоголосье — Мишэль, даже со своим ростом, почти затерялся в толпе длинных и круглых ушей, крыльев, чешуи, ловких пушистых хвостов и грохоте бесчисленных чемоданов. Порт гомонил, кричал, ругался, выплевывал из себя людей и всасывал их обратно, как огромная зубастая тварь, свистел автоматическими дверями и скрипел лямками рюкзаков, топал сотнями ног и низко гудел порталами терминалов. Тревизо задрал голову, бегло выискивая взглядом нужное табло, и досадливо поморщился. Десять минут как пришел, ну и где теперь прикажите его ловить? Критическое мышление подсказало пристроиться возле пестрой толпы с такими же табличками: бумажными и, кто поумнее оказался, электронными, с разномастными именами дивной степени причудливости и скучности одновременно. Нашелся даже какой-то «Сына-корзина», которого действительно ждали с огромной плетёной корзинкой, из которой подмигивало сразу десятью глазами нечто пушистое и фиолетовое, с длинным раздвоенным языком, который то и дело бегал туда сюда, словно ощупывая пространство. На всякий случай Мишэль сделал осторожный шаг в сторону. Животные в безбожно короткий список его симпатий не входили.

[indent]Надо было девчонку со стойки послать, на неё бы парня и скинуть, хотя бы на день. Рыжая, как пожар, со смешным и каким-то кошачьим носом, дархатка и людей любила, и находила с ними язык с полфразы — всяко лучше годится для встречи студентов и обеспечивания им максимально положительных впечатлений. Самообманом Мишэль не грешил никогда — его фасад молнией пересекали два слова на одну букву: «будет больно». Кому-нибудь. Обязательно.

[indent]Оставалось надеяться, что парень не нафантазировал себе загодя святого спасителя в золотом мерцающем свечении мудрости и белом халате, который не пачкается и не уходит жить на вешалку даже дома. Иначе больно станет уж слишком быстро.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-02-06 02:55:00)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+4

3

– Нет, я не…

Тихое неуверенное бормотание из-за стойки больше напоминало жалобное мяуканье, нежели гневный ропот студента, который по обыкновению учащихся имел свойство быть тем громогласнее, чем меньше у них оставалось сомнений в поруганности и непоколебимости собственных прав.

По ту сторону все невнятные звуки были начисто проигнорированы, а очередной вопрос лишь ставил перед фактом.

– Да, но…

Тщетные попытки Лани высказать робкие возражения касаемо мнения деканата насчёт его недалёкого будущего секретарь с лицом вышибалы и лёгкостью бывалого мастера спорта отбивала сухими безапелляционными «по регламенту положено». Каждый удар её внушающего благоговейный трепет маникюра по допотопной механической клавиатуре словно вбивал в крышку гроба бедного паренька ещё один гвоздь.

Так уж сложилась традиция, что на любой праздник жизни Лани приходил последним, вежливо кланяясь и послушно пропуская всех страждущих вперёд. Вот и на сей раз лучшие места для стажировки расхватали как свежие пончики в столовой ещё до открытия: кто по знакомству, кто за красивые глазки и хитрость в известном месте. За уверенный середнячок боролись так, что королевским битвам и не снилось, а пух, перья и самые неуёмные студенты летели из дверей деканата во вполне себе буквальном смысле.

В итоге то, что должно было остаться после этого локального побоища, не предвещало дархату ничего светлого и безмятежного. Размышляя над тем, в какой степени паршивости муниципальную поликлинику его могут запихнуть, и мысленно молясь: «Хоть бы не морг», юноша рассеянно отступил в сторону перед ворвавшимися в приёмную младшекурсниками, что воинственно потрясали зачётками у самого носа секретаря и требовали индульгенции. Высунувшийся из дверей замдекана, глядя на их внезапно оробевшие мордашки, милостиво отпустил должников, но не долги. И пообещал отпустить их на все четыре стороны, если те не закроют рты сей момент и хвосты к среде.

Всё это время Лани, никем не замечаемый, с огромным увлечением разглядывал пятно на ламинате и ощущал с ним великое духовное сродство: его присутствие примерно тем же образом интересовало разве что уборщиц да изредка нервировало деканат. К примеру, в таких ситуациях, как сейчас, когда о нём благополучно забывали, и свободных мест не оставалось. Ну, почти. Видимо, одно место они всё же смогли подыскать.

«Тук-тук», – отстукивали его судьбу клавиши во вновь окутавшей приёмную полусонной тишине. Пахло лакированным деревом, офисной бумагой и едкими спиртовыми духами. «Тук-тук-тук», – лениво и скорее по привычке долбилась в окно видавшая лучшие времена муха. Лето за прозрачной перегородкой влекло своей недостижимостью их обоих.

«Тудух-тудух», – отмерял канувшие в небытие минуты межпланетный поезд спустя две недели.

Забившийся в угол, несмотря на полупустой вагон, чуть ли не пытаясь слиться со стеной, Лани разбирал бумаги, выданные ему деканатом. Касаемо места прохождения практики вопросов было больше, чем ответов, самый главный из которых: «Каким образом в студенческом рейтинге частная клиника оказалась ниже захолустных лечебниц?»

Когда замдекана подписывал направление, то только загадочно ухмыльнулся: «О, Мишэль, старый сухарь! Кажется, его последний стажёр вылетел кубарем не только с практики, но и из учебного заведения… Но ты не бойся, не делай такое лицо! Последние десять лет он не принимал студентов. Авось, повезёт, он откажется, и тебя переведут в другое место…»

Не перевели.

Другим резонным вопросом оставалось: «На кой факультативный курс лечебной магии включает в свою программу полноценную стажировку как для целителей?» Однако стандарты престижной академии были неумолимы и местами бессмысленны. Хочешь красивую красную книжечку, будь добр. А на меньшее Лани размениваться не мог, ибо не смел даже помыслить подвести своего спасителя и господина, который не пожалел столько средств для его обучения. Пусть временами и приходилось стискивать зубы и повторять себе известную фразу про мышек и кактус.

Впрочем, престиж альма-матер всея империи заканчивался примерно там же, где и империя. А учитывая, что дархата выслали не только за её границы, но и вообще с планеты, можно было даже  не удивляться, когда в якобы забронированном академией общежитии не оказалось места, и на все мольбы перепроверить ещё раз робот-автоответчик только разводил виртуальными руками. Видимо, не сочла нужным убедиться в точности указанных в заявке данных и академия.

Не вспомнили. Не позаботились. Не обратили внимания. Не… сколько ещё в его жизни таких «не»?

Вытащив из ушей гарнитуру, через которую последние пятнадцать минут безуспешно пытался добиться понимания хотя бы от приветливо машущего с экрана робота, Лани подпёр рукой голову и прислонился лбом к прохладному стеклу. Звонить в деканат даже смысла не было, ибо юноша уже достаточно хорошо усвоил, к чему это приведёт: ни к чему. Уж точно не с его характером.

С головой утонув в невесёлых мыслях, дархат не сразу заметил отражённый в стекле устремлённый прямиком на него пристальный взгляд. Напротив парня в вагоне сидела молодая женщина с ребёнком лет шести на вид. И этот ребёнок не сводил с попутчика глаз. Лани недоумённо приподнялся, моргнул, а затем, решив, что мальца привлекло неестественное свечение его радужки, снял очки и сомкнул веки, намереваясь немного подремать.

Каково же было его удивление, когда мерный «тудух-тудух» поезда разорвал звонкий детский голосок:

– Мама, а почему у дяди такие большие уши?!

Лани чуть воздухом не поперхнулся, пока женщина, кидая на него извиняющиеся взгляды, пыталась донести до сына, как (не) следует себя вести. Левиафану же напротив отчего-то стало смешно. Он поднял с колен свой планшет и, не говоря ни слова, нарисовал там мохнато-кучерявое нечто, а к нему обязательным приложением – большие уши. Не останавливаясь на этом, Лани пририсовал к ушам мудрёные крепления, на которые навесил невеликие, но достаточные, чтобы поднять существо, крылья. Получившуюся картинку-обоснование он с улыбкой развернул к своему маленькому попутчику.

Ребёнок материализовался рядом спустя секунду. 

– А нарисуй ему рог как у взрывопотама!

Парень усмехнулся, понимая мальчишескую любовь ко всяким мощным и взрывным штукам, и послушно добавил к рисунку новую деталь. Однако следующая просьба даже его заставила высоко задрать брови.

– И ласты!

– Зачем ласты…

– Ну как же? А вдруг у него уши устанут. Он упадёт. А там вода!

Так нарисованное чудо с рогом и крылатыми ушами обзавелось первой деталью гардероба, а Лани – первым фанатом после того, как, немного поколдовав с материализующей магией, заставил воображаемого монстрика парить в эфемерном виде вокруг ребёнка.

Стук колёс сменился нарастающим гулом и доброжелательным женским голосом по радио: «Поезд приближается к межпланетарным вратам. Пожалуйста, пристегните ремни и не вставайте с мест до окончания процесса телепортации!», а пасторальные лирейские пейзажи за окном – внезапно прильнувшей к стёклам кромешной темнотой.

Но вот одна за другой во тьме начали загораться звёзды: по ту и по эту сторону окна. В тон им сияли тихим светом глаза Лани и уже по меньшей мере четыре выдуманных существа, что окружили сидящего рядом мальчишку, а их блики на стекле и очках плясали затейливые танцы. Дыхание спёрло то ли из-за пространственного перемещения, то ли от переизбытка чувств, и буквально на миг, мельчайший отпечаток времени, но в голове мелькнула мысль, что всё, может быть, не так уж и плохо.

А затем ярко-белая вспышка, подпрыгнувший к горлу желудок и теперь уже равнодушный мужской голос в динамике: «Мы прибываем на планету Циркон, государство Калькута, город Кандит. Местное время шесть часов пятьдесят три минуты. Погода за окном…»

«…не лётная», – мысленно констатировал Лани, протирая стекло от моментально присосавшегося к нему конденсата. Не сказать, чтобы это помогло и как-то радикально изменило ситуацию. Сквозь мутно-липкое, как плёнка на молоке, утро, не видать было ровным счётом ничего.

Сидящая рядом женщина усердно упаковывала своего сына в одёжку потеплее. Лани рассеянно собирал все документы и гарнитуру в рюкзак, но затем всё же решил последовать примеру соседей, закутался в непримечательную тёмно-серую толстовку, которая, будь он даже вдвое шире и на три головы выше, была бы ему велика, и не по настроению ярко-красный шарф.

«Конечная».

Глубокий вдох, как перед самым долгим заплывом на глубину.

«Просим освободить вагоны».

Крепко зажмуриться и нырнуть, позволив толпе самой нести тебя. Нет никакого смысла сопротивляться неумолимой стихии.

«Заканчивается посадка…»

Словно очнувшись, Лани, ошеломлённый количеством людей и информации, поступающей ото всюду, попытался осмотреться. Волна пассажиров прибила его к толпе встречающих, однако тут не было никого, кто ждал бы его.

Робко проскользнув за оборонную линию турникетов, юноша пристроился на первом же попавшемся свободном стуле чуть в стороне от основной толкучки, ожидая, когда схлынет поток людей, и тщетно заглядывая в лицо каждого, кто проходил мимо.

Благодаря официальному сайту клиники у дархата было скучное отштукатуренное фото доктора, в общих чертах характеристика и – с неофициальных агрегаторов – наиболее эмоциональные отзывы, касающиеся доктора. Не было только самого доктора.

Со вздохом Лани подтянул колени к подбородку, упёршись пятками в край сиденья, и включил планшет, который всё это время не выпускал из рук, прижимая к себе как величайшее сокровище. Взгляд, постепенно утрачивая всякую надежду, продолжал по инерции, как та муха в деканате, скользить с одного лица на другое. Дархат как никогда отчётливо начал ощущать накатывающую усталость и недостаток кислорода. Глаза закрывались сами собой. Голова проваливалась в уютный сон и шарф, так что снаружи вскоре остались торчать только очки, уши да растрёпанные кудри.

Рука с планшетом обессиленно опустилась на стул рядом, а на экране поверх намалёванных в поезде комичных существ жизнерадостно мерцало автоматическое уведомление академии, отследившее его по GPS: «Лани Кохола, поздравляем с прибытием на место и началом практики! Надеемся, ваша стажировка будет продуктивной и…»

Отредактировано Лани Кохола (2023-02-08 12:52:27)

+3

4

[indent] Ни через десять минут, ни даже через двадцать Кохола не появился. Мишэль бегло взглянул на наручные часы — минутная стрелка на имитации механического циферблата издевательски пошла на новый круг, пусть даже ползла, по скромным ощущениям Тревизо, медленно до неприличия, и не без раздражения запихнул злополучную именную табличку в ближайший мусорный бак. Водка из организма неумолимо выветривалась. Спасительная доза никотина тоже уже начала паковать воображаемые чемоданы, а проходить по новой весь мучительный процесс досмотров на входе в межпланетарный порт не было никакого желания совершенно. Встречающие сменяли один другого, менялись таблички с именами, как морской прилив сменяли друг друга парадоксально одинаковые у всех этих разных людей чувства, почти физически ощутимые в этой толпе: от горького колючего ожидания до шипучей, искрящейся как лимонная подслащенная газировка радости и облегчения. Фиолетовое многоглазое чудовище тоже благополучно исчезло из поля зрения — тоненько мурлыкающе взвизгивая перекатилось через плетеный бортик, вскочило на коротенькие нелепые лапки и, подпрыгивая от нетерпения, бросилось вперед к расставившему ей навстречу руки сухому желтоватому старику с добрыми слезящимися глазами. К Мишэлю, хвала богам, никто не бросался, ни повизгивая, ни подпрыгивая. Впрочем, в его сторону никто даже и не плелся. Он не был уверен, выдали ли Кохоле его фотографию [память услужливо подсказывала, что, по опыту, в лучшем случае дали пинка под зад с напутственным «разберешься на месте как-нибудь, чай не детсад»] — фото на сайте клиники, конечно, стояло, но было донельзя неудачным, в лучших традициях карточек на официальные документы, и безбожно устаревшим лет эдак на пятьдесят.

[indent] — Ну ты тут дед! — Гатт ржал не стесняясь, этот навык в нем атрофировался ещё раньше, чем Мишэль заимел несчастье называть Элки своим приятелем, но пациентам и всяким муниципальным организациям, вроде, даже наоборот нравилось. С фотографии Мишэль смотрел сверху-вниз, нос убийцы, взгляд убийцы в кубе, приходите к нам лечиться, исцеляем до смерти и за небольшие деньги. Ни дать ни взять ископаемая птица Рух, что питается падалью. Он все собирался сделать новую, но дальше пункта в трекере, который он постоянно откладывал «на какое-нибудь более располагающее потом», дело так и не сдвинулось. С его профилем удачно получиться на фотографии было чем-то невыполнимым.

[indent] Это если забыть на мгновение, что, как и с зеркалами, что бы он не делал со своим лицом — на Мишэля все равно смотрели чужие мертвые глаза. Честь и хвала тому, кто впервые додумался делать темные очки — по меньшей мере это было пиздец как стильно.

[indent]Как выглядит Лани Кохола он помнил смутно — что-то большеглазое и в очках. Смахнул пальцем дальше к более актуальной информации ещё в поезде, а теперь посмотреть возможности никакой не было. Телефон он от этой части облака отрезал намеренно, чтобы хоть как-то защититься от безостановочных фото «а это нормально, что оно вот так?», которые непременно, по мнению присылавших, Мишэлю надо было увидеть в три часа ночи и дать ответ ночью же, потому что врач — это, понимаете ли, доброта, свет спасения тела и души и зудящая тяга помогать всем подряд всегда и везде. Надо было, все таки, скачать и на телефон. Может быть там и номер парня был. На всякий случай Мишэль ткнул пальцем в часы снова, проверяя, не приходили ли уведомления о пропущенных звонках. Не приходили. Значит, придётся искать самому, удерживая на коротком поводке навязчивое желание послать все к хтоновой бабушке и поехать на работу, потому что, цитируя классиков, «не детсад, сам как-нибудь». Бабушка Мишэля — Фанни Августа Тревизо — хтоном не была, зато с усердием тюремного надзирателя вбивала в головы внуков, что прежде всяких шелковых сорочек и облака душного дорогого парфюма любого воспитанного сына чистой крови должна отличать вежливость и хорошие манеры, а ещё снисходительность к тем, кто от тебя зависит.

[indent] За многое бабушке Фанни стоило сказать спасибо. Сегодня она, сама того не зная, оказала неоценимую услугу юному практиканту.

[indent] Бродить по терминалу наобум было признано идеей малоперспективной — только зря время терять. Более интересную мысль — попросить дать обьявление по громкой связи и смиренно ждать в указанном месте — сонный мозг благополучно пропустил. Тревизо сразу захромал к ближайшей информационной стойке, выяснять, нет ли нигде зала ожидания для прибывших и нельзя ли в него попасть, потому что надо ну очень сильно. На все про все ушло, наверное, ещё около двадцати минут, таких залов было даже несколько, и в первых трех искомый студент академии не обнаружился. Вернее студенты были — пестрая толпа таких разных созданий, каждый из которых как орден почета носил под глазами темные круги от стабильного недосыпа и отчаянной зубрежки — но ни одного нужного. Шутка в духе: «Вы Кохола? Нет? Ну значит теперь да, сумку в зубы и пошли, дважды повторять не стану», — раздраженно уколола под язык, но осталась не озвученной.

[indent] — Извините, мне уже пора идти. Там дальше по коридору, между терминалами С и D есть ещё один маленький зал ожидания, сможете сами добраться?

[indent] — Да, разумеется. Вы и так уже достаточно помогли, извините, что отнял ваше время, мисс.

[indent] Сотрудница, явно выдохнув, что не придётся таскаться с звенящей украшениями мрачной фигурой и дальше, поспешно юркнула в неприметную дверь для персонала. Тревизо поглядел в указанном направлении, посмотрел на часы ещё раз и уверенно направился в противоположную сторону, буквально возвращаясь в исходную точку поисков, где, как он помнил, притаился на углу возле неудобных хромированных стульев, на которых тоже теоретически можно было кого-нибудь и подождать, автомат с кофе. МасКот ядреного кислотно-зеленого цвета обещал свежие зерна и богатую палитру вкуса. Мишэль не верил ни на букву, но надо было дать ноге отдохнуть. Catbacks так Сatbacks. Кажется, у них был какой-то конфликт с гораздо более навороченной кофейней со звездой в имени и веселенькой полуголой женщиной на картинке, но, по статистике, коты людям нравились больше, чем рыбьи хвосты.

[indent]Сироп, молоко, ещё сироп... Тревизо вздохнул, ткнув пальцем в первую попавшуюся кнопку, и приложил часы к валидатору. Автомат воодушевленно промурлыкал мелодию и старательно затарахтел, выплюнув в подставку стаканчик. Завернутый почти по самые уши в красный шарф юноша завозился, но не проснулся — Мишэль помнил какое-то красное пятно на границе зрения, но не придал ему особого внимания. Это свободный город, людям можно спать где угодно, почему бы и не на стуле в порту. Мигнул и загорелся приветственным экраном лежащий без присмотра планшет. Тревизо нахмурился, раздумывая, стоит ли разбавлять день добрыми делами, и всё таки подошел ближе. Какое самонадеянное доверие миру, украдут же — пикнуть не успеешь. Надо бы обратно в руки хотя бы сунуть, или в рюкзак запихать. Спасибо может и не говорить в принципе, не хотелось будить человека из-за такой ерунды.

[indent] Мишэль не имел дурной привычки читать чужого, но стройные ряды печатных букв бросились в глаза как-то сами собой. Так он и замер, с чужой техникой в руке и застрявшим на выдохе возмущённым «да ладно?!». Лани Кохола нашелся сам собой, даже ничего для этого не делая. На мальчике действительно были очки, беспокойные темные кудри обнимали голову мягким облаком, уши немного смешно торчали и почти трогательно розовели. Беглый осмотр говорил, что Лани скорее заучка, чем хитрожопый. Впрочем, и те и другие в последние лет пятьдесят настолько обнаглели, что стали выглядеть почти одинаково, так сходу и не разберешься, как дела обстоят.

[indent]Встал, должно быть, даже раньше, чем сам Мишэль. Тревизо поджал губы, по-птичьи склонил голову на бок, совещаясь со своей совестью, и, вернув планшет обратно на стул, к своему кофе оплатил второй такой же, гарантировавший ударную дозу быстрых углеводов. Щелкнув крышкой, пристроил стакан с другой стороны, подальше от техники и так, чтобы его было проблематично зацепить рукой, забрал свой и тяжело опустился в кресло.

[indent] Так просидели ещё десять минут в тишине на один два раз по порядку: кофе — Кохола — планшет — Мишэль со своей бурдой в руках. Чтобы как следует пнуть нежелание начинать знакомство понадобилось десять маленьких сербающих глотков. Наконец, поудобнее перехватив трость, Тревизо осторожно ткнул металлическим навершением-клювом Колоху в ногу. Глаза у мальчишки оказались удивительного глубокого цвета. А Мишэль, такая уж слабость, любил людей с синими глазами.

[indent] — Лани Кохола, я полагаю. Не стоит разбрасываться вот так вещами, могут украсть. Я Мишэль Тревизо, можете звать меня доктор Тревизо или просто по имени, мне без разницы. Прошу прощения, что не встретил вас вовремя, не угадал с транспортом, — Мишэль как будто бы извиняясь вежливо прикрыл глаза, демонстративно покачал в руках стаканчик с кофе и сел поудобнее. — Ваш кофе справа, осторожно, не уроните. В качестве извинения. Допьете и можно ехать, к открытию мы уже и так опоздали, но чем хорошо быть самым главным в больнице — выговоры я пишу себе сам.

https://i.imgur.com/4AOfUKl.jpg

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-02-08 18:30:26)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+2

5

Во сне Лани в самом что ни на есть буквальном смысле парил в облаках. Широкий нос прорезал комья подвешенных в небе морей и озёр. Плавники мягко ловили воздушные потоки, которые обтекали гладкое невесомое тело. А ударом мощного хвоста грозовые тучи разбрызгивались на мелкие клочки и оседали нежным пушком на коже.

Шум толпы в порту напоминал биение волн. Прибытие очередного поезда, аэродайна или шаттла ознаменовывалось рокочущим приливом, который становился тем слышнее, чем ближе кит подбирался к поверхности беспокойного в этот час моря. Но стоило уйти на глубину, как вместе с родной стихией его окутывала всеобъемлющая и безгласая безмятежность.

Люди сновали мимо, столь же глубоко поглощённые своими заботами, не обращая внимания на фигуру парня, свернувшегося в уголке у торгового автомата так, словно бы он пытался стать ещё меньше и незаметнее. Точно почуяв его старания, очки сползли на самый кончик носа, как будто бы ему и впрямь удалось.

В мире грёз же плохое зрение киту ничуть не мешало. Наоборот, поднявшись выше линии облаков и обернувшись к рассветному солнцу над укутавшим землю непроницаемым туманом, Лани больше осязал, чем видел: слепящие блики света перед собой, пляшущие цветные пятна пастельных тонов, что плавно перетекали одно в другое, нежность персикового неба, затопившую всё кругом, и росчерки лучей, словно пробивающиеся к нему сквозь толщу океана.

Внезапно один из лучей выбился из этого танца и разорвал гармонию небесной симфонии ярчайшей вспышкой, будто пронзив чересчур замечтавшегося кита ударом молнии… Лани, пока совсем ещё сонный и потерянный, медленно открыл глаза.

Взгляд осторожно прощупывал пространство, пока левиафан силился вспомнить, где его хвост и куда подевалось море, и, наконец, отыскал причину скоропостижного завершения его несбыточной мечты.

Сперва ничего толком было не разглядеть. Лани видел, что рядом с ним на расстоянии непотревоженной зоны комфорта сидел человек. Черты его были смутно знакомы, но пока неузнаны. Пущей неразберихи и вместе с тем загадочно-величественного ореола добавляло сияющее прямо позади высящегося над ним господина рекламно-информационное табло. В его отблесках и свете золотистый водопад струящихся по плечам волос вполне можно было бы принять за лик какого-нибудь святого… Если бы сама реклама не была едко-зелёного цвета, из-за чего ложившийся на локоны и лицо оттенок приближал их к слегка цветущему виду не одну неделю пролежавшего в студенческом холодильнике сыра.

Лишь тогда Лани догадался подтянуть повыше очки, похрустывающий морозом голос назвал его по имени, а в голове проснулись более приближенные к реальности воспоминания. «Мишэль Тревизо, собственной персоной», – застыло и почти одновременно с доктором произнёс он про себя. Далеко не сразу парень начал подавать признаки жизни. Мозг со скрипом и нехотя рылся в памяти в поисках того, как управлять этим тщедушным тельцем не в пример величию огромного кита. Ноги не слушались, про всё остальное можно было вообще забыть на ближайшее время.

По правде, Лани сам не понял, как и когда очутился на полу, стоя по стойке смирно, прямой как ивовый лист. Руки по швам – он так и поклонился, согнувшись по меньшей мере пополам, стремясь всем своим видом выразить самое искреннее раскаяние.

– Осмелюсь возразить, что это мне должно просить у вас прощения, – протараторил юноша полу, но на громкости достаточной, чтобы его без проблем услышали. Глаза зажмурены, лица не видно, но уши предательски порозовели. Ещё бы, так опростоволоситься при первой же встрече и попросту её проспать. Хорош стажёр-лекарь, ничего не скажешь. – Вы не обязаны были меня встречать, но мне следовало быть более внимательным и собранным, тут вы абсолютно правы. Я очень сожалею, что причинил вам столько неудобств.

Воздух в лёгких как-то неожиданно закончился, и пришлось взять вынужденную паузу. Впрочем, собеседник, кажется, тоже не торопился вставлять в его тираду своё веское слово. Собрав в кулак жалкие остатки смелости, парень всё же решился приподнять голову и взглянуть на будущего наставника.

До боли прямой, нечеловечески изящный и стройный, он будто продолжал собой трость, которую выставил вперёд как самый надёжный аргумент от посягательств на его личную территорию. Взгляд Лани беспорядочно выхватывал строгий костюм, пугающую неприступность, россыпь колец и прикрытые веки по ту сторону непроницаемых очков. Но более всего его привлёк профиль: точёный, грациозный, исполненный изгибов и углов настолько аккуратных и уместных, что захотелось его немедленно зарисовать. И кисти рук, излишне тонкие и хрупкие на вид.

Впрочем, восхищению дархата не суждено было продлиться дольше нескольких секунд. Забытый на сиденье планшет ожил и приветливо курлыкнул. Сперва Лани намеревался проигнорировать сообщение, чем бы оно ни было: рекламной рассылкой, погодной сводкой, навязчиво-радостным «вы в роуминге!» и обязательным предложением сменить тариф. Однако девайс продолжал настаивать на том, что он вообще-то тоже заслуживает ласки и внимания, а пиликанье входящих оповещений становилось всё более назойливым.

Уже подозревая, в чём дело, парень обречённо скосил в его сторону глаза и оказался безнадёжно прав в своих догадках. По жизни слегка взбалмошные Дженкинс и Коннор, его соседи по комнате, неразлучный дуэт и извечный двигатель проблем, только узнали об участи своего собрата и отказывались переживать потрясение самостоятельно.

«Лани! Лани, нам только что сообщили, в какую задницу тебя засунули!»

Это был Коннор. Они с Дженкинсом ещё в том году закрыли факультатив целительства и отделались лёгким испугом, угодив в бригаду скорой помощи. Скорая, однако, отделалась испугом отнюдь не лёгким, а академия – штрафом, и хорошо, что вообще отделались. Теперь эти двое отмывали свои грехи на исправительных работах, а потому отъезд одногруппника не смогли застать. Дархат же, по обыкновению весь в себе, не удосужился поставить их в известность.

«Лани!»

«Лани?»

«Лани, ты живой?»

Торопясь и толкаясь, как опаздывающие на перроне, сообщения всплывали почти без передышки, контрастно мерцая поперёк экрана: юноша не очень любил приглушать яркость.

«Лирея вызывает Циркон»

«Лани, ответь»

«ЛАНИ ВЕРНИСЬ В КОЛОХУ» – это уже Дженкинс.

«…»

«Знаешь, что мы узнали про этого Тревизо?»

Лани начал медленно и неравномерно покрываться испариной. Пожалуй, планшет лучше всего будет выключить.

«Говорят, у него не все дома…»

«ПРИКИНЬ СТАРШАКИ СКАЗАЛИ ЧТО ОН РАЗГОВАРИВАЕТ С КАКТУСОМ И ПЬЁТ КРОВЬ ДЕВСТВЕННИКОВ»

За одно мгновение уши парня мимикрировали под цвет шарфа. Лохматая макушка, казалось, ещё немного и задымится. В какую-то долю секунды дархат осел на пол и метнулся к устройству со вполне очевидным намерением, но не тут то было.

Миг. Искра. Вспыхнувший прощальным «Чел, сбрось два раза, если тебя держат в заложниках» и погасший экран. Но прежде этого всего нервный импульс вышедшего из себя левиафана, который планшет привычно распознал и трактовал единственным известным ему способом: изрыгнул на свет неведому зверушку.

Полупрозрачная светящаяся хтонь, нарисованное ещё в поезде чудо в кудряшках, крыльях и ластах с любопытством огляделось, прицелилось и бодро зашлёпало ушами в сторону доктора Тревизо. В дополнение немой сцены рухнул оставленный на стуле рюкзак, рассыпавшись документами, тетрадями и учебниками.

Обомлевший Лани сидел на полу и не знал, что сказать.

– Я… – а что «я»? «Сожалею»? «Дико извиняюсь за товарищей»? «Не хотел, чтобы наше знакомство началось вот так»? Да к кракену это всё. Оставалось только сухо констатировать факты: – Неудачник.

Отредактировано Лани Кохола (2023-02-08 18:50:41)

+2

6

[indent] «Их там что, дрессируют?»

[indent] Мишэль недоуменно моргнул, уставившись в бесконечно-извиняющийся лохматый затылок Лани, и во имя сохранения имиджа ограничился бульканьем в стакан с кофе, в своей неопределенности выразившим и удивление, и принятие, и «да, да, а теперь, во имя звезд, пожалуйста, разогнись». От чего-то подобного он давно отвык — все поклоны остались на Алькоре, где он был сыном и внуком тех, кому кланялись, поэтому и ему кланялись тоже, больше за компанию чем из реального уважения. Ниже всех, конечно, кланялись слуги, вышколенные матерью до неживого покорного автоматизма, ещё ниже, когда понимали, что из-за очередной проделки сиамцев влетит совсем не златовласым мальчишкам.

[indent] Пробивал ли Кохола его по фамилии? Может поэтому. Не так уж и сложно, в принципе, родственники поинтереснее мелькали в верхних строчках выдачи, а заблуждение, что каждый хоть сколь-нибудь знатный человек жаждет обращение исключительно «ваше вашество, не извольте гневаться», было расхожим и, к сожалению, страшно заразным. Однако спорить с юношей было бессмысленно, иначе они попадут в капкан вежливых реверансов и будут вынуждены пытаться освободить застрявшее в нем воспитание еще пол дня. Лани был вежлив, это уже заслуживало если не похвалы, то участливого внимания. К тому же — Мишэль припомнил название учебного заведения в шапке письма и чуть заметно нахмурился — учился он в месте не для тощих кошельков. Значит не так прост. Или попал в милость к кому-то непростому, что тоже было полезно помнить.

[indent] Лицо у Лани было... испуганное? Интересно даже, его так боится или была другая причина. Мишэль повел плечами, словно стряхивая с них напряжение, и, найдя внутренний компромисс, попробовал если не потушить чужую панику в корне, то хотя бы попытаться успокоить студента. Внятное обучение, или что там предполагалось по документации, было заведомо обречено, пока Кохола так отчаянно боится лишний раз дыхнуть неправильно.

[indent] — Полагаю, ошибки простительны, если их не повторять. Не будем доставлять друг другу неудобств впредь, как вы считаете?

[indent] Градус неловкости, однако, нисколько не упал, а напряжение стало как будто даже ещё гуще. Может быть, стоило попытаться изобразить на лице что-то вроде дружелюбия, но Мишэль как-то заранее предвосхитил, что тогда все станет ещё хуже — нервную судорогу, которую он выдавал вместо улыбки, легко было принять за приступ острой зубной боли. Поэтому пришлось принять на веру, что провальную попытку следовало считать засчитанной, и продолжить осторожное преисполненное смиренной терпеливости наблюдение. Глаза у Лани под стеклами очков светились глубокой лазурью — как море, в котором, кажется, утонули даже зрачки. Сейчас, правда, это было разве что море тревоги. Интересно, кто — дархат? Смотреть без спроса, пусть магия эта была самая базовая и давалась легко, как воздух, было не вежливо, а Мишэль был не так воспитан. А ещё до боли просилась какая-то совершенно фамильярная шутка в стиле «не бойтесь, я не кусаюсь, сегодня не четверг, а грызу студентов я строго по расписанию». Мишэль открыл было рот, но почти сразу закрыл, клацнув зубами, и только печально покачал головой, словно провел с собой внутренний неутешительный диалог и пришел к самым удручающим выводам.

[indent] Дзень! — планшет на стуле подал признаки жизни и вспыхнул экраном. Кохола рассеянно моргнул, но с места не сдвинулся, так что Тревизо, на всякий случай, чуть заметно приглашающе двинул подбородком в сторону девайса. Отомри, морская фигура, если я смотрю на тебя — это вовсе не значит, что я методично препарирую в голове каждое твоё действие и расфасовываю по полочкам «одобрено-достойно осуждения». Ну может быть, каждое второе действие — личные качества студента Мишэля интересовали в меньшей степени. Лишь бы толковым был, не путался под ногами и лишний раз не выплевывал «хрены» и «блины» в посторонних людей.

[indent] Дзень! Дзень! Дзень!

[indent] С той стороны сети кто-то надрывался и отчаянно требовал внимания. Тревизо демонстративно не повел даже бровью, продолжая смотреть только на мальчика — за защитой темных стекол он мог изучать чужое лицо почти безнаказанно. Мальчик, в свою очередь, демонстрировал поразительный талант к смене цвета лица, косился на планшет с таким ужасом, словно там по меньшей мере вылетали сообщения от сверх меры бесстыдных и щедрых одногруппниц или одногруппников. Было бы чего стыдиться, конечно. Планшет вопил — Лани краснел, бледнел и практически нежно синел — Мишэль не выдержал и чуть скосил глаза вниз. Ну что такое...

[indent] О. Ну конечно. Чего-то такого ожидать стоило, правда Мишэль предполагал, что косточки ему перемоют ещё не на Цирконе. Кохола, кажется, страшно распереживался, что Тревизо может это увидеть — про не все дома, растения и гипотетических девственников. Мишэлю же было интересно, какой именно из «старших» выступал осведомителем. Можно было бы попросить передать привет с пожеланием всяческих благ вне медицины. Оно и ладно, но про «кровь» была совсем глупость, девственники же такой дефицит. С голодухи бы умер давным давно, право слово. Он глубоко вздохнул и потянулся было рукой, чтобы не глядя протянуть гаджет Лани от чьего-нибудь греха подальше, но не успел — мальчишка вдруг осел на пол, планшет крякнул, вспыхнул экраном и выплюнул на свет нечто... нечто. Нелепое, крылатое, ластоногое и мохнатое. Мишэль тоже замер, затаив дыхание. Как итог всех разбитых надежд на хоть сколь-нибудь удачный исход этой встречи рухнул на пол рюкзак — бах! — Тревизо только успел наклониться, чтобы помешать перевернуться стакану с кофе, чтобы композиция не нашла своё завершение в липком сливочно-сахарном топпинге.

[indent] Неведома зверушка огляделась, к ужасу Тревизо нашла его ногу жутко интересным объектом и уверенно запрыгала в его сторону. Он предостерегающе пригрозил созданию пальцем, не уверенный, что порождение чужой буйной фантазии его поймёт, но все таки предприняв попытку сохранить личное пространство неприкосновенным.

[indent] — Нет. Даже не думай.

[indent] Создание не думало — оно прыгало с неумолимостью злого рока, поэтому пришлось отгонять его с помощью подручных средств. «Это» намек проигнорировало и продолжило быть жутко упрямым в своём навязчивом желании познакомиться.

[indent] — Кохола, я могу вас попросить, — очередное движение трости было встречено мурлыкающим попискиванием и какой-то хтонической настойчивостью. — Вы весьма талантливы в материализующих чарах, но, боюсь, я не могу оценить их по достоинству. Вы это создали, вы и убирайте. Был бы весьма признателен. Я не фанат животных.

[indent] — Мр-рык! — отозвалась зверушка.

[indent] — Нет, никаких исключений, — предостерег Мишэль, со вздохом снял очки и уставился на ластоногого летуна максимально выразительно. — Кыш.

[indent] Тревизо потер переносицу, вернул очки на место, устало откинулся на спинку стула и посмотрел на Лани с выражением, отдаленно напоминающим сочувствие. Ну и что ему скажешь? И не согласиться, и не опровергнуть — встреча определенно превратилась в фиаско, и Мишэль с этим ничего поделать не мог. В этом было больше плохого, чем обнадеживающего. Целительство не терпело никакой суеты, с таким подходом можно было сразу вычеркивать весь пройденный курс и забывать его как страшный сон. Но был ли мальчик виноват в том, что волновался рядом с незнакомцем, который будет оценивать его ближайшие несколько недель — тоже вряд ли. Сам он много лет назад не волновался лишь потому, что был не один. Неудачник ли он потому, что угодил к Тревизо — очень может быть. Были места и получше. Похуже, впрочем, тоже были, с адом мунициальных клиник мало что могло конкурировать.

[indent] — Выдохните и соберитесь, — наконец на пробу начал он, тщательно взвешивая слова и стараясь звучать не очень ультимативно. За столько лет он почти разучился проявлять сочувствие, слишком привыкнув, что людям вокруг его злая ирония или приходилась по душе, или они были вынуждены мириться с ней как с неизбежностью. — Быть неудачником — не самый плохой вариант. Гораздо хуже обманываться случайным успехом; когда тебе стабильно не везет, учишься не ждать от жизни многого и не разочаровываешься.

[indent] Утешал Мишэль не очень. По лицу Лани сложно было понять, сделал он хуже или наоборот. Тревизо осторожно постучал пальцами по стулу рядом и, наклонившись, подцепил за лямку рюкзак, возвращая его в горизонтальное положение.

[indent] — Вот это стул, на нём сидят, Лани. Гораздо удобнее пола, можете мне верить, я за свои годы на чем только не сидел, — легким усилием он отправил все нехитрое содержимое сумки обратно, побоявшись, что неуклюжесть Кохолы имела эффект накопительный и возня с сумкой растянется ещё на несколько опрокинутых вещей. С «сидением» получилось, конечно, двусмысленно. — А это кофе. Его пьют. Дурной, конечно, но я потом покажу вам, где наливают приличный. Просыпайтесь и…

[indent] Он замолчал на мгновение, пытаясь найти наиболее удачную формулировку. Что-то получше гаттовской любимой заповеди «ни сы», которая сводилась к познанию дзена и принятию своих несовершенств во всей их палитре.

[indent] — Вы боитесь ошибиться. Не нужно. Когда я найду необходимым оценивать ваши навыки, я сообщу, ваша координация в пространстве мало меня интересует. Пока это не вредит окружающим или вам лично, разумеется, постарайтесь не убиться. Стул. Кофе. И прежде чем мы пойдём на транспорт, — он поглядел на часы, — у нас есть еще минут пятнадцать, как раз, ответьте, будьте уж так добры, своим... друзьям, иначе они и правда подумают, что я вас съел, — выдал Мишэль последние инструкции и сам выбрал позорное бегство, прикрывая глаза и прячась в кофейном стаканчике по самый нос.

[indent] — Я бы предпочел спокойно поговорить уже в клинике, но если вас что-то интересует, можете спрашивать уже сейчас. Всегда легче знать, с кем придётся работать в ближайшее время. И мне, км... — Тревизо с сомнением поглядел на свою сумку, где как любимый родственник в склепе покоился его собственный сдохший гаджет. — Мне нужны будут ваши контакты, если понадобится прислать информацию или инструкции. Сразу, как только верну себе гаджет, мой, к сожалению, приказал долго жить. И если вы не против…

[indent] Он мягко стукнул себя пальцами по виску, имея ввиду базовую простейшую телепатию.

[indent] — Не имею привычки лезть в чужие головы без спроса. Но на месте я часто бываю занят, так что хочу иметь возможность обращаться к вам напрямую. Если это будет уместно.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-02-12 14:16:30)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+2

7

С выражением, преисполненным беспомощности, Лани следил за посягательствами собственноручно сделанной хтони на чужую неприкосновенность и очевидно пытался что-то промычать, но как назло в голову не шло ничего умнее: «А ласты у него чтобы плавать».

Нет, дело было не в том, что он не мог убрать эту оптимистично (в отличие от них двоих) настроенную тварюшку, своим позитивом поругивающую столь кропотливо выверенную атмосферу безысходности. Проблема решалась по большому счёту щелчком пальцев, от чего крылатое нечто осыпалось сверкающей перхотью на безукоризненно чёрные штаны доктора; впрочем, и она вскоре растворилось в воздухе.

Беспомощным Лани ощущал себя безотносительно конкретных событий. Просто все они в совокупности сплелись в чересчур тугой комок, застрявший где-то в области горла и мешавший нормально дышать. Комок заботливо трамбовался сверху упадническими мыслями о том, что какой из него теперь помощник князю, если даже сейчас, в условиях in vitro, он превращался из помощника в ходячую катастрофу.

Во всём этом кошмаре, в котором Лани топил сам себя, прозвучавшее с хрипотцой откуда-то сверху пожелание выдохнуть оказалось как нельзя кстати. Узел в горле ослаб, а дальнейшие слова доктора и вовсе привели дархата в полнейшее изумление. Он не отрицал принадлежность юноши к древнему роду «фортуна на нас забила», как все иные. Наоборот, соглашался с ним, но вместе с тем вселял робкую надежду, что быть неудачником – ещё не конец света.

По мере того, как доктор продолжал говорить, выражение лица Лани с «убейте меня, пожалуйста, быстро и без мучений» сменялось на искреннее неверие и такую же искреннюю признательность. Дархату было плевать, насколько непривычные и местами даже странные подбирал доктор формулировки, чтобы вытянуть его из болота самогрызения. Он настолько привык, что его существование в общем-то никого не заботило, а все его проблемы оставались целиком и полностью только его проблемами, что разум до последнего отказывался признавать реальность происходящего. Право слово, громоздкая китовья туша, взмывающая к облакам, в данный момент казалось ему куда реальнее.

В поисках подтверждения взгляд скользнул к упомянутому стаканчику кофе. Рука осторожно потянулась и пощупала его. Вроде настоящий. Даже ещё тёплый. Тёплый… Что-то очень схожее юноша внезапно ощутил от сидящего перед ним человека. Каким бы он ни был колючим и черствым на вид, но мало кто проявлял по отношению к Лани столько заботы.

В памяти невольно вспыхнули воспоминания о князе. Того тоже нередко сторонились и даже осуждали за вздорный характер и сложный нрав, которому, казалось, почти невозможно было угодить. А вот поди ж ты, этот «заносчивый сноб», как называли господина за пределами его владений за глаза, спас от браконьеров и подобрал себе осиротевшего китёнка, дал ему пищу и кров, а позже – и образование. Наблюдая за ним, Лани не понаслышке знал, что князь не жалел ничего для своих людей и тех, кто в этом нуждался. Но люди судят по обложке, не пытаясь заглянуть внутрь книги…

Из очередного побега в море рефлексии его вернул всё тот же высокий хриплый голос, настоятельно рекомендовавший написать друзьям и очевидно напоминающий о недавнем фиаско. Дархат лишь тихонько вздохнул.

Как-то совсем уж неуклюже и побито Лани вполз на стул, пользуясь позволением и ценным указанием доктора, послушно включил планшет и открыл чат «Покойников» (до сих пор в голове всякий раз при взгляде на это слово звучал тупой смех Дженкинса: «Ну дык на соседних койках спим, соседи ПО КОЙКАМ, значица покойники!»).

Пролистнув несколько последних бессмысленных сообщений не глядя, дархат поспешно набрал:

«Всё хорошо. Добрался без проблем. Уже познакомился с наставником. Доктор Тревизо совсем не такой, как вам описывали. Он очень добрый и понимающий».

На этом, наверное, следовало бы и закончить, но Лани неожиданно понесло. Каким бы добрым и понимающим ни был сидящий рядом человек, с запозданием приходило осознание, что это не случайный прохожий, которому юноша по нелепости своего существования нечаянно наступил на хвост, принёс кучу проблем и столько же извинений, и о котором можно было спустя какое-то время забыть как о страшном сне. Нет, доктор верно обратил его внимание на то, что как наставнику ему предстоит оценивать способности попавшего ему в лапы студента, и какое-то время им придётся работать вместе, а доктору Тревизо персонально – мириться с патологической неуклюжестью своего помощника в моменты излишнего нервного напряжения. А в присутствии почти любых людей у Лани такие моменты были когда всегда. Даже рядом с Дженкинсом и Коннором он перестал ронять кружку от их внезапного появления в его «зоне свободной от людей» лишь спустя несколько месяцев.

Пожалуй, в данной ситуации было совсем неудивительно со стороны дархата искать понимания именно у них, таких абсурдных и диковатых в своём поведении, но всё же по-своему ему близких.

«Он не стал меня ругать за всё, что я тут учудил (и вы тоже), даже замечания не сделал. Наоборот, помог собрать рассыпавшиеся вещи. Он также поддержал меня и сказал, что быть неудачником не так уж и плохо… Ещё он купил мне кофе! И дал время прийти в себя и написать вам».

Немного подумав, Лани кинул быстрый взгляд на прикрытые чёрными очками глаза, пряча улыбку в шарфе, и добавил:

«Жаль только, что животных не любит».

Ответ пришёл не сразу. Дженкинс, судя по значку онлайна, всё ещё переваривал полученную информацию, а Коннор внезапно прислал голосовое.

Юноша рвано втянул носом воздух, крепко зажмурился, мысленно помолившись всем демиургам, сделал громкость пониже и нажал на значок проигрывания.

«Чел, а ты в курсе, что киты – тоже животные? Я, конечно, ни на что не намекаю. С другой стороны, раз животных не любит, значит, твою кровь пить точно не…»

Дослушивать Лани не стал, ещё быстрее выключил планшет, чем в прошлый раз, и с каким-то особым остервенением запихал его поглубже в недра рюкзака. Конечно, потом он об этом пожалеет, но это будет потом. Пока же дархат был всецело согласен со своим господином и представителями старшего поколения, что гаджеты – это зло. И ещё какое. Так достать с другой планеты, это ещё умудриться надо.

– На самом деле они не такие плохие, как пытаются казаться, – начал он невпопад оправдывать друзей, хотя доктор спрашивал его совсем о другом. – И я думаю, если бы на моём месте были Коннор или Дженкинс, они бы в один миг починили ваше устройство.

«Но вместо них прислали меня. Извольте не любить и не жаловать, только не выгоняйте, пожалуйста», – мысленно добавил Лани и спохватился:

– А насчёт обращения напрямую – да, конечно. Как вам будет удобнее.

Для дархата это было чем-то само собой разумеющимся и полностью естественным, поскольку князь частенько обращался к помощнику именно таким образом, не терпя телефонов и прочих «адских машин». Да и самого Лани «вызов в голове» быстрее возвращал в реальность.

Юноша уже привычно подтянул к себе колени, обхватив стакан с кофе через рукава толстовки, и склонился над ним, приняв сходство скорее с черепашкой, которая спряталась в свой панцирь, нежели огромным морским чудищем.

Доктор Тревизо милостиво позволил задавать ему вопросы, и возможно Лани стоило бы спросить о чём-то более насущном, навроде того, где ему жить или кому продать душу, чтобы практику засчитали пройденной, однако, с сомнением пожевав губу, он осторожно спросил:

– А можно мне поручить такую работу, чтобы там было поменьше людей? – довольно наглая на вид просьба, за которой последовало жалкое оправдание, но дархата настолько обнадёжили слова наставника, что он осмелился хотя бы попытаться уточнить. В конце концов, так и доктору от него будет меньше проблем. – Понимаете, у меня целительство идёт лишь факультативом, моя основная специализация – техномагическое программирование, и врачевать я не собираюсь. Но я могу быть полезным! Например, смешивать настойки и катать ватные тампоны, возиться с бумажной и электронной документацией, делать вам кофе и ежедневную уборку в клинике…

+2

8

[indent] Мальчик, вроде как, передумал умирать на месте и стал подавать вялые признаки жизни — а это уже был если не хороший результат, то удовлетворительный. А когда дело касалось общения с людьми оценки «удовлетворительно» Мишэлю было более чем достаточно. Совсем хороший день — когда удавалось добраться до планки «выше ожидаемого», но тут была сложность с определением ожидающей стороны. Сам от себя Тревизо не ждал ничего хоть сколь-нибудь стоящего уже очень давно.

[indent] Не отодвигаться.

[indent] Лани плюхнулся на стул рядом, и Мишэль почти машинально закинул ногу на ногу, увеличивая дистанцию и пристраивая трость сбоку, выставляя её своеобразным ограничителем, за который лучше было даже не дышать. Но личное пространство наставника, кажется, юношу интересовало в меньшей степени, воспользовавшись мудрым советом [или слишком нервничающий, а от того выполняющий полученные указания на автомате — и тот, и другой вариант сейчас проходили под грифом #сойдетитак], уткнулся в планшет и бодро застучал пальцами по экрану. Тревизо кивнул сам себе и деликатно отвернулся в сторону, бесцельно рассматривая волнующуюся как море толпу. Сверху почти уже привычно за последний час замурлыкала прилипчивая мелодия приветственного джингла: «Ту-ду-ду, экспресс «Порцион — Циркон» прибывает на пятую стыковочную платформу, местное время восемь часов двадцать семь минут, погода кровь пить точно не…». Тревизо рассеянно моргнул, не сразу взяв в толк, причем тут кровь, высокая влажность и срывающийся шквалистый дождь. Успел только чуть заметно повернуть подбородок, когда Кохола вновь отмер, слишком поспешно запихивая планшет в рюкзак, и принялся зачем-то невпопад оправдываться за чужое голосовое.

[indent] — Мне все равно, — прервал он Лани, склоняя голову и задумчиво протарабанив по картонному стаканчику пальцами. — Это ваши друзья, не мои. Хотя я бы на вашем месте нарисовал перед отъездом характерные точки на шее. Всегда хорошо иметь в багаже какую-нибудь неправдоподобную байку с практики. Кажется, все студенты любят такие истории.

[indent] Неудачная шутка. Зря. Он рассеянно моргнул ещё раз, тяжело вздохнул и притянул сумку ближе, словно хотел защитить имущество от посягательств конноров и дженкинсов, какими бы умелыми они ни были. Лучше он уж как-нибудь сам. У него были знакомцы с руками из нужного места для реанимации планшетов и прочей ерунды, которая регулярно выходила из строя, но к которой Мишэль прикипал намертво и не хотел расставаться никак и ни на каких условиях, и студентов к этому было привлекать совсем не обязательно. Многие его консерватизм не поддерживали — на Алькоре никогда не воротили нос от новых технологий, даже наоборот, всячески поддерживали симбиоз магического и не_магического — но дело было даже не в более современных игрушках. Тревизо был злой собакой в прошлом — и сейчас к вещам привязывался точно так же. Как собака, достаточно кусачая и, по субъективному ощущению, достаточно старая, чтобы защищать вещи, к которым привыкла.

[indent] — Не сомневаюсь в их навыках, — прохладно ответил он. — Но эти таланты лучше практиковать у кого-нибудь, кто хоть что-то понимает в железках. И вы мне тоже не для железа нужны, с этой проблемой я разберусь сам.

[indent] «Вы мне вообще, честно сказать, не упали, но мы не всегда получаем что хотим. Скорее уж никогда», — продолжил он мысленно, но, сказанного, кажется, уже было более чем достаточно. Лани снова закрылся, убежал в свою толстовку, как в защитный панцирь — только уши одни и торчали. Тревизо скорбно поджал губы, признавая своё дипломатическое поражение, и только сильнее вцепился в трость, пытаясь найти в ней опору и защиту от себя самого.

[indent] — Прошу прощения, если это прозвучало грубо, не хотел обидеть вас, или ваших друзей. Я… — если уж совсем честно, был бы рад отменить сегодняшний день, чтобы мы никогда не встречались и не были вынуждены мириться с навязанной необходимостью красть время друг друга ближайшие недели. — Довольно давно не обучал студентов. Ещё дольше — студентов не целевых направлений. Но я постараюсь, если вы постараетесь. Извлечем из нашего общения максимум пользы.

[indent] Так, кажется, звучало даже и неплохо. То ли у него на лице было написано, что занимать Кохолу у него не было желания никакого, то ли мальчик просто был до жути проницательным, но уж слишком логично озвученная просьба укладывалась в концепт «не попадаться вам на глаза все это время, потом подпишете нужные бумажки и забудем все произошедшее, как страшный сон». Но у Мишэля, конечно, было своё альтернативное мнение про «места с минимумом людей».

[indent] — Могу предложить морг, там славно. Тихо, спокойно, и никто не достает. — Лани, кажется, впечатлился как-то совсем в другую сторону, вновь начав стремительно зеленеть, поэтому пришлось продолжить уже в более «живом» ключе. — Но у вас факультатив, не думаю, что это подойдёт. Давайте так, у меня сегодня весь день расписан, поэтому я оставлю вас с старшей сестрой на смене. Она проведет вам экскурсию, я пока изучу присланные бумаги, а после обеда мы вместе подберем что-то, что придется вам по душе и совпадет с программой? Кофе я могу сделать и сам, а…

[indent] Он замолчал и вроде как даже бледно улыбнулся. Если это нервное движение уголком губ вверх можно было принять за улыбку. Отправил стаканчик с приторным сахарным осадком метким броском в мусорный бак и поднялся на ноги. «И тебе не хворать, Мишэль», — отозвалась правая ноющей болью. «Что б тебе отсохнуть, паскуда», — парировал Тревизо с мрачным злорадством по отношению к самому себе. Боль заземляла и помогала помнить себя существующим здесь и сейчас. Не самый плохой якорь. Может поэтому он так и не дошел «пересобрать её заново», косо и неодобрительно смотрел на вариант протезирования и отмахивался «да-да, разумеется» на все советы врачей другой плоскости, что проблема совсем не в ноге. Не только в ноге.

[indent] Но это он и без них знал. Мишэль был старой увязшей в собственной памяти большой птицей, но совсем не идиотом.

[indent] — А впрочем, познакомитесь сами. У нас уже есть фея чистоты, и я не думаю, что вы захотите посягнуть на её владения. Даже я её побаиваюсь. Предлагаю выдвигаться, я сегодня совсем не прыгун, не хотелось бы опоздать.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

[float=right]https://i.imgur.com/RvctxXU.png[/float]
[indent] — Райан, можно вас на минутку? — клиника встретила их стерильной прохладой и вежливым молчанием даже в холле. По дороге Тревизо выдал Лани базовый инструктаж: кухня есть, но маленькая, столовые дальше по кварталу, но мне нравится та, что с зеленой вывеской, там можно просить убирать грибы, если любите — бросьте эту затею, никого ещё грибы до добра не доводили; до кофейни придётся пройтись, но там очень дельные пироги, самая лучшая в городе, конечно, совсем не тут; если нет своей чашки, возьмете из шкафа любую с котом — они общего пользования — и где-то на кружках запас разговорчивости Мишэля как раз и иссяк. Хорошенькая рыжая девица — с милым носом, в котором можно было угадать что-то от диких котов, даже эволюционный скачок не убрал до конца в ней изначальные животные черты — вынырнула из-за стойки, почти выплыла, и услужливо заулыбалась. За столько лет Мишэль достаточно выучил грани её натянутых улыбок, чтобы сразу распознать подвох.

[indent] — Вы опаздываете.

[indent] — К своему стыду. Райан — это Лани Кохола, наш стажер на ближайшие пару недель. Лани — это Каэсси Райан, старшая медсестра. Сегодня вы будете под её опекой как минимум до обеда. Если вам повезет — после обеда тоже, компетентнее специалиста в этом здании я не знаю.

[indent] — Льстец, — фыркнула Каэсси, смешно сморщив нос. — На столе вас ждут документы, и напоминаю, что на десять часов у вас мистер Хэллоуэй, не опять, а снова. Вы его что, приворожили?

[indent] — Не думаю. Но я очень вежливо киваю, и ему кажется, что мне действительно интересно.

[indent] Каэсси снова смешливо фыркнула и, наконец, обратилась всем вниманием огромных прозрачно-серых, чуть фосфорящихся глаз к студенту. Мишэль коротко попрощался, только слышно было мерное «топ-топ-стук-топ-топ-стук» по коридору да ультимативный хлопок двери.

[indent] — Ну что, Лани Кохола. Можно я буду звать тебя просто Лани? Мне эти выканья совсем не нравятся, пусть Мишэль со всеми расшаркивается, у него работа такая. А ты можешь звать меня просто Каэсси. Ты целевик или как? Мне он ничего про стажера не говорил, прятал тебя, подлец такой. Небось забыл, а потом сидел с важным видом. Ты его не бойся, Тревизо нормальный. Ворчит, конечно, но врач от бога, такая удача — к нему попасть, жаль только, не идет никто. Переодеться есть во что?

[indent] Дружелюбие Каэсси граничило с нападением для неподготовленных собеседников. Вопросы она задавала почти пулеметной очередью, утянув Лани обратно к стойке, успев по ходу дела поставить несколько подписей, наклацать что-то на мониторе, неожиданно низко гавкнуть что-то проходящим мимо медбратьям, которые мигом прекратили смеяться и рассыпались по кабинетам, как кегли, и вновь обернулась всем телом к юноше, почти ловя его в как в капкан когтей в цепкую хватку своего внимания и интереса. Высоко и тонко звякнул, хитро вплетенный в волосы и выбивающийся из-под шапочки, колокольчик.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-02-13 07:25:06)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+2

9

Лани не сразу понял фразу про «характерные точки на шее». Осознание пришло где-то между двенадцатым спотыком на пути к месту назначения и зашарканным порогом клиники, который он едва не клюнул носом. Тогда же юноша впервые с того момента, как они покинули порт, улыбнулся. И, смутившись, постарался поскорее спрятать эту улыбку поглубже в надёжных кольцах шарфа, как и в прошлый раз.

Всю дорогу он провёл в почтительном молчании и тщательнейшем впитывании каждого произнесённого наставником слова. Зачем – он и сам не мог сказать (особенно когда речь зашла про грибы и котов, и дархат начал с тихой паникой терять нить монолога), однако так трясучка перед неумолимой неизвестностью и встречами с огромным количеством незнакомых людей одолевала его чуть меньше.

Ровно до той поры, пока из-за плеча доктора на него не взглянули сверкающие хитрые глаза под выбившимися из-под шапочки апельсиновыми локонами. То, что Лани ничего  не уронил в этот момент (в том числе и себя), он считал своей маленькой победой. Однако за сим список его достижений заканчивался. 

Девчонка. Одним этим словом на его взгляд можно было охарактеризовать босса легендарного уровня, находись они в компьютерной игре. И это не считая того, что Лани со своей абсолютной социальной беспомощностью очевидно проходил её на сложности «хардкор».

Итак, дорогу к почти недостижимой цели – дожить до конца практики – ему преградила девчонка, а вернее уже вполне себе состоявшаяся взрослая девушка. Просто так уж вышло, что у дархата отношение к женскому полу осталось где-то на уровне стеснительного пятиклассника, ибо из двадцати шести лет своей сознательной жизни двадцать три он их видел не ближе, чем на расстоянии достаточном, чтобы успеть тактично удрать.

Сперва было поместье князя, где девушек не жаловали, и в числе персонала, демиурги упаси, господин их никогда не держал. Затем академия, в которой женские и мужские общежития находились в отдельных зданиях, а на занятиях по основной специальности Лани девушек среди как учащихся, так и преподавателей почти не встречал. Почти, ибо те, у кого хватило безрассудства остаться на техническом факультете, где, несмотря на равенство и братство, всё равно 98% студентов оказывались парнями, были такими же гиками, как он сам и его одногруппники, и особо сильных панических атак у Лани не вызывали.

Разумеется, существовали ещё по-боевому разукрашенные по самые нарисованные брови и наклеенные ногти дамы, подобно секретарше из деканата, которые в принципе вселяли в него суеверный ужас, но их дархат выделял в отдельную касту кошмаров.

Сейчас же перед ним была объективно миловидная девушка безо всяких излишеств во внешнем облике (если не считать излишне бьющего по глазам ярко-рыжего цвета), отчётливое ощущение, что на него смотрят как кошка на селёдку, и полное отсутствие путей к отступлению. В довершение всего доктор попросту оставил его наедине с этой особой, бросив словно наживку в бассейн с крокодилами, и бодро для своей хромоты уцокал в закат. Ну или рассвет, не суть.

Лани ещё какое-то время глядел на закрывшиеся за ним двери клиники, будто магией сверлящего взгляда ему было по силам проделать в ней дыру и сбежать, ну или хотя бы призвать доктора обратно. Да, может очки Лани и переливались фигуральным нежно-розовым оттенком, когда он смотрел на наставника под впечатлением первого впечатления и его заботы о себе, юноша всё же отдавал себе отчёт, что человеком господин Тревизо был не самым простым и лояльным. Некоторые его слова были жёсткими. Некоторые – обманчиво мягкими, но несли под собой гораздо более жгучий смысл и резали подобно наточенному скальпелю. И всё же в данной ситуации дархат скорее предпочёл бы ещё раз пять для порядку уронить в его глазах остатки своего самообладания и теперь уже по справедливости за это огрести, нежели остаться с девушкой один на один.

Но никто не призвался.

С тихим вздохом и лицом как перед поднятием на плаху паренёк развернулся к Каэсси Райан, кинул на неё испуганный взгляд и тут же уткнулся им в пол. От больничной белизны плитки метафоричное сравнение себя с селёдкой на тарелке начало обретать более ощутимый смысл.

Вышколенные манеры и встроенная при сборке привычка ставить чужие интересы выше своих требовали от Лани поприветствовать условную коллегу и хотя бы начать отвечать на все брошенные подобно петардам в его сторону вопросы, однако при попытке открыть рот он уже понял, что заранее обречён. Губы дрожали, пусть пока ещё незаметно, а из пересохшего от волнения горла не доносилось ни звука.

С молчаливой безнадёжностью Лани захлопнул рот, пару секунд потратил на обдумывание ситуации и поиск возможных выходов из неё, а затем решительно полез в рюкзак. Определённым плюсом вместительной заспинной сумки и его скромных потребностей было то, что в любые путешествия дархат мог не таскать с собой лишний багаж, умудряясь сложить в рюкзак всё необходимое хоть на две недели, хоть на месяц. Минус состоял в том, что при сборах, напоминающих игру в тетрис, свободного места там почти не оставалось, и именно, поэтому пока практикант пытался отковырять из самых недр любовно запиханный туда девайс, на пол поочерёдно шлёпнулись несколько лежащих сверху тетрадей, носки, зубная щётка и мыло. А Лани возблагодарил богов, что не нижнее бельё.

Переживать ещё и на этот счёт уже не осталось никаких моральных сил, так что парень просто плюхнулся на пол следом, быстро сгрёб все вещи в беспорядке обратно в рюкзак и принялся что-то очень быстро строчить стилусом на победоносно отрытом планшете.

Меньше, чем через полторы минуты он посмотрел вверх, столкнувшись с пытливыми серыми глазами, поспешно вскочил на ноги, низко поклонился и выставил перед собой на вытянутых руках планшет, развернув его экраном к Каэсси:

«Здравствуйте. Приятно познакомиться. Зовите меня как вам удобней. Предвосхищая ваши вопросы: я не немой, но очень сильно нервничаю и боюсь, что начну заикаться, на корню загубив все попытки внятной коммуникации. Я «или как» (не целевик). Доктор Тревизо мне очень понравился, он оказался внимательным и отзывчивым человеком, но я всё равно его побаиваюсь, не могу ничего с этим поделать. Медицинской формы у меня нет, если вы про это. Постараюсь быть вам полезным. Готов уже сейчас оказывать любую посильную помощь».

+2

10

[icon]https://i.imgur.com/kMHCKzS.png[/icon][nick]Каэсси Райан[/nick][lzbb]<div class="lz"><lz>дархат-анион, старшая медсестра, и рыбку съест, и косточкой не подавится</lz></div>[/lzbb][status]бойкотик[/status]

[indent] — Воу-воу-воу, малыш, полегче, не надо прямо тут перео... О, — Каэсси моргнула, улыбка её чуть увяла, но быстро вернулась на своё законное место, когда Лани выставил перед собой планшет с текстом. Она бегло пробежалась по строчкам, скептически глянула на студента, вздернув бровь, и покачала головой, беззлобно и понимающе. — Стесняшка значит? У меня «младший братец» такой, девчонку увидит — сразу теряет способность выдавать что-то внятнее «я есть Майлз», «ы» и «абоба» и пытается позорно удрать. Но ты так даже и ничего, с планшетом здорово придумал. Я тебя поняла. Пойдём, выделим тебе шкафчик, и я все покажу.

[indent] Она почти уже было цапнула Лани за руку, но вовремя остановила себя, мазнув пальцами возле чужого запястья, внезапно улыбнулась смущённо, совсем как молоденькая девчонка, и заложила руки за спину, сцепив их в замок, чтобы предупредить посягательства на чужие конечности.

[indent] — Ах, прости-прости, дурная привычка. Иди за мной.

[indent] На фоне муниципальных клиник больница была скорее даже небольшая — три этажа делились лестницей посередине на два блока. Райан показала Кохоле служебную лестницу, пообещав попросить у охраны выдать ему пропуск в ближайшие дни — там людей было меньше и угроза столкнуться с кем-то из пациентов и что-либо перевернуть была ниже — но сегодня повела его по центральной, по ходу дела бодро вещая, как тут что устроено. Со слов Каэсси Тревизо удалось заманить к себе на работу специалистов разных профилей, так что клинику нельзя было назвать узко-специализированной. В блоке «А» располагался небольшой стационар, от второго этажа к третьему палаты располагались по степени комфортабельности. По другую сторону были операционные, кабинеты врачей для консультативного приёма и технические помещения для сотрудников. Каэсси довела Лани до самой пожарной лестницы и сдавлено хихикнула в кулак.

[indent] — Если вдруг потеряешь Мишэля — ищи здесь, он тут прячется, вечно его тянет забраться повыше, как будто роста своего недостаточно. Знаешь, иногда мне кажется он нас боится даже больше, чем мы его. Я его тут когда в первый раз поймала — подумала все, довели нам главного. Он тогда так ругался, какая, говорит глупость, крылья размять вышел, а я так обрадовалась: он до этого такой вежливый всегда был, до скрипа прямо, а тут, значит, признал, даже почти живой человек. Я их тогда впервые увидела, — она широко развела руки в стороны, словно обычных слов было недостаточно, — крылья его, здоровые — не могу. Я с этнархами до этого близко не общалась, в колледже больше со своими или с хуманами, понятнее они как-то. Теперь все никак не могу их развидеть, кажется, что тень у него за спиной гуще, чем нужно. Глупость, конечно. Но знать, что у Мишэля крылья есть, и помнить их — оказывается две большие разницы.

[indent] Райан толкнула бедром дверь и вышла на площадку первой. На крыше было даже уютно — кто-то заботливо оборудовал что-то вроде балкона: под навесом пряталось несколько кресел, столик и до отказа забитая пепельница, сиротливо стояла забытая чашка кофе с принтом птичкой. Птичка глядела уныло и сообщала, что жизнь боль и есть ничто иное, как достаточно затянутый процесс умирания.

[indent] — Вот ведь, опять забыл, искать будет. Тут редко кто-то бывает, можешь тоже приходить, если захочешь побыть один. У нас можно легко устать от людей.

[indent] Небольшая, но светлая ординаторская с примыкающей к ней раздевалкой и душем располагалась на цоколе за неприметным с виду поворотом. Каэсси придирчиво подошла к автомату с одноразовыми комплектами формы, нажала несколько кнопок — шайтан-машина печально затарахтела и закашляшлялась, подавившись содержимым. Дархатка не поддалась унынию, попросила Лани подождать в сторонке и наградила бокс прицельным тяжелым пинком. Парадоксально, но помогло.

[indent] — Так, шкафчик-шкафчик, какой же шкафчик... Ага, вот тот в углу вроде был свободен. Ключ на твоей ответственности, потеряешь — я тебя из-под земли достану. Переодевайся, я на выходе подожду.

[indent] Оставшееся до обеда время Райан носилась по клинике с Лани, как с ручной карманной собачкой, объяснила основные обязанности младшего персонала и перезнакомила почти со всеми работниками сегодняшней смены, не забыв почти с суеверным ужасом из-за угла указать на маленькую сварливую женщину с тележкой бытовой химии. Она была совсем крохотная, вряд ли дотягивала и до полутора метров, с какими-то нелепо огромными ушами, однако чудесным образом умудрялась занимать собой все пространство. Толкая утварь вперед себя, по коридору она шла как хороший секач, распугивая и медиков, и пациентов.

[indent] — Это Нура Деренге, — так, как будто это имя должно было объяснить все, обозначила уборщицу Каэсси и покачала головой. — Упаси тебя Архей что-то перевернуть за пределами ординаторской. Оно тебя сожрет.

[indent] Нура, словно услышав, что говорят про нее — хотя с её-то ушами это было вообще не удивительно, решительно обернулась в их сторону, сверкнув глазищами, так что Райан поспешила утащить Кохолу за собой дальше за угол, подальше от сварливой повелительницы тряпок и хлорки.

[indent] — Чистота у нас тут почти стерильная, но если хочешь жить — советую обходить Деренге по крутой дуге. Кажется, у Тревизо не было выбора, нанимать её или нет. Пришла, заявила, что у нас кошмар и без нее вот вообще никак не обойтись. Так и осталась.

[indent] Однако ни после часа дня, ни после трех Тревизо Кохолу к себе так и не вызвал. По коридору в сторону его кабинета шумным ураганом пронеслось нечто рыжее, в расстегнутой до пупа ярко-оранжевой рубашке в затейливую кислотно-розовую пальму, через пятнадцать минут пронеслось обратно с плотным пакетом под мышкой, успев отвесить парочку витеиватых комплиментов ожидающим в очереди сонным пенсионеркам и умыкнув из куллера целую башню пластиковых стаканчиков. Каэсси, у которой тоже не было возможности и дальше терять время с Лани, пристроила юношу на хвост к тихому и молчаливому медбрату, который был сегодня занят в перевязочной. Тот, кажется, в диалоге не был заинтересован совершенно, сухо комментировал процесс, подсказывая, как правильно производить манипуляции, но после пяти и он ушел — смена закончилась. Каэсси на прощание заглянула, махнула Лани рукой и тоже была такова, только звонила «дзень-дзень-дзень» при ходьбе колокольцами в волосах.

[indent] Уже около семи вечера, когда на дежурство заступила вечерняя смена, почти к закрытию, наконец, из своего кабинета, как из пещеры, выполз на свет Мишэль Тревизо, уже без очков, с туго стянутыми в хвост волосами и наброшенными поверх траура классического костюма белым халатом с бейджем. Заметив Лани он моргнул, нахмурился, словно бы вспоминал кто он, уголок его рта нервно дернулся и пополз вниз.

[indent] — Точно. Кохола. Извините, я, кажется, про вас забыл, крайне невежливо с моей стороны, вы ведь ждали меня весь этот день. Идите сразу в мой кабинет, там открыто. Я сейчас приду, мне, наверное, надо что-нибудь съесть. Или хотя бы выпить.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-02-15 06:45:23)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

11

Дархата так и подмывало спросить, не сравнивает ли Каэсси его, случаем, с двухлеткой, ибо по описанию «младшего братца» выходило именно так, но потом в голову пришла отрезвляющая мысль про то, что чем он сам, в общем-то, лучше.

И всё же она была милой. Не съела и даже пальцем его не тронула. Не высмеяла и не оставила на произвол судьбы. Мало-помалу испуганный взгляд сменялся выражением робкой признательности, а сам Лани отмер настолько, что даже стал замечать что-то помимо своего липкого испуга и огненного пятна впереди, со всё более нарастающим интересом разглядывал окружение и окружающих, пользуясь тем, что и погруженному по уши в работу персоналу, и глубоко озабоченным собственными проблемами пациентам на них было почти всё равно. А все остаточные взгляды уверенно привлекала к себе Каэсси своей яркостью во всех смыслах, и юноша с полным правом пользовался столь удачно подвернувшейся ему невидимостью в её тени.

Мелодичный перезвон колокольчиков, за которым он шёл как очарованный ребёнок из сказки про крысолова, гармонично разбавлялся высоким девичьим голосом, и хотя Лани изо всех сил старался не упустить из сказанного ни единого слова, мыслями он был где-то далеко-далеко, в каком-то волшебном лесу, слушая нежные переливы птичьих трелей, шёпот фей и звон копыт лесного хранителя. Пришёл он в себя, лишь когда они остановились перед пожарной лестницей, и дархат с запоздалым сожалением подумал, что с его внимательностью ему ещё не раз предстоит заплутать в этих коридорах не хуже, чем в непролазной чаще.

– Если вдруг потеряешь Мишэля, – меж тем оживлённо болтала Каэсси, и Лани растерянно подумал: «А если не вдруг потеряюсь я?», но затем воззрился на девушку огромными от удивления глазами.

«Крылья. У него… крылья есть».

Почему-то это обстоятельство привело его в немалое смятение и вместе с тем ощущалось абсолютно логичным и естественным. То, как доктор стремительно передвигался, чуть ли не летел, и никакая хромота не была ему упрёком; то, как он глядел на всех свысока – не надменно, а именно обособившись от остальных на высоте полёта своей мысли; то, как он расправлял плечи, и казалось, что за ними было что-то ещё…

Лани до боли закусил губу, но так и не отважился ничего сказать или спросить. Вдобавок, усилилось подозрение и насчёт нечеловеческой природы самой Каэсси, когда она отделила «своих» от «хуманов», но касаться чужой ауры и возможных секретов без разрешения было не в его правилах и представлениях об уважении к другим существам, а потому он предпочёл снова затеряться где-то в тихом «дзинь-дзинь» и бесконечных коридорах больницы.

Но вместо них без стука и не спрашивая разрешения в лёгкие ворвался свежий воздух. Пространство, открывшееся его глазам, пугало своей необозримостью, несуществованием стен, за которые можно было бы уцепиться в поисках опоры, когда подкашиваются ноги, и в то же время нежно укутывало тихим аскетичным уютом старой обивки кресел и лёгким привкусом уединения. Лани сделал лишь несколько шагов, пугливо и в то же время с наслаждением вдохнул, скользнул взглядом по одинокой кружке и поспешил за уже ожидающей его Каэсси.

После ошарашившей его крыши больница, несмотря на всю свою белизну и стерильность, стала больше напоминать сеть подземных пещер. Здесь были ловушки, навроде стоящих тут и там цветочных горшков и стоек с информацией, которые словно только и ждали, пока практикант с ними ненароком столкнётся, чтобы театрально и с громким придыханием упасть. Были тайные проходы служебных лестниц и запертые сундуки, с которыми по силу справиться было разве что разбойнику восьмидесятого уровня, которым стала в его наивных глазах хрупкая рыжая девушка, когда после внушительного пинка автомат с одеждой ей полностью повиновался. Была особая экипировка и даже самый натуральный босс с достойным его величия именем – Нура Деренге – которого Лани сразу же решил обходить по большой дуге и желательно соседними коридорами и этажами.

Всю дорогу он не проронил ни слова, не ощущая в этом никакой необходимости после пожарной лестницы, поскольку Каэсси и так прекрасно справлялась сама. Лишь когда она собралась бежать по своим делам, перепоручив его другому сотруднику, дархат спохватился, вытащил из широкого форменного кармана планшет и принялся что-то поспешно писать на нём.

То ли мысли формулировались на сей раз не так хорошо, то ли рука дрожала сильнее, но прошло гораздо больше времени, чем в прошлый раз, и, когда он уже обрадованно поднял в вытянутых руках исписанный экран:

«Спасибо большое за помощь, за твою заботу и за лучшую экскурсию, на которой мне довелось побывать! Ты потрясающая, невероятно тёплая и светлая, а ещё крутая: ты очень круто победила тот шкафчик! Постараюсь быть полезным, не подвести твоё доверие и не потерять ключ… И ещё у тебя очень красивые колокольчики в волосах!..», – рыжей девушки с кошачьими чертами и колокольчиками в медных волосах уже нигде было не видать.

Расстроенный, Лани быстро стёр всё, краснея и ловя на себе любопытные взгляды, и спрятал планшет обратно в карман.

Остаток дня прошёл тихо и спокойно, как и его новый куратор. Юноша даже почти ничего не учудил, если не считать несколько раз упавший его стараниями пинцет, раскатавшийся на всю длину палаты бинт и едва не снесённый локтем шкафчик с перевязочным материалом. Но медбрат стоически молчал, очень медленно – на протяжении всего послеобеденного времени – багровел (Лани даже начал вполне искренне завидовать его терпению), а едва окончился рабочий день, исчез ещё быстрее, чем промелькнувшая в дверях улыбчивая старшая медсестра.

До семи часов дархат, переодевшись, сидел в коридоре на освободившихся от пациентов местах, проверял и дополнял записи в планшете касаемо полученных по части перевязки знаний, потихоньку болтал ногами, с утомлённой меланхоличностью глядел в потолок, наслаждался тишиной и всё стекающими, как последние капли по кромке стакана, в двери задержавшимися посетителями. Он ещё не придумал, что делать дальше, стоит ли беспокоить доктора и напоминать о себе, стоит ли как-то пытаться решать все прочие навалившиеся на него проблемы, а потому предпочёл не думать о них вообще. Закрыть глаза и слышать в отдалённом рокоте голосов и шуме открываемых дверей шёпот волн ему показалось гораздо более насущным занятием.

Умиротворённую негу разорвал тихий с хрипотцой голос и звук его имени. Волна прошла уже не мимо, а по его спине, и Лани, резко – даже чересчур – выпрямившись и тут же втянув голову в плечи, робко взглянул на доктора из-под лезущих в глаза кудрей.

Без очков, во врачебном халате и с собранными волосами он выглядел неуловимо иначе. Будто бы строже, острее, с более колючим взглядом, но в то же время как-то почти беззащитно и устало. Хотя, может, всему виной был свалившийся в этот день ему на голову стажёр и очевидно продолжающий портить своим существованием все его планы. Сильнее, чем провалиться сквозь землю, Лани лишь хотел немного сгладить это обстоятельство.

Левиафан что-то слышал про кабинет, но куда как сильнее его обеспокоило желание доктора выпить. Нет, не потому что в памяти ещё были живы дурацкие подозрения друзей. Просто кружка с невесёлой птичкой по-прежнему должна была оставаться на крыше, и Каэсси сказала, что его наставник скорее всего опять о ней забыл. Так как же он будет пить? И даже если найдёт, из чего, без своей любимой кружки ему скорее всего будет так же грустно, как и птичке на ней.

Определённо. С коротким вдохом, оставив на соседнем стуле рюкзак – всё равно там не было ничего важного, кроме запасных носков и учебников – захватив с собой только планшет, Лани помчался искать ту самую пожарную лестницу.

Не сразу и навернув не один круг по этажам, юноша каким-то чудом всё же умудрился попасть на крышу, но, едва протянув руку к искомому предмету, остановился, сражённый красотой неба, расцветшего всеми переливами лазурного, золотого и алого. Кресло позади будто бы возникло само собой. Дархат упал в него, а затем, позабыв обо всём на свете, схватился за стилус, едва успевая дышать.

Картинка в планшете

+1

12

[indent] Кружки на месте не было. Мишэль открыл и закрыл шкафчик. Открыл ещё раз. И вновь закрыл, уже несколько безнадёжно. Как на зло Каэсси уже ушла — она всегда каким-то чудесным образом знала, где что лежит, а потому даже спросить было некого. Тревизо посмотрел на «кружки с котиками общего пользования» — ближайшая обещала, что чай в чашечке нихрена не облепиховый, но на свою беду только чай из нее и было приемлемо пить, для кофе она не годилась совершенно. Было не вкусно и все тут. Затем мрачно прикинул, где теоретически могла дожидаться пропажа, и по грудь скрылся в холодильнике (не за кружкой, конечно, хотя кто их знает — вечно оказываются в самых неожиданных местах). Своей еды Тревизо там не держал, но зачем вообще руководить каким-либо предприятием, если нельзя безнаказанно залезть в рефрижератор и прохудить продовольственные запасы подчиненных? Вот этот сэндвич, например, сколько он тут уже лежит? Сутки — как минимум. А значит бойца пора списывать и, если что, скинуть всю ответственность на боевитую Деренге — с ней конфликтовать все равно никто не решится, а Нуру глупые шутки волновали в меньшей степени.

[indent] У Лани Кохолы план «оказаться забытым Мишэлем Тревизо» за сегодня был выполнен и перевыполнен, а сам Мик, к своему стыду, не чувствовал за это такой уж сильной вины. С самого утра все пошло на перекосяк, не по вине Лани, конечно, но уж как было. Обещанный Хэллоуэй в очередной раз опоздал, и в очередной раз притащился с какой-то поломкой. С каждым появлением протезированных частей тела становилось все больше, Мишэль считал, что Хэллоуэй подсел, но не Мишэлю было критиковать кого-либо за вредные привычки — это означало лишь, что Мистер Хэ вскоре перестанет нести в больницу Тревизо деньги, или придется заняться поиском серьезного специалиста на грани медицины и инженерной мысли. Вообще, конечно, озадачиться этим следовало давно. Так или иначе, вместо предполагаемого часа, с Мистером Хэ провозились почти до двух, параллельно вызвонив специалиста из филиала на Алькоре и уже коллективно прикидывая, какую из формул можно использовать в конкретном случае. Главная рекомендация, которую Мишэль оставил при себе, звучала примерно как «отсоединить половину к чертовой бабушке, пока вся эта хромированная красота не сделала из вашего мозга котлеты по-цирконски». Что-то такое, умными словами и неразборчивым почерком, он и написал на обороте рецептурных препаратов.

[indent] Ещё после обеда наконец забежал Элки, и Тревизо сгрузил ему поломанный планшет. Рыж клялся божился управиться с починкой не позднее чем до послезавтра — сам Гатт технику чинил вернейшим из всех способов «крякнем, плюнем и надежно склеим скотчем», но среди его подопечных были ребята с не до конца разложившимися мозгами, а думать и работать им было полезно.

[indent] В перерывах между рутинной текучкой удалось разобрать утренние бумаги, и где-то к пяти Мишэль наконец добрался до присланных на Лани документов. Оставалось лишь хмуро цыкать, зачем ему в программе вообще целительство — на скромный профдеформированный взгляд Тревизо этот курс вообще в формате «факультатива» годился слабо. Но он и сам в своё время брал то ли философию, то ли методологию литературных очерков и приходил на пары просто поспать с внимательным выражением лица. Главной проблемой практики оставалась та самая практика, чтоб ей провалиться. Были бы они государственной конторкой — судьба Лани могла решиться легко и просто, запускаешь миньона в палату и закрываешь дверь с другой стороны. А здесь думай, к кому можно пускать, к кому нет, и какими последствиями все это может обернуться. Коротко постучавшись, в кабинет просочилась Райан и упала на диван с ногами.

[indent] — Ну что?

[indent] Каэсси неопределенно повела плечами и распустила волосы, зазвенев всеми бубенцами сразу. Выглядела она если и замученной, то не больше обыкновенного конца рабочего дня, не начала с порога ругаться, плеваться и просить выгнать новое лицо мощными пинками с планеты подальше. Это уже было неплохо. Несмотря на солнечный образ и легкий нрав Райан, понравиться ей было непросто, и так же легко, как дарить всем и каждому улыбки, за закрытыми дверями она жженой подошвой по лбу выкладывала своё честное дархатское мнение. Тревизо Каэсси не лгала вообще никогда. За это, в том числе, он её и ценил столь высоко.

[indent] — Неуклюжий, — начала перечислять она, загибая пальцы, — я бы сказала, что застенчивый и сам себе на уме. Мой диагноз — «нерд обыкновенный общажный».

[indent] — Кто?

[indent] — А, — медсестра отмахнулась от Майка, не желая бороться с его неосведомленностью. — Слишком много беспокоится о ерунде, вот что я хотела сказать. Но не безнадежен. Милый, старается. Хороший мальчик.

[indent] — Ты говоришь про студента, а не про собаку, Райан.

[indent] — А что? Я люблю собак!

[indent] — Я не буду учить Кохолу давать лапу и носить палки.

[indent] — Доктор, — возмутилась Каэсси, пытаясь не сильно трястись от смеха и удержать грозное выражение на лице. — Ну как не стыдно. Хотя с командой «голос» были какие-то проблемы, да, вам бы этим заняться. Но Кохола молодец, соображает быстро. У него все еще хорошо будет, даже жаль, что не в меде.

[indent] Проведя экстренное совещание с Луисом, к семи с оглядкой на пройденные Лани дисциплины удалось накидать примерный план действий. Базовое «восстановление сил» можно поставить на поток без больших последствий, с незамысловатым «лечением» — тянуть вместе с теорией, несколько базовых модулей как раз и закроют. С этой мыслью он всухомятку впихнул в себя чужой сэндвич с тунцом. С этой же мыслью, зажав второй в зубах, тяжело похромал наверх на свой балкон. Если где и забылась «Птичка-Депрессо», то там.

[indent] Когда он был молод (они оба были) — до того, как на него свалились все эти несчастья, — он лестниц и вовсе не замечал. Слетал по ним вверх-вниз, перепрыгивая через две ступеньки, и беспечно шел дальше по своим делам. Больше так не будет никогда.

[indent] «И спускаться куда тяжелее, чем подниматься, вот чего никто не понимает. Когда поднимаешься, лететь вниз всяко меньше».

[indent] Он хорошо знал этот пролет. Шестнадцать ступенек, перил не было, ухватиться не за что.

[indent] Шестнадцать врагов. Серьезный вызов на каждый плохой день на Цирконе.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/25289.png

[indent] И «Депресса», и Птенец-Кохола нашлись в одном месте — почти в гнезде. Мишэль хмыкнул, ногой закрыл за собой дверь и деловито отправил пальцами в рот последний кусок хлеба.

[indent] — Кажется, мой кабинет был ниже.

[indent] — «Сидите, я вас не прогоняю. Могу понять желание забиться в угол», — на всякий случай прямым мыслеизъявлением заранее отмахнулся от Лани Тревизо, подумав, что начало реплики вполне можно принять за наезд, прищурившись, с удовлетворением заметил кружку на законном месте и на пол минуты замер, опершись на трость и раздумывая, куда бы себя уронить. Второе кресло всегда оставалось пустым, его сюда и ставили, чтобы оно пустое стояло, но вряд ли Кохолу стоит грузить такими тонкостями. Ещё, пожалуй, не стоило курить ему прямо в лицо. Юноша стоически терпел дым-машину имени Тревизо все утро — для одного дня более чем достаточно. Майк коротко повел пальцами — пепельница качнулась и поплыла прямо в цепкую хватку — пристроился с ней подальше, раскусил зубами ментоловую капсулу сигареты и отвернулся, позволяя сохраниться дистанции и иллюзии приватности перекура.

[indent] Небо сегодня было красивое, антенны и шпили домов в квартале резали заходящие солнечные лучи как мармелад. Может быть, для таких видов и стоило хотя бы раз в день забираться так высоко шестнадцать чертовых проклятых ступеней вверх, затем вниз.

[indent] — Расскажите, как прошел ваш день, — больше утвердительно попросил Мишэль, не поворачиваясь, затушив бычок и сразу же закуривая следующую. — Надеюсь, Каэсси вас не напугала. Утром вы были очень подавлены, подумал, шоковая терапия в её лице вам не повредит.

[indent] Тревизо оперся на борт балкона спиной, перенося вес на здоровую ногу, подцепил пальцами резинку и наконец распустил волосы. Лучше. Кохола все ещё цеплялся за свой планшет как за спасательный круг — Мишэль чуть нахмурился, припомнив краткий пересказ Райан о находчивости практиканта, и добавил:

[indent] — Словами или мыслями, пожалуйста. Я за сегодня вычитал свой максимум. Но прежде чем начнете, запомните кое-что, — Тревизо по-птичьи склонил голову на бок, смотрел на Лани почти не мигая. — Неправильных ответов не существует. Как и неправильных вопросов, на ближайшие недели, пока вы тут. Учитесь формулировать мысли, многие люди не приемлют никакого другого лечения, кроме точно подобранных слов.

[indent] Мишэль повел плечами, позволяя последним лучам обнять свои плечи, давая воздуху разбиваться об невидимые для окружающих крылья. Хорошо.

[indent] — И я могу поинтересоваться? Почему целительство? Не самый популярный факультатив, как мне кажется.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-02-21 03:24:09)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

13

Знакомый ритм шагов. Чуть слышная вибрация – отзвук трости как гудение костяного ксилофона. Тяжёлый подъём. Усилием выровненное дыхание. Тихое тарахтение старых дверных петель. Рука рассеянно водит по экрану, но глаза не видят его. У китов зрение всегда вторично и – всегда – плохое. Они предпочитают слушать, причём обязательно всей кожей, всем своим существом.

В воде любой звук есть возможность ощутить. В воздухе с этим сложнее, но тоже можно почувствовать, если приноровиться. Вибрации неплохо передаются через твёрдые поверхности, через пол. Звучание шагов приближается, а затем затихает. Уши послушно краснеют в ответ на слова, но Лани наслаждается похрустывающим, как свежий снег, голосом.

Потеряв собеседника «из виду», юноша открыл глаза и незаметно выдохнул: здесь, у самого края балкона. Дым и распущенные золотистые волосы игриво подхватываются ветром, прорезая небо тонкими полосами и оттеняясь им же. Слова произносятся как будто с упрёком, но Лани ни капли его не ощущает. Лишь лицо становится пунцовым под цвет заката.

– Прошу прощения, что так вышло с Каэсси... Она славная, очень! Просто потрясающая. Проблема во мне и в том, что в тех местах, где я рос и учился, девушки всё больше редкость. Мне нужно время... время, чтобы привыкнуть. Думаю, рано или поздно я смогу с ней поговорить, как вот сейчас с вами.

Лани вздохнул, опустив взгляд на планшет. Перо словно жило собственной жизнью, то вдохновлённо добавляя какие-то черты, то  сердито стирая их. В мыслях как в ускоренной съёмке прокручивался весь сегодняшний день. Местами странный, местами постыдный, местами очень тяжёлый, но не плохой, нет. В нём было и много хорошего, много яркого – достаточно вспомнить огненные локоны и нежные колокольчики – и доброго тоже было много. Той самой неуловимой доброты, которую глазами не увидишь и ни за что не признаешь, но она есть.

Как движение воздуха, как невидимые крылья. Как мечта.

Мечта научиться летать. Лани буквально жил надеждой, что однажды сможет избавиться от сковывающих его комплексов и страхов, боязни окружающих и резких слов, боязни собственной неловкости, чтобы в один день расправить несуществующие крылья, но... Каждый день погружался только всё глубже в пучины бессмысленной монотонности, безжизненного послушания и осознания собственной никчёмности. И нельзя сказать, что левиафан не приложил к этому руку: он сам позиционировал себя не более чем винтиком в механизме и не смел претендовать на большее. Однако большее жило в нём.

Повинуясь порыву, Лани поднялся на ноги, отложил планшет на столик, но не выключил его: экран продолжал гореть. Дархат любил вот так оставлять рисунок открытым, уходя и позже возвращаясь к нему, чтобы взглянуть под другим углом и уже другими глазами. Сам же он, сделав несколько стремительных шагов, прильнул ладонями и грудью к холодному заграждению и, не закрывая глаз, вдохнул поглубже, будто стремясь впитать в себя как можно больше воздуха и свободы, как можно больше безграничного неба. Чтобы хватило, как перед погружением на самое дно.

– Почему целительство... Факультативы в нашей академии обычно выбираются при поступлении, поскольку всё стоит больших денег. Конечно, всегда есть возможность в процессе обучения выбрать иные направления или даже совсем другой курс, но это очень муторный и трудозатратный процесс.

«И не для таких, как я», – добавил Лани мысленно. Для тех, кто с пеной у рта умеет добиваться признания своей правоты, – возможно. У таких, как он, покорно согласных на всё, нет ни малейшего шанса.

– Мой господин счёл, что обучение целительной магии для меня будет полезным, и я, пожалуй, поддержу его. Это очень интересно и познавательно – представлять, как устроен организм, каким образом и почему что-то в нас работает и из-за чего может сломаться. Пожалуй, не менее интересно, чем ковыряться в технике, – уголок губ едва приподнялся в задумчивой, немного отрешённой улыбке. – Однако техника молчалива. Она всё понимает и податлива как глина в опытных руках. А люди... люди жестоки.

Лани стянул с лица очки, держа их за одну дужку. Так небо расцветало куда как более причудливыми оттенками и пятнами, чем было на самом деле, становилось ещё более фантастичным, а скучные антенны и шпили обращались в причудливые силуэты.

Парень стоял на почтительном расстоянии, насколько позволял балкон, чтобы не нервировать наставника, хоть и достаточном, чтобы его тихий голос было слышно и чтобы вместе с чистым воздухом ненароком вдыхать дым. Запах сигарет его ни капли не смущал: в плену ему дымили прямо в лицо и тушили бычки о кожу, восхищаясь поразительной дархатской регенерацией. Смущал пристальный немигающий взгляд, от которого не спасало даже отсутствие очков и зрительного контакта, но к концу дня у Лани совершенно не осталось сил, чтобы бояться. Силы были только чтобы говорить.

– День мой прошёл... насыщено – наверное, самое подходящее слово? Мне приятно, что вы интересуетесь, но вряд ли вам будет интересен типичный день типичного простофили. И прошу ещё раз меня простить за то, что приношу столько неудобств, – он будто стёк по металлической оградке, пока та не упёрлась ему в подмышки. Руки безвольными тряпками болтались с открытой стороны балкона, подбородок уткнулся в верхнюю перекладину. Однако Лани не выглядел грустным и подавленным, отнюдь, он улыбался. – Как писал один столь же неудачливый молодой человек в своём дневнике, сегодня был хороший день и вот почему… Благодаря вам я узнал, что жестокость может не только ранить. Но и исцелять.

Юноша помолчал немного, ощущая шеей холодность металла, чувствуя, как она проникает под кожу, и стремясь впитать её ещё глубже.

– И раз вы говорите, что не бывает неправильных вопросов, то я тоже спрошу... Почему вы решили стать целителем? Я раньше полагал, что врачами по призванию становятся только безумные идеалисты, слишком сильно влюблённые в жизнь и в людей или в своё дело. Однако про вас как будто не скажешь ни первого, ни второго. И в то же время что в этих стенах, что в сети о вас отзываются как об одном из лучших специалистов. И, мне кажется, они... правы?

+1

14

[indent] — Не беспокойтесь об этом, Райан совсем не обижена. Вы наоборот ей понравились, а это весомое достижение для первого дня. Не позволяйте улыбкам себя обмануть, Кохола. В жизни не встречал оружия надежнее, чем показушная вежливость. Я знаю в этом толк, — Мишэль покачал головой и не улыбнулся. И потому что был слишком уставший, и потому что было бы странно рассказывать мальчишке о хитроумных ловушках этикета, чтобы сразу же одну из них применить. — Но она будет рада, если и когда вы наконец решите нарушить обет молчания. Ей нравятся приятные голоса.

[indent] Тревизо выдохнул дым через нос, терпеливо ожидая ответа на свои вопросы, а не очередные оправдания за то, в чем Кохолу никто и не упрекал (какое странное у него было хобби — оправдываться словно бы за каждый вдох, пазлы бы что ли начал собирать, там тоже требовалась усидчивость и внимание к мелким деталям), и почти незаметно сдвинулся в сторону, когда студент решил присоединиться к нему возле перил. Планшет оставил, краем глаза Мишэль уловил что-то похожее на рисунок и деликатно уставился в тускнеющую акварель неба. Это можно было запомнить, хотя, пожалуй, будь он внимательнее, отметил бы сразу, еще когда в аэропорту на пол шмякнулось ластоногое чудовище. Рисует — это хорошо, строение организмов было гораздо проще запомнить, если перенести своей рукой. В свое время Тревизо от этого страшно страдал. Как бы ни старался — все превращалось в завирусившуюся в сети шутку «я сделалъ».

[indent] «Господин» — он сморгнул это слово, непривычное для себя, качнул головой и стряхнул пепел прямо с балкона.

[indent] — Мудро, — удовлетворенный услышанным констатировал он и прикрыл глаза, как-то даже извинительно дрогнув ресницами. — Люди — тоже как глина. Не нужно знать, жесток человек или нет, чтобы его вылечить, мы оцениваем лишь обоснованность этих усилий. И то не всегда.

[indent] Он умолк на мгновение, делая очередную затяжку. Сигарета прогорела уже почти до фильтра, закуривать третью подряд казалось заманчивой, но плохой идеей. Спускаться обратно вниз не хотелось тоже. Мишэль пристроил трость сбоку, перенес вес на локти и оперся на бортик, сцепляя пальцы в замок. Потребность занимать руки была навязчивой слабостью. Поэтому, по столь же вредной привычке, он принялся прокручивать на пальцах серебро колец.

[indent] — Это одна из вещей, к которым привыкаешь. К людям, которых хочется жалеть. И к тем, кого жалеть совсем не хочется, тоже. Приношу вам свои извинения, Лани, мой вопрос был бестактным. Принадлежность к фамилии балует, приходится напоминать себе, что возможности большей части… далеко не так гибки. Ваш господин, — от Тревизо это слово прозвучало холодно и неловко, слишком заметно, чтобы понять наверняка — с позиции благородности крови в своих жилах он мало понимает, как с ним обращаться. У них были слуги, но он редко задумывался об их судьбе и желаниях. За переделами дома слуг не было, и ему было приятно думать, что уже одним своим вниманием он уравнивает людей перед собой, не опускается, но напротив — подхватывает их наверх к своему уровню. — Разумно расставил приоритеты в вашем образовании. Рад слышать в вас голос разума. Юность существует, чтобы бунтовать, но к некоторым неизбежностям лучше подходить философски. Хорошо, что вы быстро это поняли.

[indent] Странно было, что «господин» не вложился в коррекцию зрения в том числе. Хотя может это была та особенность, которую не исправить? Кохола в своей кажущейся простоте множил вокруг себя вопросы, которые Мишэль разгадывать не собирался, но методично складировал в внутреннем ящике «полезных фактов». Плохо видит, плохо ладит с девушками, постоянно оправдывается и додумывает мотивацию в свой адрес за других.

[indent] — Пожалуй, я могу сам решить, что считать интересным, Лани. Я спрашиваю не из вежливости. Кажется, мы договаривались выбрать что-то, что вам понравится. Значит ли это, что все так плохо? — Мишэль сухо поджал губы, все таки достал третью сигарету и подкурил. — Я не ваш господин и не эксперт в простофилях. Или вы прекращаете извиняться, или я посажу вас в морг как и предлагал с самого начала. Вот это действительно будет жестоко. Оправданиями вы никому не поможете. Не только в целительстве.

[indent] Это, пожалуй, было грубо, но Тревизо педагогично решил следовать собственным рекомендациям и теперь уже не извинился сам. Молчание вновь повисло между ним и Кохолой хрупкой ледяной коркой. Он перебрал пальцами по перилам, вздохнул и посмотрел на Лани впервые за сегодняшний день с какой-то другой бессловесной интонацией. Уже более лично-печально и устало до гробовой доски. Все же может, когда хочет, задавать правильные вопросы. Пусть давать ответ на них совсем нет никакого желания.

[indent] — Чтобы любить людей, необязательно им улыбаться и радоваться как ребенок, оставьте это собакам и восторженным идиотам. Я делаю свою работу, только и всего. Хороший вопрос, пусть и личный. Продолжайте в том же духе, — Мишэль умолк, с тоской глянул на папиросу и щелчком пальцев отправил её в свободный полёт. — Я тоже выбрал не сам, хотя тогда мне казалось совсем по-другому. Я любил одного человека, а он любил людей. Теперь… Что ж, давайте так — памяти о любви бывает достаточно, чтобы работа спасала тебя от одиночества. Так и становятся первоклассными специалистами. Не рекомендую. Забирайте свой планшет и пойдемте вниз. Мне нужен кофе. Выдам вам расписание на ближайшую неделю, а там поглядим.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

[indent] Каэсси Мишэль выбора, считай, и не оставил — скинул на неё и Кохолу, и его учебный план. Райан для проформы скривила рожицу, но уж слишком довольно тянула улыбку, чтобы обмануть Тревизо этим спектаклем. Вместе с обязанностями младшего медбрата он нагрузил Лани конспектами и теорией, попросив дархатку в случайном порядке и без системы спрашивать что-нибудь из материала, для поддержания тонуса и статуса «практико-ориентированной мучильни». Раз в день он вызывал студента сам, не чтобы спрашивать, а чтобы показывать — начать решили с восстанавливающих силы чар, в них было сложнее ошибиться и было легче исправить, если ошибки были допущены. Райан хвалила Лани не стесняясь. Какой молодец, и утром раньше всех, и вечером позже всех уходит, такой обязательный мальчик, ну прелесть! Молчаливые встречи на балконе в течение рабочего дня быстро и естественно превратились в ритуал. Мишэль не стремился к разговору и быстро привык, молчаливый юноша не напрягал и позволял наслаждаться тишиной и непрекращающимся гулом города внизу. Вечером четвертого дня Тревизо задержался даже дольше обычного. Гатт так и не объявился, а значит нужно было ехать в его крысятник самостоятельно. Не хотелось страшно, так что Тревизо откладывал визит вежливости как мог. Без планшета было уже совсем тяжко.

[indent] Наручные часы приветливо пропищали о десяти часах вечера, он попрощался с сотрудниками на дежурстве и уже накидывал пальто, когда заметил на диване в углу Кохолу. Тот, кажется, клевал носом, а главное совсем не выглядел как человек, который собирается ехать домой.

[indent] — Почему вы еще здесь? — не требовательно, скорее недоуменно спросил Мишэль, останавливаясь в трех шагах и обозначив свое присутствие конкретным стуком трости об пол, чтобы не напугать. — Ваш день закончился, Лани, езжайте. Модуль не усвоится лучше, если вы не будете отдыхать.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-02-25 05:15:52)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

15

Металлическая труба любезно делилась ледяным холодом с его обнажённой шеей, и Лани наслаждался этим, впитывал его в себя, лишь бы не чувствовать, как горло дерёт изнутри, как от острых и метких, словно уколы, слов становится невыразимо больно. Жестокость лечит. Ломает, как неправильно сросшийся перелом, куёт внутренний стержень, чтобы на сей раз всё встало на свои места как положено, но кто сказал, что мальчики не плачут…

Он просто слишком вымотался. Всему виной тяжёлый день, бессонная ночь, пережитый стресс, незнакомая обстановка. Всегда можно найти причины и – почти всегда – остаточные силы, чтобы сдержаться, чтобы никого не раздражать, чтобы удержать это море в себе, не расплескав ни капли. Он привык, ему не в первой. Только нос покраснел, но это всегда можно списать на ветер и холод. Только Лани больше не произнёс ни слова, выбросив их во внутренний омут подобно камням и глядя в искажённое от их прикосновения отражение неба.

Или его так исказили застывшие в глазах слёзы?

Лани подтянул к себе рукава толстовки, где-то в недрах которых утонули руки и очки, уткнулся в них ненадолго лицом, а затем оставил спасительной прослойкой между кожей и холодным заграждением, чувствуя, что ещё немного – и охрипнет, а схватить ангину в первый день практики было как минимум невежливо.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

Доктор назвал вежливость оружием, но для Лани она была скорее самым надёжным щитом от враждебно настроенного внешнего мира. У всех должен быть такой щит: у кого-то агрессия и наглость, у кого-то – сарказм и ирония, у кого-то – показное равнодушие, у кого-то – как у Каэсси, к примеру – показное же радушие. Юноша видел её отношение к себе, вернее даже сказать, ощущал, подмечал в мелочах и деталях, ведь внешне её улыбки выглядели почти одинаково, однако в то же время он замечал, как она относится и к другим, как иначе звенят её колокольчики, а в исключительно милой улыбке, которой она всех покоряла, дархат научился чувствовать скрытый оскал и обходить её в такие моменты бочком и по стеночке.

Вопреки заветам и рекомендациям наставника, рассыпаться в извинениях, словесных реверансах и благодарностях по любому поводу и без он не перестал. И даже начал использовать их ещё активнее, чем прежде: это располагало людей и делало их не такими пугающими. Наблюдая за Каэсси, Лани выработал и освоил собственную безупречно вежливую улыбку, которая в будущем ещё не раз сослужит ему хорошую службу, чтобы встречать пациентов и доходчиво объяснять им детали необходимых к проведению манипуляций. С последним у него проблем не было: извечно добрый, искренне желающий помочь и подстраивающийся под других, он ещё в академии научился передавать сложные вещи простым языком тем одногруппникам, которые не понимали перечитанных на десять раз лекций и учебников. С этим щитом из вежливости и вполне искренней заботы, когда ему и прикидываться толком не надо было, Лани даже стало проще в принципе открывать рот в присутствии других людей любого пола.

Извинялся он и перед наставником, если нечаянно попадался ему под ноги или в течение рабочего дня на глаза. Но это скорее на правах китовьего упрямства и вредной привычки, у доктора Трэвизо таких привычек ведь тоже было немало. Лани их старательно подмечал на балконе – их негласной зоне молчания и созерцательного нейтралитета – то, как Мишэль держит сигарету и выкуривает их одну за другой, как в раздумьях прокручивает кольца на пальцах, кидающих в солнечные дни крохотные блики-зайчики, как собирает волосы в тугой хвост и – иногда – в конце рабочего дня их распускает, как опирается на трость и на заграждение, лелея больную ногу, как хмурится, задумывается, сердится – особенно после сложного пациента, поджимает губы, устало выдыхает.

Пожалуй, чего Лани ещё ни разу не видел, но очень бы хотел – так это искреннюю улыбку на таком суровом, но всё же безупречно красивом и изящном лице. Сильнее этого желания была лишь мечта запечатлеть в сердце и на планшете его крылья. Лани извёл уже бесчисленное количество внутренней памяти устройства на попытки вообразить их. Он вообще обожал хвататься за стилус в любую свободную минуту, когда видел доктора и не был занят работой, безнаказанно пользуясь тем, что Мишэлю наблюдать за этим не позволяло чувство такта или полное отсутствие интереса, а может, и то, и другое. В галерее планшета скопилась уже тьма скетчей со всеми увиденными выражениями лица, позами и привычками наставника, но Лани всякий раз, едва уловив нужную гармонию линий, прикусывал щеку, морщил нос и сердито убирал очередной набросок в папку «забыть как страшный сон». Всё было не то. После первого рисунка на балконе ни один не вышел таким, чтобы получилось передать именно его ощущения, а не просто скопировать и вставить.

Что касалось учебной части, то здесь, как и в академии, дархат делал всё с привычной ему безмолвной тщательностью и щепетильностью, с настойчивым вниманием к деталям и высокими способностями к усвоению нового материала. Типичный золотой медалист и будущий краснодипломник, разве что теорию он не заучивал, ему нравилось разбираться в ней, устанавливать логические связи и запоминать через ассоциации. Он никогда не учил в геометрии доказательства теорем и в физике – сложные формулы, он мог доказывать и выводить их сам, разобравшись. Пускай была минутная заминка, чтобы собраться с мыслями, когда Каэсси спрашивала устройство системы кровообращения и подвязанных к ней телэргических узлов, пускай ещё пару минут он тратил на то, чтобы изобразить в планшете схему, но затем по этому рисунку он мог рассказать ей всё, что было нужно. Если бы ещё при этом не ронял кружки (численность котиков на кухне заметно проредилась, и Лани скрепя сердце экономил на завтраках, чтобы их возместить), зажимы, ватные тампоны, горшки с цветами, поддоны, тетради и себя, цены бы ему как практиканту не было. Но, как говорится, не всё сразу…

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

Каэсси дархат тоже полюбил рисовать. За её живую мимику, колокольчики и красивые глаза. Правда делал он это, только убедившись, что дверь за ней надёжно закрылась с противоположной стороны и больше на сегодня не откроется. Уж этот любопытный нос, он не сомневался, вынюхает все его секреты, да и рисовать под чужим пристальным вниманием Лани страх как стеснялся.

В тот вечер за этим занятием его и «застукал» наставник. Парень правда уже задремал, как тогда, на вокзале, почти выпустив планшет из руки рядом с собой. На экране была скрупулёзная зарисовка костей плечевого пояса по назиданию старшей медсестры – точь-в-точь как в учебнике, ниже какие-то учебные пометки и неразборчивые записи, а ещё ниже – её ухмыляющаяся мордочка с кошачьими ушками. Лани снова сидел в своём защитном панцире. Ноги выставлены, как и тогда, надёжным заграждением до самого подбородка и отчего-то в разных носках: один был синий в полоску, другой – жёлтый в горошек. Их потерянные пары скорее всего уже были аннигилированы беспощадной Деренге. Пожёванные кеды вразброс валялись тут же на полу.

Как и тогда, приглушённый сном хриплый голос выловил парня из неги иллюзорно-безопасного мира и втащил на борт реальности прочными сетями. Лани шмыгнул носом и попытался сфокусировать взгляд. Очки, уехавшие одной дужкой куда-то на лоб, нашлись не сразу. Ещё сложнее оказалось найтись с ответом. Дархат ощущал себя как в видео-игре перед вариантами выбора в диалоге.

[Соврать], что засиделся, разучивая домашнее задание? Одного взгляда на доктора было достаточно, чтобы сразу откинуть этот вариант, иначе ещё быстрее его выкинут с практики: хоть Лани и не проверял, но было в нём отчётливое ощущение, что наставник может стерпеть многое, но только не ложь.

Молча собраться и уйти на улицу, чтобы позже заползти в какой-нибудь безлюдный тупик и переночевать там? Вариант был неплохой, и скорее всего Лани его бы и выбрал, если бы не причина, по которой покинуть сегодня клинику он никак не мог.

Оставалось только одно. Собравшись с духом и на всякий случай зажмурившись, юноша скороговоркой протараторил краткий пересказ истории «про то, как я остался без жилья», не вдаваясь особо в детали умоляющих сообщений в адрес гостиничного робота-автоответчика.

Не успел он закончить, как из стоящего рядом рюкзака раздался тихий писк. Лани моментально побелел, с размаху влетел ногами в кеды и зачем-то встал, чуть не врезавшись в наставника. Затем сел, почти что упал, и с тяжёлым вздохом запустил пальцы в волосы. Причина, по которой он сидел тут и дожидался, пока все уйдут, обнаружила себя сама, как только он потянул молнию на сумке.

Жизнерадостно покряхтывая, наружу выглянуло… нечто. Хотя слово «выглянуло» к нему было технически неприменимо, у него даже глаз не было, один сплошной комок шерсти о шести лап, неравномерно покрытый перьями и крыльями. Из-за рюкзака было сложно сказать, сколько у него их конкретно, тогда как все лапы радостно торчали наружу мягкими чёрными подушечками вперёд. Несмотря на отсутствие морды лица, рот у создания всё же был и сейчас он довольно жевал ярко-зелёный носок с динозавриками.

Не знающий, куда себя деть, за что хвататься и с чего вообще начать прощаться со своей практикой, но явно не с такого позора с динозавриками, Лани запунцевел, выхватил из пасти носок и запихал его поглубже в рюкзак, после чего опустил сосредоточенный взгляд в пол, надувшись, как ребёнок, которого только что отчитали, причём за дело.

– Извиняться не буду, – решительно предупредил он, а затем принялся рассказывать.

Дархат подобрал это мохнатое существо у той столовой с зелёной вывеской, откуда возвращался после ужина обратно в клинику. Оно чрезвычайно увлечённо потрошило мусорные контейнеры на предмет чего-нибудь съедобного или несъедобного, но Лани обратил внимание, что в целом его вид оставлял желать лучшего не только от хорошей уличной жизни: шерстный покров был местами выдран, и в проплешинах можно было разглядеть глубокие раны, некоторые уже успели опухнуть и загноиться, вдобавок, две из шести лап прихрамывали. Не успел юноша и глазом моргнуть, как крылатая шестилапая хтонь бодро подскочила к нему на оставшихся четырёх и принялась тереться о ноги.

Пройти мимо он уже не смог. Упаковав дружелюбную зверушку к себе в рюкзак – хорошо, что большую часть вещей он выложил в шкафчике – Лани припёр её в клинику с намерением, когда основная часть персонала разойдётся, потихоньку пронести пациента в процедурную и хотя бы минимально обработать раны. С магией пока ничего толком не выходило, а оставить её без помощи было выше его сил.

Выпалив это всё доктору как на духу, дархат поднял взгляд и задержал дыхание, ожидая закономерного приговора себе и своей находке.

+1

16

[indent] Трудно было сказать, что удивило Мишэля больше: партизанское молчание дежурных сотрудников [хотя нет, это было как раз вполне объяснимо, на Лани они могли просто не обращать внимание], какая-то совершенно возмутительная халатность учебного заведения [хотя, о Архей, когда что работало по-другому?], молчание самого Кохолы, который постеснялся или не догадался обратиться за помощью к Тревизо или хотя бы к Каэсси, или то, что последние упомянутые оказались достаточно невнимательны, чтобы не заметить хотя бы что-нибудь по этому поводу. И что делать с ситуацией было не ясно: уже слишком поздно, чтобы искать для студента квартиру или комнату — у Мика было достаточно знакомых, которых можно было бы напрячь с вопросом, но не в такое время. Мишэль склонил голову, уже открыл было рот — какой же вы дурачок, Кохола, надо было сразу сказать, ну и что мне теперь с вами делать? Носки, кстати, уматные, я тоже так ношу, моё вам разноносочное почтение от всего сердца — но не успел. Только щелкнул зубами и уставился на рюкзак Лани с вопросом и навязчивым подозрением, что у него там не иначе портал в другое измерение, и если в недрах сумки не скрывается царство вечной зимы, где прекрасные колдуньи угощают мальчиков рахат-лукумом и принцы не берут в жены звезды, то как минимум должен умещаться целый зоопарк. С зоопарком он, к сожалению, попал прямо в точку.

[indent] Зверушка походила на пушистый многолапый пуфик: округлая, с виду вся какая-то бархатная, с песочной шерсткой и синевато-зеленым переливом крыльев. Кажется, они же отвечали за мимику, заметив Лани и Мишэля зверек не отвлекся от увлекательнейшего пожирания носка, но выразительно принялся топорщить перышки. Этих созданий Мишэль уже встречал — зверьки водились почти повсеместно, были дружелюбными и достаточно безобидными, к городам приближались редко и в основном жили парами. Очень давно семейство таких решило обосноваться в саду их родового гнезда. Гва'Ан — их тогдашняя гувернантка, у Сиамцев они менялись чуть-ли не каждый год, подняла страшный вой. Самка с выводком уверенно затоптала все с любовью высаженные цветы, чтобы в конце дня столь же уверенно закрепить акт вандализма.

[indent] — Не понял… — глухо выдохнул он, мучительно медленно моргнул и не смог удержать чуть дрогнувший уголок губ. Не улыбка, но её тень-предвестница. Все эти дни мальчишка оставался неимоверно упрям в своем «простите-извините» маршруте, но, похоже, тот осколочно-острый разговор на крыше все же осел в нем. Хорошо. Не хорошо — что он приволок существо в клинику, наплевав на все правила. Нужно ли было судить мальчика за милосердие — оставалось вопросом открытым, потому что и милосердие с точки зрения Тревизо в этом случае было весьма сомнительным.

[indent] Счет «нахрен блин» Мишэль открыл сам, слава богу молча. Он подошел ближе, наклонился и осторожно протянул руку вперед. Зверек заинтересованно заурчал, сделал не самую удачную попытку выбраться из «переноски» и доверчиво боднул Мишэля головой в ладонь. Славные существа. Как жаль, что этот, считай, обречен.

[indent] — Это Омокс, их ещё зовут «неразлучниками», — поделился он, зарываясь пальцами в шерсть. — Не могу винить вас за проявление жалости, они славные. Но зря вы его принесли. Они живут исключительно парами, образуют их на всю жизнь, а этот уже не молод. Видите, крылья с характерной зеленцой. Спасать его нет никакого смысла. Все равно погибнет. Здесь я оставить его не позволю при любом раскладе, а забрать, как мы выяснили ранее, вам его некуда.

[indent] Омокс выдал какое-то совсем уж душераздирающее тарахтение. С Кохолой эти двое словно сговорились — у студента тоже на лице застыло какое-то отчаянно-решительное выражение. Или это Мишэлю просто хотелось так думать. Он выпрямился, бегло глянул на часы и перебрал длинными пальцами по рукояти трости, явно ведя какой-то свой внутренний диалог с ожесточенным торгом и высокими ставками.

[indent] — В мой кабинет. Не многоуважаемая Деренге, так Райан открутит вам голову, если прознают про зверя в больнице. У нас тут не ветеринарная клиника.

[indent] В кабинете у Тревизо было почти даже уютно, лишь кактус смотрел со стола с немой укоризной. Докатились, так замотался с Колохой, Гаттом и пациентами, что совсем забыл перевезти единственного по-настоящему близкого друга в квартиру, так и оставив его тут неделю назад.

[indent] — Прости, Луис. Сегодня поедем домой вместе. Тебе все равно всегда нравились ночные прогулки. — Кактус не ответил, только топорщил иголки и нежно розовел распустившимся цветком. Ну и пожалуйста, не сильно-то и хотелось. Нам и тут недурно цветется, а там у тебя кусты, листы и лозы, знаем вы вас. Сначала любовь до гроба, а потом изменяете с какой-то первой попавшейся диффенбахией. — Луис — это Лани Кохола, мой птактикант. Лани — это Луис, специалист по оказанию моральной поддержки. Лучший во всей звездной системе.

[indent] Как-то существенно помочь зверьку у них не вышло. С досадой, Тревизо заметил, что специалистом по животным он ну никак не являлся, и вылечить омокса наверняка, чтобы отпустить в ночь, всплакнуть и забыть, даже у него не получится. Придется ограничиться поддерживающими чарами и наблюдать. Ещё лучше, конечно, найти какую-нибудь круглосуточную ветклинику и оставить там.

[indent] — И что мне делать с вами двумя… — рассеянно пробормотал он, покачал в руках кружку с остывшим кофе и опрокинул в себя залпом, как водку. — А вы обещали, что не будете доставлять проблем. Забирайте вещи, зверюгу и идите за мной. Завтра решу, как поступить, уже слишком поздно. Не выставлять же на улицу вас обоих.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

[indent] К Гатту пришлось ехать уже разношерстной во всех смыслах компанией. Мишэль тяжело выполз из такси, подождал, когда Кохола с ним поравняется, и уверенно зашагал по дороге к дому, где Элки обосновал свой так называемый центр реабилитации. К его методам у Тревизо было больше вопросов, но пока они работали — это было совершенно не его дело. В конце-концов, вскормленным сыном улиц был Гатт, а не он, а значит и не Майку было судить их законы и правила. Здание казалось инородным и с первого взгляда выглядело почти что заброшенным, очень старомодным, неправильным для в целом развитого Кандита. Забор окружал его серость хищной сеткой-рабицей.

[indent] — Держитесь рядом со мной. Этот район нельзя назвать благополучным, а… дом не сильно жалует посторонних.

[indent] У самого входа курил мужчина, уже не молодой, короткостриженый, в черной кожаной куртке и ноябрьской хмуростью в темных глазах. «Глаза опасного психа», — говорил Элки, зря Тревизо в свое время его не послушал. Завидев Мишэля он едва заметно напрягся, и Майк перехватил трость увереннее, словно готов был ей отбиваться. Притормозил не доходя пары шагов и замер, ненавязчиво заслоняя собой Лани. Мысленный диалог прошел быстро — хмурили брови, прикусывали губы и устало вели плечами.

[indent] — Ты им хоть что-то безалкогольное несешь? — наконец глухо, но почти дружелюбно, спросил Мишэля обладатель смурных глаз, и тот с облегчением позволил себе расслабиться. С этим человеком его связывало многое, где-то хорошее, где-то не очень, но в конечном итоге как и всякие сходящие на нет отношения закончившееся на печальной пыльной ноте. Он бы соврал, сказав, что рад его видеть, но увидеть живым и здоровым было все же приятно. Хорошо, что с Элки после той истории никто из них не рассорился. Было бы обидно потерять друга из-за неудачного опыта.

[indent] — Ну что ты. Само собой. Мне надо свою технику забрать.

[indent] Мужчину, кажется, этот ответ не очень впечатлил. Он скептически вздернул бровь, скрестил руки на груди и до нельзя выразительно фыркнул.

[indent] — Мне что, таможенный контроль тут организовывать?

[indent] — Или, может, ты просто закроешь глаза?

[indent] Молчаливый диалог продолжился еще на пол минуты. Наконец мужчина вздохнул, отодвинулся от двери и неожиданно послушно дрогнул ресницами. Мишэль кивнул сам себе, коротко бросил Кохоле идти за ним и ничего не бояться, и уже проходя мимо наклонился к самому уху когда-то дорогого себе человека и на усталой улыбке выдохнул.

[indent] — Спасибо, Блэк.

[indent] Внутри их встретил скрип паркета, перемигивание ламп под обшарпанным полотком, убегающая вверх кособокая лестница и устойчивый запах сырости. Тревизо уверенно направился сразу к ступеням, явно зная, куда стоит идти, попросил Лани смотреть под ноги и не зевать. Стены в доме были похожи на одну большую доску объявлений — по облезающей тут и там штукатурке аляповато кричали беспорядочные надписи, почти под самым полотком бежала, перебирая звонкими узкими копытцами, изящная белая антилопа.

[indent] — Я живу не здесь, — зачем-то бросил он через плечо и кашлянул. — Мы не надолго. Будут предлагать пить, ничего не берите. А ещё лучше скажитесь великим глухим и немым. Элки может быть… Его может быть много.

[indent] Элки Гатт долго себя ждать не заставил. В самом конце коридора, явно выбитая с ноги, оглушительно трахнула об стену дверь, из нее выпало нечто рыжее, яркое, шумное. Вперед яркого и шумного шагов за двадцать устойчиво тянуло одеколоном и травой. Гатт проорал что-то в помещение, из которого его выпнули, получил в ответ лишь смех через истерично вопящую музыку, наконец крутанулся на пятках и заметил гостей. Рот его мгновенно растянулся в широкой улыбке, какой-то даже острозубой, почти как у акулы. Настроение у него было явно приподнятое, на маленьких рожках красовалась блестящая мишура, перепончатые крылья то и дело вздрагивали — словно Гатт раздумывал, полететь ли прямо сейчас.

[indent] — Микки! — визгливо завопил он и отчаянно замахал рукой. — Шельма, какими судьбами в нашем скромном шалаше? Давно не являлся лично!

[indent] — Планшет, — терпеливо напомнил Мишэль и ощутимо скривился на «Микки». Гатт не обратил на недовольную морду приятеля никакого внимания, в два прыжка преодолел расстояние и сгреб Тревизо в смертельном захвате объятий. Он только и успел отвести руку, спасая Луиса от позорной гибели. — Ты обещал занести.

[indent] — О, нет-нет-нет. Я обещал починить. Заносить тебе его обратно — таких обещаний не было. Я еще в своем уме, чтобы помнить такие вещи. А это у нас…

[indent] Элки, наконец, или к большому несчастью, заметил Кохолу, сверкнул линзами зеленых очков, улыбка его стала еще ехиднее и веселее. Мишэль раздраженно фыркнул и точным движением опустил трость Гатту на ногу.

[indent] — Нет. Это во-первых. А во-вторых, фу. Это мой студент. Сунешься — и никакой тебе «Хвойной» сегодня.

[indent] — Ай-ай-ай! Проклятье, ты чего, это была моя любимая нога! Понял, не тупой. Был бы тупой — не понял. К студенту не лезть, руки не распускать, планшет отдать. Какой-то ты сегодня злой, Хромоногий, хуже обычного. Случилось чего?

[indent] — Встретил Рика внизу.

  [indent] — О, — протянул в момент посерьезневший Элки, утешающе похлопал Мишэля по предплечью и поманил их рукой за собой. — Пойдёмте, у нас тут были вчера кулинарные эксперименты. Готовили… как там было… Кексы для хулиганов и проституток? Нормальные такие, изюма больше, чем кекса. Подождете, а я пока позову Дорогушу. Два дня с твоей железкой возился, ты что с ней сделал?

[indent] — Ударил раз пять. Не заработала, — Тревизо кивнул, соглашаясь на предложение, и положил руку Лани на плечо, вцепляясь в него почти намертво, чтобы не потерялся и не удрал. И, может быть, чтобы поддержать и показать, что он здесь и не позволит Гатту кружить его ураганом навязчивого дружелюбия.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-02-26 12:24:50)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

17

Величайшая милость, которую он мог допустить со стороны наставника, и то лишь благодаря той доброте, с которой доктор отнёсся к непутёвому студенту на станции, заключалась в том, чтобы он просто закрыл глаза на это безобразие и ушёл своей дорогой, напоследок для проформы наказав Лани и его зверюге никому не попадаться на глаза и выставить мохнатое нечто за дверь, как только его маленькая миссия будет выполнена.

Вероятность этой милости равнялась по скромным прикидкам Лани где-то приблизительно числу «пи» в цифровом эквиваленте. Вероятность того, что произошло далее, утонула в отрицательных числах невозможного.

Лани как заворожённый следил за рукой, которая потянулась к зверушке. Длинные изящные пальцы, в которых трость ощущалась естественным продолжением, выпирающие костяшки, острые изгибы – кажется, у Лани появился новый фетиш в рисовании. И потянулась эта рука вовсе не за тем, чтобы оттолкнуть и закрыть обратно в рюкзаке, пока никто не увидел. Мишэль гладил и ласкал существо. Дархат, едва только вдохнув, снова перестал дышать. Будто он вновь был китом, и чаще, чем раз в пару часов, ему этого делать не требовалось.

Ерунда, требовалось, конечно. А созданию, коего назвали омоксом, требовалась помощь. И пусть «зря». И пусть «никакого смысла». И пусть «всё равно». Они помогут ему и точка. Даже если док не хочет, Лани и сам справится… как-нибудь. Он обязательно что-нибудь придумает. Он перевернёт каждый камушек, каждый сайт в сети. Он уже согласен был поступиться своими страхами и комплексами и обратиться ко всем знакомым знакомых из академии, включая девчонок с ветфака целительства  – наверняка же должен быть способ его спасти!

Левиафан молчал, но в глазах, разливаясь и затапливая белки, бушевало синее море.

Это ли, высшие силы или какой-то одному Мишэлю понятный мотив побудил его ввязаться в заранее провальное предприятие по вытаскиванию горе-практиканта и заведомо приговорённой зверушки из болота, однако уже через несколько минут Лани сидел в его кабинете и неверящими глазами смотрел то на омокса, то на доктора. Как-то незаметно и совсем уж неожиданно последний в его глазах возрос до уровня «восхищаться до глубины души, не отдавая себе отчёта». Много ли кто вот так поставит чужие потребности превыше своих, априори зная, что не получит взамен ничего? Много ли кто готов выйти за рамки собственных правил и привычного уклада ради какого-то сомнительного акта альтруизма? Неужели его сострадание к другим живым существам – всего лишь память о любви? Насколько же она должна быть сильной…

Чтобы чем-то занять себя и свои мысли, пока наставник приводил в порядок пушистое создание – всё равно от студента-недоучки толку не было – Лани прошёлся по кабинету, низко поклонился Луису, как того требовали его собственные представления о приличиях, и мысленно восхитился распустившимся цветком. Кактусы, насколько ему было известно, цветут крайне редко и невероятно своенравны в этом вопросе. Но как же прекрасно было это зрелище.

И как же они с Мишэлем похожи. Лани хмыкнул себе под нос, тут же испуганно прикусил губу и покраснел. Ещё не хватало сказать этого вслух, мало кто обрадуется сравнению себя с кактусом. И всё-таки эти острые иглы буквально со всех сторон, с какой не подойди, и невозможно редкая, восхитительная красота, идущая из самой души… У них и впрямь много общего.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

В такси Лани перевесил рюкзак на живот, лямками на спину, сделав для омокса какое-то подобие кенгурушки, и всю дорогу сосредоточенно ковырялся в планшете, вычитывая всё, что в интернете писали об омоксах и о том, можно ли как-то предотвратить их смерть от тоски и одиночества. Пока что результаты были мягко говоря удручающими, но юноша не собирался так быстро сдаваться.

На улице он лишь бегло оценил обстановку и снова уткнулся в устройство, неотступно следуя за стуком трости по асфальту. Лани и сам себе до конца не мог объяснить, почему вцепился в идею спасти омокса мёртвой хваткой. Может, дело было в том, что чуть ли не впервые за всю жизнь он набрался смелости сознательно действовать не по уставу, не по инструкции и вопреки всем правилам, если не считать того дерзкого вопроса на крыше своему наставнику, и теперь не мог так просто отступиться. Этим он словно предавал не только урчащее где-то в районе его груди существо, но и самого себя.

А что омокс? Если он и сам знает, что обречён, тогда чему так радуется и почему льнёт к людям? Всё, что сказал ранее доктор Тревизо, подтверждалось официальными источниками в сети: эта особь уже «отжила своё» и больше не будет искать себе пару. Было что-то ещё про уровень вазопрессина и моногамию, что Лани не шибко понял, а также краткий очерк о том, что омоксы в городах не обитают и к людям обычно не подходят. Странно.

Когда они остановились, юноша перевёл взгляд на выглядывающего из рюкзака зверька. Тот не видел, но как будто чувствовал, что на него смотрят. Он тихонько курлыкнул в ответ и потянулся к поднесённой ладони, чтобы его ещё погладили. Лани осторожно почесал густой подшёрсток, нежно провёл пальцами по послушно топорщащимся в такт его движениям перёшкам и задумчиво поднял взгляд на стройную высокую спину перед собой, которая уверенно отгораживала его от хмурого незнакомца. Дархат не видел его взгляда, в тусклом свете не разглядел толком другого мужчину, но успел различить отзвук шёпота, прежде чем они вошли в дом.

«Его перья, они тоже… с зеленоватым оттенком?»

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

Казаться глухим и немым Лани умел и любил, а зачастую ему для этого и прикидываться не нужно было: достаточно поглубже уйти в себя или улететь к воображаемым облакам. Но сейчас он, убрав планшет в передний карман рюкзака, внимательно прислушивался ко всем звукам, которыми жил и дышал этот дом; всматривался в стены, испещренные отметинами, пытался разобрать надписи и то, что они скрывали под собой, с потаённым восхищением разглядывал рисунки, подольше задержался на антилопе. На первый взгляд аляповатые, непропорциональные, наплевавшие на все правила построения, анатомии и вообще живописи, эти картинки словно дышали свободой – свободой быть такими, как им захочется. Хотел бы он уметь рисовать так.

От покачивающихся на волнах неровных настенных строчек дум и мерных шагов по лестнице: топ-топ-тук, сразу отмеряющих границы своего неприкосновенного пространства, и следующих за ними его собственных – неуверенно шаркающих, Лани оторвало явление чего-то очень многоцветного, громкого и громоздкого. Он даже на всякий случай стянул с носа очки и протёр их рукавом, чтобы убедиться – человек перед ними в целом нормальных для человека размеров, но его и впрямь… много.

Лани уже привычно втянулся в свою зону невидимости за спиной наставника, словно воображаемые им на рисунках крылья могли его защитить. Может, и нет, но от этого было спокойнее. Однако по мере разговора, по мере отдающейся в ушах мощными сабфуферами грома музыки, больше походящей на землетрясение по уровню издаваемых вибраций, по мере того, как его тянуло чихать и кашлять от непривычного аромата, юноша незаметно для себя начал улыбаться и даже осмелел настолько, что выглянул из-за строго плеча, сразу же уткнувшись носом в огромные зелёные озёра чужих очков.

Испугаться не успел – доктор среагировал быстрее. А вот мысленно развеселиться и чуть заметно улыбнуться, глядя на раздражённо морщащегося и фыркающего Мишэля – вполне. Отчего-то всё это место и конкретно вот этот неугомонный субъект ему очень сильно напоминали собственных знакомых, очень хорошо знакомых, тех, что из чата «покойников». Ему даже без труда удалось представить их будущий штаб и контору по разработке собственной линейки планшетов в духе чего-то такого, абсолютно неформального и не вписывающегося ни в какие приличия и рамки. И Дженкинса, носящего пёстрые клоунские штаны. Наверное, когда Лани будет наведываться к ним в гости, это будет выглядеть столь же странно, но в то же время… уместно? По крайней мере Мишэль совсем не чувствовался здесь чужим.

Лани бросил на него исподлобья быстрый внимательный взгляд, но тут же вздрогнул и выпрямился по стойке смирно, пригвождённый к полу убедительно сжавшей его плечо рукой. Несмотря на то, что со стороны доктора это был скорее всего не более чем жест предусмотрительности – исходя из особенностей характера своего практиканта, юноше всё же стало капельку спокойнее и легче. Настолько, что он даже осмелел открыть рот, пока всё вербальное и видимое пространство вновь не занял собой шумный рыжий человек. Ну, и ещё, быть может, потому, что Лани знал, как больно может делать доктор, и было уже не так страшно. Неизвестность всегда пугает сильнее.

– Наверное, у каждого должен быть такой друг, за которого стыдно не ему, а тебе, – пробормотал дархат со смущённой улыбкой, ковыряя кедой и взглядом выщербленный паркет и вспоминая обстоятельства их с доктором Тревизо знакомства. – Кстати, ему вы меня не представили.

Почему он вообще отметил этот факт, хотя почти весь разговор был для него белым шумом, в котором Лани не пытался что-то понять, и к чему об этом сказал, юноша и сам не мог себе объяснить.

– А тот мужчина, на входе… – хотелось ли ему спросить, кто он и кем приходится доктору Тревизо? Да, возможно. Не бывает неправильных вопросов. Но есть такие, которые ощущаются более правильными в сравнении с остальными. Правильными изнутри, – мне показалось, его голос был грустным? Быть может, ему бы стоило… – сам Лани терпеть не мог, когда другие люди решали, как ему лучше жить, пусть и беспрекословно подчинялся, но почему-то он никак не мог отогнать отчётливо застывшую картинку перед глазами: сурового человека в кожаной куртке, с короткой стрижкой и… стоящим рядом, грациозным, поджарым, смертельно опасным бультерьером, – завести собаку?

Ответа он не получил, да и вряд ли на него рассчитывал: их снова прервала маленькая пушисто-пернатая бестия, омоксом зовущаяся. То ли что-то учуяв, то ли от того, что засиделась, то ли просто со скуки – зверушка выскочила из рюкзака и сиганула прямиком в открытую дверь в конце коридора. Лани мялся ровно две секунды – из-за тепла ладони на своём плече и вцепившихся в него пальцев – но затем решительно рванул рукой, с громким стуком сбросил рюкзак на пол и помчался следом.

Боялся он уже не за себя. Неприятностей? Возможно. Но даже перспектива выговора от начальника, от деканата и от собственной совести вместе с вылетом с места практики, в котором он только-только начал осваиваться, меркла перед страхом того, что с существом, за которое он взял на себя ответственность, что-то случится. А оно словно бы активно на это напрашивалось.

Проносясь молнией на своих крылышках над полом, к которому парень с каждым шагам всё безнадёжнее и основательнее прилипал, омокс норовил наткнуться на каждого встреченного на пути двуногого, врезался в стены и мебель, подбирал на ходу окурки, осколки и вонючие носки и тут же норовил их сожрать. Кажется, он даже что-то верещал, но Лани совершенно оглушила музыка, льющаяся будто со всех сторон и абсолютно невпопад: словно играли разные композиции из нескольких источников.

Нагнать одичавшее создание удалось только в конце кажущейся бесконечной комнаты или зала – дархат даже затруднялся сказать, что это было – да и то каким-то отчаянным звериным рывком, на секунду обнажив свою истинную природу, резко прыгнув на омокса сверху, сцапав его в объятия и перекатившись кувырком к вовремя возникшей перед ними стене.

Лани обессиленно откинулся на неё спиной, молясь, чтобы обои не были покрыты той же липкой субстанцией, что и все поверхности в этом месте, и принялся кропотливо вынимать из прожорливой пасти зверюги всё несъедобное, что она успела туда запихать, но, по счастью, не проглотить.

– Да что ты в самом деле, – начал было парень, но подавился словами, когда слева то, что он сперва принял за кучу грязного тряпья, внезапно зашевелилось, и из него восстало – иначе и не скажешь – нечто костлявое, в полосатых трусах и с глазами навыкате.

– Обед? Уже обед?

Юноша нервно сглотнул и прижал омокса к себе, готовый защищать ценою своей жизни, однако человек в трусах не обратил на них ровным счётом никакого внимания и, почёсывая живот, прошлёпал босыми ногами мимо. Лани уже решил было, что всё обошлось, когда из трусов выпала бритва.

Несколько долгих ударов низких частот по дрожащему полу они с омоксом глядели на неё, затаив дыхание, такую острую и блестящую в раскрывшемся футляре. Зверёк среагировал первым, а у дархата в критические моменты быстрее срабатывали рефлексы. В итоге он успел вытащить лезвие из пасти до того, как оно разрезало бы нежный розовый язык, но как назло порезался сам.

Беспокоиться было особо не о чем, с его регенерацией такие раны полностью затягивались минут за двадцать. Однако озадаченность на лице в считанные мгновения сменялась остекленевшим в глазах испугом.

«Сторонятся городов. К людям не приближаются», – всплыли в голове строки из интернета. Все дикие создания так ведут себя в природе. Лани и сам ещё кое-что помнил из прошлой жизни. И будь омоксы сколь угодно дружелюбными и безобидными, вряд ли бы им вообще взбрело в голову врываться в толпу людей – туда, где очень шумно, всё гремит и странно пахнет, а оттого невероятно страшно – в трезвом уме и здравой памяти. Только если…

– Ты… ты убить себя пытаешься.

Отредактировано Лани Кохола (2023-02-26 19:47:51)

+1

18

[indent] Шутка про то, кому ещё из них двоих с Гаттом стоит испытывать стыд за второго, так и осталась неозвученной. Их дружба строилась на тотальной внешней несовместимости помноженной на страшную вывороченную похожесть внутри. Когда-то давно Майк был почти Гатт, а Гатт был даже больше Майк, чем он сам, застали друг друга уже на пол пути, да так и пошли деградировать дальше вместе обнявшись. Их обоих, в свое время, нашёл именно Блэк. Сначала Тревизо — сколько лет назад это было, пятьдесят? Раны тогда были ещё слишком свежи — потом оба они нашли Элки. И не расскажешь же никому, что история крепкой дружбы и неудавшийся роман начались до тошнотворного одинаково. С передоза.

[indent] Мишэль тогда вцепился в Рикарда руками, ногами, зубами — ещё не выучил, что лечить себя об других людей мало того, что неэффективно, так ещё и очень жестоко по отношению к этим самым людям. Блэк что до этого, что тогда, что, быть может, и до сих пор спасал, не спрашивая, хочется тебе этого или нахер иди со своим спасением, Рик. Эта история не могла закончиться хорошо. В какой-то момент оба они стали друг другу не нужны, по инерции продолжали ужинать вместе, а после даже это надоело. Майк уехал и не появлялся на Цирконе ещё лет десять, запихнув предыдущую декаду в самый дальний ящик сердца, чтобы никогда больше не доставать.

[indent] Элки они, конечно, тоже не спрашивали. Может и хорошо, что нет, иначе не бегал бы сейчас, как истеричная пчела под кислотой, а тух в инвалидном кресле.

[indent] Большая дружба началась с того, что Мишэль вытряс Элки из этого самого кресла как собаку прямо Рику под ноги. Поступь у Блэка всегда была тяжёлая.

[indent] «Ползи, гнида ты такая».

[indent] Тот мужчина на входе — Мишэль чуть-склонил голову и наискось бросил взгляд на Кохолу. Прошло достаточно времени, чтобы он перестал чувствовать по его поводу что-то кроме уважительной благодарности. Грустный голос? Может быть. Рикард никогда не претендовал на звание «главного хохмача», и когда не бухтел — ворчал, а если не ворчал — то хмуро сверкал глазами. Но над предложением завести себе песика наверняка бы поржал от души. Сам Рик был своего рода собакой о двух ногах. Может ему омокса сбагрить? Идея, в целом, не была лишена смысла — Блэк же спать не может, если кого-нибудь самоубийственно не спасает. Как раз работёнка ему под стать.

[indent] У зверюги на этот счёт мнение было альтернативное. Никак услышав мысли Тревизо по поводу Рикарда Блэка, он выскочил из рюкзака и резво бросился наутек — только мелькнул в дверях перелив крыльев. Кохола, чтоб ему пусто было, неожиданно ловко вывернулся из рук и бросился следом за омоксом.

[indent] И опять разбрасывал свои вещи повсюду. Мишэль даже не успел среагировать. Так они и застыли посреди коридора: осмысляющий дерзкий побег Тревизо, всецело осуждающий Луис и одинокий рюкзак Кохолы. Надо было запереть его в своём кабинете в клинике до утра да и дело с концом. Почему-то все хорошие мысли приходили в голову слишком поздно.

[indent] — А мальчишка не идиот. Сразу от тебя удрал.

[indent] Мик даже не обернулся, только выдохнул шумно, надеясь, что сумеет скрыть зарождающийся в груди низкий смешок.

[indent] — Ты не слышал, он сказал, тебе нужна собака.

[indent] — В самом деле? — Блэк подошёл со спины, лёгким движением кисти направил сумку Лани Мишэлю в руки и замер чуть поодаль, привалившись бедром к стене. — Зачем?

[indent] — Чтобы не грустил.

[indent] — Хм.

[indent] Молчание не было неловким. Существенным плюсом Рикарда было то, что в его присутствии комфортно было не сотрясать воздух почём зря. Он никогда не давил, не настаивал, только наблюдал со стороны, терпеливо, как хищник. Под его взглядом Мишэлю вдруг стало до страшного неуютно.

[indent] — Много разглядел?

[indent] — Достаточно. Ты изменился.

[indent] — А ты не очень. Рад, что ты в порядке.

[indent] — Да. В каком-то смысле. А ты?

[indent] — В каком-то смысле.

[indent] Вот и поговорили.

[indent] — Нам тут пообещали кексы. Останешься?

[indent] — Я их и делал. Планирую урвать хотя бы один, пока Гатт и его шайка-лейка все не смели.

[indent] — Тогда, полагаю, нам стоит поторопиться. И найти мальчишку. Далеко не все тут такие же дружелюбные как мы.

[indent] — Нет. Просто далеко не все умеют держать свой собственный поводок так же крепко.

[indent] Преследовать Кохолу и омокса оказалось до смешного простым: даже в этом торжестве хаоса дорожка беспорядка была ещё слишком свежей. Дом подсказывал им направление возмущёнными окриками, перевернутыми табуретками и разбитыми пепельницами. Десяти минут бы вряд ли хватило, чтобы это место пережевало и выпюнуло вместо Лани уже что-то иное и безымянное, но все же лучше было найти его поскорее. Три недели назад парочка новых ребят сначала воодушевленно обдолбалась, а потом не менее воодушевленно решила вскрыться под love will tear us apart. Напасть на Кохолу — не нападут (может быть), но горьких впечатлений могут добавить с лихвой.

[indent] «Кохола, все нормально? Можете подумать о месте, где вы сейчас? Я...», — мысленное обращение зажевало, как плёнку в кассете; нашли они юношу быстрее, чем Мишэль договорил. Сперва столкнулись в дверях с кем-то из особо-любимых дружков Элки, чуть его не уронив — молодчик сонно свёл брови к переносице, пытаясь осмыслить преграду, и расплылся в улыбке.

[indent] — Ха, крылатый... Смерть, это ты? Я скуча-ал.

[indent] — Скучай дальше, — выплюнул Рик и пошелкал пальцами, привлекая внимание к себе. — Не видел мальчишку? Такой, средний, в очках и...

[indent] — С омоксом, — подсказал Мишэль.

[indent] — Ага, и с... нахрена вам омокс? Они же по одиночке дохнут.

[indent] — Вот у него и спросишь.

[indent] — О-омокс, — протянул обладатель полосатых трусов и расплылся в улыбке ещё шире, чем раньше. — Они как котики. Котики красивые, потому что много спят.

[indent] — Бесполезно. Давай дальше, дом же не бесконечный.

[indent] — А когда-то ты думал по-другому.

[indent] — А ещё когда-то, — раздраженно огрызнулся Мишэль, — такие как ты ещё не воплотились как вид. Меня тогда не было, но, говорят, время было прекрасное.

[indent] — Смерть. Смерть, ты меня отпускаешь?

[indent] — Архей, за что мне это... — Тревизо обернулся к обдолбышу и принял грозный и одухотворённый вид, воплощая крылья. Темной тенью они сделали его фигуру действительно впечатляющей — ни дать ни взять настоящий ангел смерти. Всего на пол минуты, но обдолбыш, похоже, впечатлился. Ахнул и схватился за сердце. — Иди с миром, дитя. Сегодня я не по твою душу.

[indent] — Ах, как жалко...

[indent] Блэк не стесняясь хрюкнул и затрясся всем телом.

[indent] — Тебе бы в театр одного актёра, Майк. «Иди с миром», ха!

[indent] — Ой, заткнись, будь добр.

[indent] Дверь за собой на всякий случай закрыли. Мишэль поправил на плече сползающую лямку чужого рюкзака, бегло осмотрел комнату и позволил себе выдохнуть, когда заметил у стены Лани с зверюгой. И не смог вдохнуть обратно, заметив бритву, кровь и какую-то первобытную застывшую в глазах жуть.

[indent] Что тут, мать его, уже случилось?

[indent] Блэк среагировал быстрее, в два шага подлетел к Кохоле и, не церемонясь, направил в его сторону теомагический импульс. Не в пример общей суровости внешнего вида, энергия Блэка была искристо-зеленая, как абсент в граненом стакане.

[indent] — В порядке твой дархат, обычный порез. Малец, я конечно понимаю, что Майк может быть невыносим, но зачем сразу резаться? Оно того не стоит, этот вряд ли будет грустить долго, у него на переживания уже не осталось места, все занято.

[indent] — Рик, — предостерегающе одернул его Мишэль, подошёл ближе и поджал губы, чтобы не выплюнуть на обоих сразу что-нибудь обидное.

[indent] Дархат значит. Ха. Интересно, кем был до того, как стать неуклюжим извиняющимся трудягой.

[indent] — Я же попросил не отходить. Почему ты никогда не слушаешь, что я тебе говорю? — не заметив, как съехал с выверенной вежливости на «тыканье» стеклянным голосом обронил он. — Никогда. Больше. Так. Не. Делай. Я достаточно понятно выразился? Почему ты как ребёнок?

[indent] — Это и есть ребёнок. На твоём фоне, по крайней мере, явно. Спокойно, Майк, никто не умер. Остынь.

[indent] — Вот и отлично, что никто не умер.

[indent] Грядущую бурю прервал очередной хлопок двери. Лани не знал, но вездесущий Гатт спас его от скандала и выволочки. Блэк так не умел, он и сам был взрывной — хуже тротила — с Элки номер не прокатывал совершенно. Он занимал собой так много пространства, что для истерики Тревизо в нем попросту не оставалось места.

[indent] — Гости дорогие любименькие, что же вы, обещались быть, а все не идёте и не идёте? Я там значит чай поставил, кекс нарезал, Дорогушу-соколика за ухо приволок, а они на экскурсию ушли! Предупреждать надо!

[indent] — У тебя есть чай? — нервно, но все таки отвлекаясь от Кохолы, с сомнением спросил Майк.

[indent] — Не-а, две недели назад закончился!

[indent] Мишэль выдохнул, прикрыл глаза на мгновение и низко глухо засмеялся. Слабо, ненадолго, но с явным облегчением.

[indent] — Ну хотя бы что-то никогда не меняется. Поднимайтесь, Лани. И впредь внимательней следите за своим питомцем. Иначе оба отправитесь на Лирею ближайшим рейсом.

[indent] — О, это твой знаменитый экспресс «пинок под зад»? — уточнил Элки, и Мишэль уже совсем весело кивнул, сбрасывая рюкзак точно Кохоле под ноги.

[indent] — Он самый. Пройдемте, я хочу наконец получить свой планшет обратно и убедится, что вы не похерили мне все файлы.

[indent] — Обижаешь, док. Почти все.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-02-27 06:24:24)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

19

Глубоко. Он не успел достаточно вдохнуть, чтобы хватило на положенные два часа, отмеренные китовьими лёгкими. Темно – так, будто это темнота сочится изнутри и съедает вокруг него все яркие цвета и краски, которыми буквально наполнено это место. В груди что-то сжимается с такой силой, что самому этот узел никак не развязать. Сил, чтобы подняться и зачерпнуть хоть глоток воздуха, не хватает. Громоздкое тело сантиметр за сантиметром опускается на самое дно.

Голос, взорвавшийся встревоженным шёпотом внутри головы, больше всего напоминает свет, который пытается пробиться к нему сквозь толщу воды, достаточно только поднять голову.

Глаза рыщут почти отчаянно – не свет (хотя) – скользя по цветовым пятнам и брызгам, по тому, что готово принять форму людей, выискивая источник голоса. Кажется, даже находят его – в тот момент, когда за его спиной поднимается огромная тень, глушащая всю яркость уже по свою сторону. Поднимается и через секунду исчезает. Показалось…

Лани близоруко щурится и беспорядочно ощупывает взглядом уже пол вокруг себя. Где-то в пылу отчаянной схватки за жизнь того, кому эта жизнь уже не нужна, он потерял очки.

Ярко-зелёная вспышка почти привела его в чувства, заставив в один миг ощутить себя выброшенной на борт пойманной рыбой. Лани принялся судорожно тянуть носом воздух – кажется, он и впрямь забыл об этой потребности, растерянно слушая чужие слова, которые никак не вязались с только что произошедшим.

А потом было страшно. Не так, как за омокса, конечно, но на пару минут испуга перед взбешёнными глазами цвета расплавленного золота, которые, казалось, хотели его придушить, на разом вытянувшемся лице хватило, чтобы вжаться спиной в стену и больше всего сейчас мечтать о том, чтобы стать её частью, а не вот это вот всё.

И немножко обидно. Он не ребёнок. Ну, почти…

Явление Элки отчасти осуществило сиюминутную мечту юноши, чтобы про него все забыли, а затем и вовсе позволило переключиться на завозившегося в руках омокса, который до сих пор сидел совершенно тихо и спокойно. Будто понимал, что из-за него отчитывают. Или наоборот, прикидывался невинным и пушистым, мол, не его вина. Хотя Лани на него за это не сердился. Но и рук не разжимал, хватка левиафана – пусть и совершенно безболезненная – была надёжней металлических скоб.

Тихое покряхтывание и скрёб четырьмя здоровыми лапами перебил раздавшийся где-то над их головами смех, разом прогнавший по спине Лани полчище мурашек. Он за все дни практики не видел у доктора столько эмоций, сколько ему довелось лицезреть в последние несколько минут. От этого было даже немного (или наоборот – много) жутко. От этого… отвлёк упавший прямо перед носом рюкзак.

Дархат всё же выдохнул тихонько и облегчённо, перекладывая зверушку в её временную переноску и разминая напрочь затёкшие от перенапряжения руки. Он тщательно проверил большой карман, вытащив оттуда вообще всё – всё могло позже оказаться в пасти, и возможно не с самыми невинными намерениями, – распихал носки и канцелярию по боковым карманам и надёжно закрыл молнию, оставив заметно погрустневшему омоксу лишь крохотный просвет.

«Прости, приятель, но теперь только так», – хотелось сказать. Хотелось не слушать, как далеко и каким образом наставник хочет его заслать. Кажется, в этот раз дархат провалил вообще всё. И спасшее его приглашение на кекс лишь оттягивало неминуемое.

В горле было тошно, во рту – горечь, а под ногами – липкий пол, от которого отодрать свои штаны без потерь совсем не представлялось возможным. Компания из трёх людей уже удалялась, а Лани так бы и остался ёрзать на месте, если бы не чья-то сильная ладонь, что со звуком отрываемого скотча отодрала его от коварной поверхности, ухватив за шкирку, а затем непрочно поставила на ноги.

Поднять одной рукой пусть и хилого, но всё же взрослого парня – это ж какую силу должно иметь? Сощурившись, Лани тщетно пытался разглядеть тёмно-синее пятно над головой в свете слепящего с потолка прожектора, пока оно само не приблизилось к нему, помогая себя увидеть. При ближайшем рассмотрении этим пятном оказались густые длинные дреды, скатывающиеся с головы незнакомца пышным водопадом.

– Штаны безвозвратно испорчены, – тем временем констатировал местный обитатель, оглядывая сжавшегося в комок паренька, – но до дома дотянут, не развалятся.

Лани как-то отстранённо подумал, что у него и запасных-то нет. Всегда обходился в поездках одной парой. Придётся потратиться ещё и на них, а бюджет после всех разбитых кружек и горшков в клинике не так чтобы располагал. Человек тем временем легонько подтолкнул застывшего юношу в спину и плотоядно, но одновременно совсем незлобно осклабился:

– А ты иди-иди за своими, не отставай. А то не ровен час ещё съедят и косточкой не подавятся.

Как по инерции дархат сделал два шага, а затем снова застыл и медленно поднял на незнакомца переполненные отчаянием глаза.

– Да брось… – пробормотал тот, даже как-то растерявшись, а затем всё-таки ненавязчиво, но уверенно потащил парня за удаляющимся трио, глядя куда-то вперёд. – У тебя ведь и семьи, наверное, не было. Никогда не видел, как мать кричит на детёныша, буде тот поранится или прыгнет под машину сдуру? Не убьёт он тебя. И не выкинет. Переживает он.

Дархат неопределённо шмыгнул носом. Слова его немного успокоили, ведь мысленно он уже успел попрощаться и со своей практикой, и с наставником. И всё-таки это было не тем, что его на самом деле снедало изнутри. От скоропостижного расставания никто не умрёт (по крайней мере Лани очень хотелось верить, что он сможет это пережить, запинав свою привязанность в самый дальний угол сознания), а вот…

– Почему киты выбрасываются на берег? – внезапно спросил он.

Вопрос был скорее криком души и ни к кому не обращался, но его «конвоир», следящий, чтобы бедолага опять не потерялся и не насобирал себе приключений на мягкое место, передёрнул плечами, проводил глазами плывущих по волнам коридорных стен кистепёрых и тихо поинтересовался:

– А ты сам как думаешь?

Лани поднял на него удивлённый взгляд. Помолчал несколько минут. Сжал губы в тонкую линию.

– Там… много гипотез. От совсем уж поэтичных до вполне возможных. Если рассуждать логически, то теория про сбившуюся эхолокацию, когда морской зверь не может распознать береговую линию, выглядит наиболее вероятной.

Как ни крути, а поведение омокса не укладывалось ни в какие существующие в природе рамки, сколь бы широкими и многообразными они ни были. Ни одно живое существо, за исключением разве что спятивших разумных, никогда не будет пытаться сознательно лишить себя жизни. Даже такие, как этот вид, всегда обычно медленно хирели и чахли от тоски, но не пытались всячески приблизить неизбежное. В этом качестве киты казались ближе всего, но даже у них могла быть разумная причина.

– А что… что, если у него тоже что-то сбилось? – Лани прижал обеими руками рюкзак к груди, будто зверёк пытался сбежать – но нет, тот сидел на удивление покойно. Может, и вовсе задремал, выйдя из эпицентра шума и перебивающих друг друга резких удушливых ароматов. – В сети про это толком ничего не писали, – принялся он сбивчиво пояснять собеседнику, – но если предположить, что без зрения омоксы точно также ориентируются на что-то вроде эхолокации, только на неслышимых нами частотах… Если они благодаря этому находят себе партнёра на всю жизнь?

– Песня на одном уровне вибраций? – хмыкнул обладатель синих дред и зеленоватого в свете редких ламп лица, которое от прикуренной сигареты стало лишь ещё зеленее. Лани поспешно закивал.

– Говорят же, что они могут услышать свою пару на удивительно больших расстояниях и до, и уже после встречи. Получается, «песню» своего партнёра они чувствуют почти всегда. А когда она пропадает – они теряют ориентацию в пространстве, в своём «море»… Только для них море – это жизнь.

Человек почти добродушно, пусть и немного странно улыбался, обнажая кривые заострённые зубы, но не спешил ни соглашаться, ни опровергать мысль парня. Просто молча проводил его в открытую дверь вслед за остальными и усадил рядом с ними за стол.

Стук трости, за которым Лани готов был слепо идти хоть на край обрыва, стих. Где-то совсем рядом мелодичными переборами играла гитара. Здесь запах был уже не таким удушливым и гадким. Звуки не силились его оглушить, пол не вибрировал и даже не пытался всосать в себя подобно зыбучему песку. В приглушённом свете можно было позволить себе совсем немного расслабиться.

Юноша так и сел с рюкзаком впереди себя, с намерением его больше не выпускать даже во сне, пока не найдёт решение. Мысли теперь блуждали вокруг странного мужчины. Будто почувствовав их, он пихнул Лани локтем в бок, указав сигаретой на сидящего перед ним Мишэля, который о чём-то спорил с Элки и, видимо, по мнению этого человека их не слышал.

– Он вот нашёл, чем заменить «незаменимую песню». Как видишь, цветёт и пахнет, что его кактус. Может, и твой питомец справится.

Лани опустил лицо, о чём-то сосредоточенно размышляя, посмотрел исподлобья на собеседника, а затем и вовсе вскинул голову, глядя на него с заметной тенью удивления на измученном волнениями лице:

– А ты… ты что, тоже?.. Кто ты?

В океане как-то само собой привыкаешь быть единственным китом на многие сотни километров: редко когда они объединяются в стаи, всё больше живут поодиночке, но присутствие поблизости сородичей никогда не остаётся незамеченным. В мире разумных, конечно, были свои законы. Хотя Каэсси, уже давно всё пронюхавшая, не раз шутила, мол, Лани оттого роняет всё, что не приколочено, что никак не привыкнет к суше и её ограниченности, а радиус разрушений, когда он идёт по коридору, выдаёт его истинные габариты. И всё же других левиафанов, как и в океане, он за два десятка лет почти не встречал.

– Дельфин, косатка, кит – какая разница? – человек откинулся на свой стул, выразительно тряхнув дредами, и подмигнул. – Все мы любим выбрасываться на берег время от времени, даже те, кто в море никогда и не был.

Он обвёл помещение задумчивым взглядом, а затем, спохватившись, вытащил из нагрудного кармана слегка помятые очки. По одному из стёкол пошла трещина, но в целом они были ещё вполне годны к использованию. Мужчина протянул их пареньку:

– Твои? Подобрал по дороге.

– Да, спасибо большое!

Облегчённо выдохнув, Лани незамедлительно напялил их на торчащие уши и тут же обнаружил перед собой кусок кекса. В животе как-то само собой заурчало. Немного даже повеселев, юноша запихал в рот комок изюма, слега присыпанный тестом, быстро прожевал его и потянулся к кружке, памятуя, что доктор и его друг в момент спасения Лани от всех козней господних обсуждали какой-то чай.

Примерно в это же время сидящий рядом человек внезапно подорвался со своего места и зашипел, плюясь слюной:

– Элки, чтоб тебе изюмом подавиться, как ты допустил эту диверсию?!

Лани озадаченно проследил за его взглядом, но ничего кроме безобидного бело-синего пакета из «Шестёрочки», скромно притаившегося в углу под соседним столом, не нашёл. Мужчина с дредами тем временем, вооружившись стулом, очевидно вёл агрессивно-наступательную операцию на этот невинный целофан, убеждённо тарахтя: «Враг не дремлет!». Увлечённый зрелищем, парень поднёс к губам чашку, сделал глоток и только в этот момент вспомнил, что никакого чая тут и в помине нет и не было.

Раздался треск дерева, визг и угрожающее шуршание. А ещё звук выплеснутого далеко вперёд – как настоящий китовий фонтан – содержимого кружки и, кажется, прямо в хмурое лицо сидящего перед ним наставника.

Отредактировано Лани Кохола (2023-02-28 11:05:16)

+1

20

[indent] Элки, при всей своей неоднозначности и спорной репутации, обладал одним по-настоящему волшебным свойством: источать упрямый свет похлеще прожектора ПВО, и Мишэля он всегда ловил в него наверняка и прочно, не позволяя проваливаться по грудь в черную душную липкость тревоги, и напротив — подзуживая в нем тех собак, что ещё лет сто назад заставляли кидаться во всякие авантюры, хохотать над несмешными шутками и нагло улыбаться в лицо даже самым отчаянным временам. Вот и сейчас, наверняка предчувствуя в комнате колкие ноты будущего скандала, он бодро схватил Тревизо под локоть и потащил за собой прочь от Кохолы, омокса и навязчивого желания на кого-нибудь вызвериться. Рик бескомпромиссной тенью плелся по другую руку, так что Мик чувствовал себя не иначе чем под конвоем, за тем лишь исключением, что под этим ему было даже уютно. В компании этих двоих можно было не решать и не думать, он выдохнул, отпуская раздражение, обернулся было через плечо, но Элки опять его уболтал: «идет твой птенец следом, хватит играть в папку-утку, ты лучше послушай последние новости, раскрой пошире ухо — сейчас их будет много…».

[indent] — Так что произошло, пока меня не было?

[indent] — Ну, один мальчик-фазанчик перелетел, он теперь не на моей ответственности. Вроде на Порцион, но что я им — мамка — буду по всей системе собирать? Надо мне больно… — Мишэль рассеянно кивнул, не очень, правда, слушая, и встрепенулся только через пару мгновений после следующей реплики. Гатта в новости, казалось, ничего не смущало совершенно. — О, а ещё у нас двоих убили! Но это не важно, было ожидаемо, вот что на самом деле круто…

[indent] — Это как?

[indent] — Ну, натуральным образом полагаю? Этого, помнишь здоровяка из старичков, он ещё вечно собачьи ошейники пытался на себя цеплять, типа дохрена модный? Вздумал права качать, докачался, спортсмен уличного фронта бляха. Не здесь, даже не в Кандите, в новостях прочел. А ещё один нажрался дряни какой-то, но что-то я думаю дело не чисто, попросил Анхеля разобраться. Лупо нормальный был, помогал много. Жаль, он бы твою железку на раз воскресил, руки золотые были.

[indent] — Да. Очень жаль, — покойный Мишэлю нравился, легкий на подъем, улыбчивый и инициативный, он думал даже позвать его на работу, да последний постоянно отнекивался, боялся, что не справится и сорвется в непосредственной близости к заветным таблеткам. Может и правда помогли, но скорее уж просто Гатт не хотел верить, что один из его любимцев так позорно сдался. Лупо все любили и намеренно никакого зла никому он не делал.

[indent] Но много ли кому нужны были какие-то сложные причины, чтобы желать человеку беды?

[indent]— Так а что, ты с пустыми руками, или не стал так меня оскорблять?

[indent] Мишэль скосил глаза на Рика — тот фыркнул и криво улыбнулся — вернул ему не менее кривую улыбку в ответ и выразительно кивнул на сумку через плечо. Элки гигикнул, хлопнул в ладоши и потащил Тревизо по коридорам уже увереннее, приговаривая, что тогда им непременно стоит поторопиться и, что тоже никак нельзя было отменять, опробовать щедрые дары. А вдруг принес гадость? Тогда никакого тебе планшета, дружочек, забирай своего мальчишку и проваливай на все четыре стороны! Гатт, разумеется, никого бы не выпнул — Мишэль приходил в это место как к себе домой уже даже не тридцать лет как, но вступать с ним в шутливую пикировку было уже ритуалом, приятным и ни к чему не обязывающим.

[float=right]https://i.imgur.com/5wsk1f1.png[/float]
[indent] В отведенной под гостиную комнате было гораздо чище: светло, многолюдно, в воздухе плыл горький запах кофе и разлитого одеколона, смеялись и перешептывались, звонко тренькали играми на телефонах и шуршали смятыми страницами глянцевых журналов, подпевали гитарному перебору, закидывали ноги на столы, хрустели крекерами и щедро измазывались в сахарной пудре с обещанных кексов. Мишэль устроился на софе по правую руку от Гатта, позволив ему безнаказанно рыться в своих вещах, и осторожно напомнил об изначальной цели визита. Рыжее чудовище отвлеклось всего на мгновение, гаркнуло на всю комнату: «Дорогуша! Сволота, где ты ходишь? Тут один мрачняга пришел за своей падалью!», — и вновь вернул все свое внимание заветным бутылкам, принимаясь разливать содержимое в как по волшебству возникшим кружкам, на удивление даже целым. Дорогуша отвлекся от сражения с врагами в телефоне, приветливо помахал Мишэлю рукой и подхватил стоящий рядом бумажный пакет в крупный розовый горох. Пластиковых тут не водилось, их презирали и изничтожали даже старательнее, чем тараканов.

[indent] — «Красавица» мне нравилось больше.

[indent] — А мне сказать, как нравится?

[indent] — Вот уж уволь, все мы слышали, как тебе нравится, еще бы громче орал с этой своей…

[indent] — А вы меньше подслушивайте! Слышали, меньше лезешь в дела старших, крепче спишь? Никакой личной жизни!

[indent] — Могли бы и дверь закрыть, — Дорогуша поправил выбившийся из-за уха курчавый локон и мягко улыбнулся Тревизо, — здравствуйте, доктор. Ваш пациент был?

[indent] — Привет, Кимо. Получилось спасти?

[indent] — Конечно, делов-то. И все же не забывайте про профилактику, ладно? В следующий раз может будет уже нечего восстанавливать. Котёнок, кстати, очень миленький. Это махур?

[indent] — Вроде того, я не очень в них разбираюсь, — Тревизо отвлекся, когда в кресло за тем же низким столиком наконец упал Лани и благодарно кивнул сопровождающему его мужчине. — Анхель. Спасибо, что не съел мальчика и не плети ему баек про меня. Сегодня не ночь сказок.

[indent] — Правду и только правду, хромоногий. Ты будешь хищником пострашнее, а я не настолько самоубийца, — Ресендиз сыто улыбнулся, хлопнул Лани по плечу, и Мишэль самонадеянно позволил себе отдать все внимание Кимо. Хотя, кажется, этих нескольких дней уже было достаточно, чтобы сообразить: пока Кохола находился под его ответственностью, рассчитывать Тревизо мог исключительно на ответственную Каэсси и никак не на местное сборище бывших наркош, даром что и сам он был почти что и текущим. Как-то само собой закурили, Блэк вежливо спрашивал о работе, Мишэль — вежливо отвечал, Элки распсиховался, мол ну никак нельзя о чем-нибудь интересном поговорить, например о красивых женских ногах. Уняло его только клятвенное заверение, что завтра как раз у Тревизо выходной день и он непременно придёт на партию в покер к их общему знакомому, почти выход в свет, а какое среднее богемное общество, которое забирало у высшего только самое лучшее — выпивку, карты и красивых людей в красивом месте без всего этого лишнего ля-ля и «будьте так любезны» — может обойтись без одного хромоногого мухлёвщика.

[indent] — Ты и парнишку своего тащи обязательно, пусть почувствует на вкус настоящие качественные развлечения. Ты… Как тебя?

[indent] — Лани Кохола, — подсказал Мишэль, чуть нахмурившись, но Элки уже было не остановить.

[indent] — Ла-ни-ко-хо-ла, очнпртн, Элки Гатт, всячески рад и польщён! Ждем вас завтра у весемь нуль нуль, адрес не скажу, место секретнее, чем спальня старшего секретаря Коалиции! Но Мишэль знает ход даже в такие места, он тебя с удовольствием отведет!

[indent] — В той спальне меня не было, — сдержано парировал Тревизо, скрывая смешок за кашлем и пнув уже в открытую ржущего Рикарда под столом. — Только если Кохола сам решит, я не буду его никуда тащить. Это не входит в его образовательную программу. Кстати, что там с кексами? Ты обещал.

[indent] Гатт выразительно хлопнул себя ладонью по лбу и застонал, перед гостями моментально материализовались тарелки с выпечкой, Рикард ненавязчиво подпихнул Майку банку с вареньем, сказав, что с черешневым будет всяко лучше. С хвойной все шло прекрасно даже без варенья — Мишэлю её плеснули прямо в кофе и он как-то совсем упустил, какой именно стакан и с чем опасно передавался из рук в руки перед его студентом. Дальше все завертелось уже слишком быстро. Анхель с Элки, оба бледные от ужаса, поперли на пакет, забыв в боевом угаре, что его, в общем-то, можно убрать одним взмахом руки — но кто встанет на пути рыцаря и его верного оруженосца, когда они преисполненные воинственным помешательством вступают в неравный бой с кульком-маечкой? Рик подавился кексом, Дорогуша, которому больше нравилось быть Красавицей, тонко повизгивал: «Бей его! Бей гада!», подбадривая местных вожаков, Мишэль сделал затяжку сигаретой и почти ослеп, когда Лани, сдуру хлебанув неясно какой конкретно бурды, не придумал ничего лучше, как выплюнуть её куда придётся. К несчастью всех собравшихся, брызги самогона в лицо словил именно Тревизо. На мгновение все замерли, Элки с табуретом наперевес даже отвлекся от пакета, чтобы спустя ещё секунды три сложиться пополам и начать истерически ржать.

[indent] — Лани, карасик, это пьют, а не плюют! Если ты хотел поиграть в косвенные поцелуи, для этого есть гораздо более интересные…

[indent] — Элки! — Мишэль расфыркался, с неудовольствием затушил сигарету прямо в стакан шутника, чтобы неповадно было, и бросил на Кохолу взгляд раздраженный и сочувствующий одновременно. Настроения ругаться у него уже не осталось. Сам виноват, надо было внимательнее следить, сейчас-то мальчишка был у него под самым носом, а проглядел. — А я предупреждал. Кимо, можешь сделать ему просто кофе? Второго такого плевка в душу моя гордость просто не переживет.

[indent] Бытовыми чарами вопрос с чисткой одежды решился быстро, но подпрыгнувший откуда-то из-за спины маленький белокурый малец, почти альбинос, такие светлые у него были вихры, все равно принялся отчаянно пытаться натереть салфеткой рукав Тревизо. Мишэль рассеянно похлопал его рукой по макушке, давая вольную, и бросил скептический взгляд на лицо Кохолы, все еще пунцовое, не то от алкоголя, не то от стыда. Одна из линз пошла некрасивыми трещинами, из-за чего и глаза дархата преломлялись почти витражной синевой. Жаль, протомагия в список его умений не входила. Так бы сразу и починил.

[indent] — Жуйте кекс, Лани, он вкусный, — почти ласково посоветовал он, — мы уже скоро пойдём. Не хочу мешать славной битве.

[indent] — Вас подвести? — Мишэль задумчиво прикусил губу и рассеянно кивнул на предложение Рикарда. Удобства перевешивали неловкость, к тому же, Блэк точно знал, где именно в Кандите живет бывший любовник. Не придётся лишний раз объяснять дорогу из этих кучерей.

[indent] В общей сложности в гостях они провели ещё около часа, дорога до дома прошла в уютном молчании. Уже выходя из машины, Рик и Мишэль коротко обменялись вежливыми: «Я не буду звонить. — Да, не стоит. Приятно было тебя увидеть. — Взаимно», и сложный день наконец вступил в фазу своего завершения.

[indent] — На третий этаж, — подсказал он Кохоле и подпихнул его тростью в ногу, чтобы не мялся на пороге. Сонный консьерж вяло провел их взглядом и вновь углубился в сканворд недели. Электронный замок приветливо отозвался надписью «с возвращением», и Мишэль впервые за весь день позволил себе по-настоящему выдохнуть.

[indent] Квартира, по меркам его семьи, разумеется, была небольшая: спальня, общая комната с скромной библиотекой, кухня и небольшая ванная комната, — вся зеленая, тихая, крепость перед лицом шумного неласкового внешнего мира. Чужой человек мог бы подумать, что угодил с порога в оранжерею. В целом, так оно, наверное, и было — Мишэль методично собирал самые дикие растения и любил их всем, что осталось от его сердца. Первым делом Тревизо пристроил Луиса, извиняясь за инцидент с Гаттом, после прошлепал босыми ногами на кухню и хлопком ладоней включил мягкое освещение.

[indent] — Цветы не трогать, все остальное можно, диван раскладывается, белье в шкафу. Если не во что переодеться, возьмите там же, полагаю в чем-нибудь вы не утоните. Ванна моя с шести до семи и с полуночи до часа ночи, планируйте свои посещения, учитывая это время и… Да, как закончите, тут на холодильнике, ткните, что будете есть сегодня и завтра, вы у меня в гостях, так что выбирайте, что захотите. Привезут минут через сорок.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-06 06:09:41)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+2

21

Очередной свой феерический (который уже по счёту?) позор  Лани пережил, как и всегда: со стоическим молчанием мечтая провалиться сквозь землю. К несчастью, почти все его мечты оказывались несбыточными. Вот и в то, что для омокса получится чем-то заменить «источник вибраций», руководствуясь своим опытом и не перестающей гоготать над ним, как Элки над Мишэлем, судьбой, юноша почти не верил. Но очень-очень хотел. Пожалуй, одно только это умение – желать того, чего с удручающе зашкаливающей вероятностью никогда не получишь, и поддерживало в нём силы открывать по утрам глаза, проживать каждый последующий день и не сдуваться окончательно в подобных ситуациях. Всегда. Всегда оставалась какая-то сотая, тысячная процента, чтобы цепляться за неё.

А в остальном всё было довольно однообразно и предсказуемо. Почти.

Отчего-то ожидаемого наказания за оплошность не последовало, вместо этого поступило почти любезное и не так чтобы кровожадное пожелание доесть кекс, однако к тому моменту аппетит у Лани совершенно пропал. Он лишь кинул косой удивлённый взгляд на наставника исподлобья, но ничего не произнёс и до самого отбытия сидел, почти не шелохнувшись. Прикидывался невидимкой, чтобы большое никому не доставить неприятностей («Вы обещали», – звучал усталой хрипотцой в ушах знакомый голос). Размышлял, получится ли воспроизвести нужный звук для омокса искусственным путём – тогда можно было бы сделать для него что-то вроде слухового аппарата, или же его песня была на более «тонком» уровне материи? И что подразумевал тот мужчина, до смерти боящийся пакетов, когда сослался в своих рассуждениях на доктора Тревизо?

Вымотанный и ужасно утомлённый всеми просыпавшимися на него злоключениями – будто пепел в одной хоррор-игре, хотя в случае Лани этот пепел очевидно ссыпали не разреженным дождём, а одним махом из ведра на голову – в машине дархат попросту уснул, откинувшись затылком на спинку сидения и не выпуская рюкзак из отчаянно вцепившихся в него рук. Омокс тоже притих, улавливая отзвуки общей изможденности и расслабленной тишины поездки. Редкие и бесценные мгновения спокойствия пробегали по усталому лицу  под треснувшими очками цветными огнями ночного города, отражениями в стёклах рекламных вывесок и фонарей.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

Из машины Лани почти что выпал, ещё толком не проснувшись и спотыкаясь обо всё, включая собственные ноги. Разве что кубарем не покатился, хоть и был к тому необычайно близок. Таким же до невозможности сонным и оторванным от реальности он вполз, подталкиваемый тростью, на третий этаж, и только войдя в квартиру, догадался немного снизойти до земного мира и оглядеться по сторонам.

Сперва он не поверил увиденному. Проморгался, протёр рукавом очки и глаза под очками, но иллюзия телепортации из самого сердца города куда-то в густые травянистые заросли так и не прошла, даже наоборот – начала обретать материальность, когда юноша дрогнувшей рукой потянулся к ближайшему раскидистому листу и ощутил на кончиках пальцев его гладкую мягкость и пружинистость.

Он словно очутился дома.

Нет, не во владениях князя, где каждое растение было теплично выведенным видом, бережно и идеально выстригаемом и стоило дороже всех его, Лани, пожитков, помноженных на десять. А в том далёком-далёком доме, который после всех последовавших событий опустился на самое дно его памяти. Где пальмы взмывали в самое небо, а мангры – уходили корнями глубоко в океан. Где кусты росли настолько густо, а их листья были столь плотными и надёжными, что в них можно было провалиться как в пуховую постель и с наслаждением отдыхать. Где меж зеленеющих гигантов с мясистыми стеблями прятались необычайно редкие и удивительные экземпляры, скромно выглядывая из-под изумрудных зонтов любопытными цветочными глазками. Где пахло так, как больше нигде во всём мире. И хотя на вкус Лани здесь ощутимо не доставало солёного запаха океана, во всём остальном ему понравилось. Очень.

Испуганно отдёрнув пальцы после предупреждения наставника, дархат низко поклонился, придерживая руками рюкзак, очевидно норовя достать лбом до пола, и скороговоркой протараторил, как того требовали его собственные встроенные приличия:

– Прошу прощения за беспокойство. Пожалуйста, позаботьтесь обо мне.

Но Мишэль уже скрылся в кухне и, кажется, не обратил на него ровным счётом никакого внимания. Тихонько разувшись у порога и аккуратно составив обувь, Лани, озираясь по сторонам с широко открытым ртом, прошёл вглубь зарослей, каким-то чудом ничего не задев, поставил рюкзак на пол рядом с диваном и первым делом полез проверить зверька. Омокс сладко посапывал, задрав все шесть лапок подушечками кверху, и юноша не стал его тревожить, оставив там же.

Ощущая крайнюю степень смущения и робости, он потоптался несколько минут на месте, а затем всё-таки осмелился совершить прогулку в сторону указанного шкафа. Всё ещё измазанные непонятно чем и местами порванные штаны неприятно липли к коже, прочие вещи тоже никаких хороших впечатлений о себе не оставляли, а из сменной одежды у него только и имелись что чистые плавки да слегка пожёванные носки с динозавриками, в которых ему ещё завтра на практику идти. Две запасных футболки, как и всё остальное, были благополучно позабыты в шкафчике в больнице.

Полотенце нашлось довольно быстро. Одежду Лани выбирал гораздо дольше, старательно перекладывая и убирая в сторону всё хоть сколь-нибудь приличное. Не хотелось портить и трогать любые относительно новые и красивые вещи, так что себе он в итоге оставил видавшие виды растянутые треники, которые с его ростом требовалось основательно подвернуть, но зато сваливаться не будут – они с доком те ещё астеники, и какую-то совсем уж бесформенную безразмерную футболку. Откуда только такая взялась, – отстранённо размышлял парень, – явно же не на Мишэля, да и любви к свободному крою Лани за ним не наблюдал.

Уйдя в свои мысли и обнаружив для себя медитативное занятие, дархат сам не заметил, как навёл на полках идеальный порядок, сложив все вещи швом ко шву в ровные стопки по типам и назначению одежды. Просто рабочая привычка, выработанная в Наньнине, где всё требовалось делать по меньшей мере совершенно, и до смешного абсурдная при всей его абсолютной неряшливости и неуклюжести.

Закончив, Лани поспешно отправился в душ, но не провёл там и нескольких минут, как бы ни хотелось, наконец, расслабиться под тёплыми струями родной стихии, лучше всего приводящей в чувства и задающей верный ход размышлениям, но покидать надолго омокса без присмотра он не смел себе позволить. Живы были ещё недавние впечатления, оставившие порез на душе гораздо сильнее того, что уже зажил на ладони. Не до конца высушенные в спешке волосы стекали по каплям на тонкую чёрную ткань, большой для худощавого мальчишки вырез сбился на одно плечо, низ футболки доставал ему чуть ли не до колен, а зверёк в рюкзаке видел десятый сон и как будто совсем не мог помыслить причинить себе вред.

Лани тихонько выдохнул, сходил на кухню заказать себе самых дешёвых бутербродов, набрал стакан воды, после чего пересёк комнату и забился в дальний угол дивана рядом с сумкой и с планшетом в руках, подобрав под себя босые ноги.

«Циркон, Кандит 23:48
Лирея, Торис 06:48», – высветилось на экране. Самое время написать домой и разбудить парочку друзей, чтобы от них была хоть какая-то польза.

«Ребят, не спите?»

Ответ пришёл не сразу. Через пару минут загорелся значок онлайна у картинки с треугольным глазом – аватара Коннора, а следом недовольно запиликали сообщения:

«Какого хрена».

«Лани».

«Ты время видел?»

«Вам на отработку через сорок минут», – категорично отбил юноша по переливающейся радугой экранной клавиатуре, не вняв мольбам одногруппника, сделал глоток воды и продолжил:

«Слушай, у тебя остались контакты Хирокити Шибито с ветфака? Ну, с которой вы меня пытались свести на третьем курсе?»

«Когда ты сел жопой в вазу с пуншем и кричал, что ты дельфин, а она русалка?»

«Обижаешь».

«У меня и фотки все сохранились».

«Тебе скинуть?»

Стакан влетел в стоящую у подлокотника тумбочку с каким-то особенным ожесточением, что даже соседствующий с ним Луис содрогнулся. Пришлось торопливо извиняться перед гневно топорщащимися иголками, памятуя его вспыльчивый, судя по манерам дока, темперамент, и одновременно набирать в чат короткое отчаянное «НЕТ!».

Ещё пару минут Лани потратил на многострочное пространное разъяснение Коннору, почему именно ему не нужны эти фотки и куда тот их может себе засунуть. Без единого матерного слова к собственной скромной гордости.

Коннор начисто проигнорировал всю обращённую к нему простыню, скинул id и поинтересовался, на кой Лани понадобилась девушка, учитывая, что два этих слова, употреблённые в одном предложении, никогда ни к чему хорошему не приводили. За годы, проведённые в его обществе, архист уже хорошо изучил дархата, чтобы представлять, в каких ситуациях тот мог пойти на столь безрассудный шаг.

«При смерти кто?»

«Почти», – чуть помедлив, со вздохом ответил Лани и как мог кратко описал всю ситуацию с омоксом, включая последние гипотезы и догадки, озвученные в разговоре с другим левиафаном.

«Хреново», – подвёл однозначный итог Коннор, и дархат не мог к собственному унынию с ним не согласиться.

К тому моменту, очевидно, продрал глаза Дженкинс и, едва успев загореться зелёным кружочком под втиснутой в формат аватарки жопой носорога в стрингах, зашёл в чат с ноги и привычного капса:

«КОЛОХА ТЫ ЖИВОЙ ТЕБЯ ЕЩЁ НЕ РАСЧЛЕНИЛИ».

Лани с глухим стоном провёл ладонью по лицу и не стал ничего писать, глядя на чат сквозь расставленные пальцы.

«Это был вопрос», – уточнил Коннор. И сам же на него ответил:

«Да, Джен, он живой».

«Даже руки на месте, раз может печатать».

«ЗА ЭТО ОПРЕДЕЛЁННО НУЖНО ВЫПИТЬ».

«Ты ещё со вчера не просох».

«Не дыши на меня, я отсюда чую».

«Ребят».

«Вы в одной комнате находитесь».

«Кровати в полуметре друг от друга».

«Почему вы общаетесь здесь?»

«Так надо».

«К слову, речь же шла о том, что Тревизо пьёт кровь девственников, а не расчленяет младенцев, насколько я помню».

«И что он со своим кактусом разговаривает, а тот ему отвечает».

«Тронутый».

«Луис не тронутый, он хороший!» – не смог сдержаться Лани, кидая извиняющиеся взгляды на кактус.

«Кто такой Луис?»

Дархат, с запозданием понимая, что от всех пережитых стрессов, кажется, совсем перестал соображать, нервно закусил губу и, как какую-нибудь опасную штуковину, отодвинул планшет указательным пальцем от себя и греха подальше.

«…»

«Лани».

«У меня для тебя плохие новости».

«ЛАНИ Я МОГУ ПОДЕЛИТЬСЯ С ТОБОЙ СВОЕЙ КРОВЬЮ».

«Думаешь, у него помешательство на фоне хронического обескровливания?»

«Или что от твоей крови у Тревизо будет несварение?»

«Ну как вариант, кстати. Девственник в нашей компании только один».

«А что если он как вампир заразил Лани своей тронутостью?»

«И Лани приедет к нам тронутый, и мы тоже станем тронутыми».

«Джен, представь, ты будешь разговаривать со своими носками, которые ещё с февраля стоят».

«А, ты уже».

С тихим свистом выпущенного через ноздри воздуха Лани чувствовал, как шарик его кажущегося бесконечным терпения стремительно сдувается. Он мог выдержать многое, не издав ни звука: пытки, издевательства, хоть физические, хоть моральные, но насмешки над человеком, которого уважал чуть ли не больше жизни, дархат терпеть попросту не хотел.

Не раздумывая, парень рывком схватил планшет, рассерженно ткнул кнопку голосового ввода и поднёс микрофоном к губам, оглушительно шипя:

– Чтоб вы знали, Мишэль – замечательный человек, которому совсем не чуждо искреннее сопереживание. Там, где тысяча людей пройдёт мимо, он остановится и поможет. Там, где до тебя никому не будет дела, ему будет. Там, где ты споткнёшься и упадёшь, и другие побрезгают протянуть хотя бы руку, он вытащит, даст затрещину и подтолкнёт двигаться дальше. И если это по-вашему означает «тронутый», то я в таком случае тоже хочу быть тронутым.

Слова непривычно свободно лились из него рекой. Лани не отдавал себе отчёта в собственных эмоциях. Умом он понимал, что ребята лишь подтрунивают над ним и что как только разговор завершится, оба, несмотря на отработки и похмелье, тут же поднимут на уши всю академию, чтобы помочь ему с омоксом, но вскипающая внутри ярость, которой юноша совершенно не умел владеть, была сильнее.

– И к вашему сведению, Луис – куда лучший собеседник, чем вы двое, обормоты.

Не успел Лани отправить сообщение, как незамедлительно пришёл ответ от Коннора:

«Мишэль? Вы настолько близки?»

Осознав свою оплошность, дархат побледнел и быстро набрал:

«*доктор Тревизо».

«ВЛЮБИЛСЯ ЧТО ЛИ»

С тихим воем раненного кита Лани вырубил планшет и в сердцах отбросил его в противоположный угол дивана, словно тот был гранатой, которая вот-вот взорвётся. И только теперь поднял глаза.

Отредактировано Лани Кохола (2023-03-08 01:05:52)

+1

22

[indent] Давно, когда мир был больше, а Мишэль — цельнее, дома было зелено. К фамильному имению в Фон-Тоссе — сам особняк даже не домом был — застывшая камнем пена времени, арочная архитектура, тонко-звонкий ажур лепнины и танец солнца, разбивающегося через витраж мансардного окна искрящимися брызгами на мрамор напольных плит — примыкала оранжерея. В какой-то момент в ней завелись ядовитые пауки и сиамцам запретили в неё ходить (как будто это должно было их остановить, ха! Зачем лезть напрямик, если стены сквозят артерии аварийных проходов — только дурак не украл бы у деда из кабинета карту), но и Майка, и Джейка пауками напугать было сложно. Славно было трещать розовыми кустами, представлять что статуи мягкостью своих совершенных линий когда-то действительно были живыми людьми (или быть может до сих пор живы, надо обязательно посмотреть, вдруг сбросят с себя оцепенение камня, когда точеность лиц умоет дождем), прятаться в тонущей в влажной тенистой зелени беседке и регулярно забывать в ней ворованные из отцовской библиотеки книги. Мишэлю нравилось, что воздух там влажный, что весь остальной мир пропадает, скрывается за надежным щитом листьев, стекла и камня. Нравилось, что и под его руками тоже росло и цвело. Что-то живое, но чему не было дела: хороший он человек или плохой, сколько параграфов он прочел за эту неделю, как сильно он похож или отличается от старших братьев и какое мнение у отца и деда на этот счет, достаточно ли ровный угол у стрелок его брюк и достаточно ли скруглён почерк. Эта квартира домом ему не была. По большому счету, уже очень давно Тревизо чувствовал себя по-настоящему дома примерно нигде, но упрямо из квартиры в квартиру воссоздавал свое персональное защищённое ото всех «гнездовище». Где ему точно были рады, и где он был уж наверняка рад всем присутствующим. Сейчас же внешний мир — как осколок бутылки, который не заметил в воде и наступил сдуру — прокрался в лице Лани и этой его зверюги, и Мишэль чувствовал по этому поводу дурное навязчивое беспокойство. Лицо придется держать ровно до тех пор, пока дверь в спальню за ним не закроется, а может быть даже и тогда. И постоянно переживать. За цветы, разумеется — омокс уже продемонстрировал дурную привычку тянуть в пасть все, что плохо лежало, а вдруг покусится на его фиалки?

[indent] Их Мишэль переставил в первую очередь, очень придирчиво и сквозь зубы извиняясь, что все это временные вынужденные меры. Синий бархат лепестков смотрел на него осуждающими левиафаньими глазами и напоминал, что кому-то тут гораздо хуже, а цветы могут и потерпеть. С этой возмутительной блажью Тревизо отказывался соглашаться категорически. Все что терпело переезда повыше — переехало как можно выше, бытовыми чарами полы очистились от всего мелкого и потенциально жевательного. Ботинки и туфли, от греха, тоже почистил и убрал в шкаф, на добрых пару минут подвиснув на вызывающе-красных конверсах. Обуть их завтра, или облезут негодяи, в конце-концов, он вяло отбрыкнулся, что подумает, приходить или нет, а не клятвенно пообещал.

[indent] Хлопнула дверь, зашумела вода. Тревизо подозрительно покосился на рюкзак Кохолы и озадаченно нахмурился. Были ли у него с собой вещи на смену? Не те, в которых спать можно. Он, разумеется, не ограничивал мальчишку своими перемещениями в пространстве, захочет — пусть едет завтра в клинику, Каэсси будет на месте. Когда там вообще у практикантов выходные? Они предусмотрены? Очки ещё эти. Должно быть жутко неудобно.

[indent] — Луис, как думаешь, какой у него минус? — кактус выразительно промолчал в ответ и посоветовал откупиться от Лани сертификатом в оптику. Разумное предложение, как и всегда. Майк благодарно кивнул, прикрыл за собой дверь комнаты и, упав в кресло и поджав под себя здоровую ногу, заново законнектил планшет с умной системой дома. Черт его дернул, конечно, приобрести этого ИИ-дворецкого, но зато можно было не сильно переживать из-за замков или пропущенной почты, Бэртимор любезно начинал каждое утро с немилосердного прочтения самых важных вслух. С высоты роста и опыта размер можно было прикинуть на глаз и понадеяться, что не сильно ошибется. В крайнем случае, для подгонки бытовая магия тоже годилась очень даже, и кому, как не Мишэлю — отчаянному шмоточнику, было осваивать их в полной мере.

Корзина

• брюки мужские классические джоггеры [черные] х1
• носки FunSocks размер М x2
• сертификат…

[indent] Мишэль задумчиво склонил голову и углубился в поиск. Может быть, в наличии будет какой-нибудь разовый артефакт для починки? Кажется, очки были делом очень личным, даже персональнее, чем серьги и кольца. Сам он носил только солнцезащитные и выбирал их с придирчивостью наследника модного дома — до нескольких недель с презрительным цыканьем и отбраковкой обманчиво-удачных вариантов. Минут десять отчаянного скроллинга дали свои плоды, артефакт нашелся и даже не за самые конские деньги. Обещали ремонт любого предмета на выбор, единоразовый, но зато наверняка. Годится.

[indent] — Берт, добавь к заказу, пожалуйста.

[indent] — Скромно замечу, что это не ваш размер, сэр.

[indent] — Скромно замечу, что это не для меня, — парировал Мишэль в пустоту и, дождавшись заветной плашки «одобрено» на экране, добавил. — Ещё две пачки, как обычно. И внеси мальчишку в протокол безопасности.

[indent] — Гость задержится, сэр?

[indent] — Без понятия. Может быть. На всякий случай, кажется, я не просил тебя анализировать просьбы.

[indent] — Вы приобрели полный пакет имитации личности. Хотите шутку про курицу?

[indent] — Это кушается, — Тревизо вяло отмахнулся, предугадав юмор наперед, бросил взгляд в коридор — шум воды прекратился, как раз вовремя. Через десять минут он планировал попасть под милосердную защиту горячей воды, и дождавшись, пока чужие шаги стихнут окончательно, прохромал на кухню обратно. Первым делом открыл форточку, закуривая и возвращаясь к тяжким думам о пище грядущей. Он не любил думать о еде слишком долго, считал её скорее вынужденной необходимостью, чем самоцелью, и все эти хрустящие золотистой масляной корочкой бока цыплячьих ножек в апельсиновом соусе и пухкая белизна разломленных свежих багетов его почти не трогали. Почти, потому что всяко лучше было хрустеть свежим багетом, чем давиться серым отрубным. Скривился, заметив в корзине непримечательные дешевые сэндвичи, и успел вовремя поймать себя на кнопке отмены.

[indent] «Пожалуйста, позаботьтесь обо мне».

[indent] Сказал же, выбирать что угодно. Почему этот ребенок такой упрямый?

[indent] Бутерброды были милосердно оставлены, но надежно погребены под обилием фруктов, йогуртов и прочей хитрой заморозки «и так сойдёт, жирненько — значит вкусно». Берти отчитался, что курьер будет в 00:20, значит помыться успеет. Славно. Если выкурить ещё одну, можно сделать вид, что все в порядке и он совсем не напрягается от того, что в квартире находится посторонний. Нужно было предупредить Лани, чтобы в случае чего забрал пакеты самостоятельно. Особенно, если лентяи из доставки не захотят подниматься на третий этаж, ещё раз за эти сутки пытку лестницей Мишэль точно не переживет.

[indent] Он замер на пороге в комнату, уловив звук своего имени, иррационально сделал два шага назад. Подслушивают только мальчишки, нет ему никакого дела до того, что Кохола думает о нем. Весь этот кошмар для них двоих скоро закончится. Ладно, не кошмар, досадное недоразумение, в рамках которого Тревизо приходилось изображать из себя мудрую старую и совсем не наглухо отбитую птицу, а Лани — страдать под грузом навязанных дисциплин.

[indent] Замечательный. Сопереживание. Тронутый. Мишэль нахмурился и скривился в каком-то подобии улыбки. Да, последнее было точно правдой. Первые два — обман, и наверняка наговор Анхеля. Нужно будет потом стрясти с него, что он наплел мальчику. Майк знал, что он не был не сопереживающим, ни замечательным. Уставшая тень человека, застрявшая в своих воспоминаниях, разваливающаяся на ходу и ловящая в зеркалах отражения ускользающей недосягаемой радости — вот кем он был. Жизнь превратилась в плоскую декорацию уже давным-давно. Мальчику стоило это запомнить. И держаться подальше.

[indent] Нет, никакого «задержаться». Пинком под зад и пусть ночует, где хочет.

[indent] Он тактично постучал костяшками по двери и кивнул куда-то в противоположный конец комнаты.

[indent] — Если захотите, там есть библиотека, но не забудьте поставить на место. Телевизор в нише, голосовое управление. Сто лет его не включал, но, кажется, в квартирах должны быть телевизоры, да? Я в душ, если приедет курьер, Берт вам скажет, пожалуйста, заберите, — моргнул и добавил, — что-то вроде дворецкого. Я внес вас в протокол, он вас сориентирует, если не сможете что-то найти.

[indent] По птичьи склонил голову, задержав на плече Кохолы неопределенный вопросительный взгляд, тяжко вздохнул и прохромал прочь без лишних комментариев. Надо было давно её выбросить. Кажется, им было по восемьдесят, когда они с Джейком удрали из дома на тот концерт. Вот, значит, где все это время, эта дрянь валялась. И где только отрыл?

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/96454.png

[indent]Из душа Мишэль выполз почти одновременно с настойчивым звонком в дверь. Уже без косметики, темным вьющимся от влаги золотом волос, по-домашнему расслабленный, в футболке, низких шортах и тяжелым грузом крыльев за спиной — про них он просто забыл. Пожалуй, за эти несколько дней Лани насмотрелся в клинике достаточно, чтобы не падать в обморок при виде его искалеченной лапки, так? Первым делом, сгрузив основную массу на кухонном столе, вернулся в гостиную и уронил Лани на колени бумажный пакет. Извинение получилось каким-то мятым фантиком забытой в кармане конфеты, но, кажется, по-настоящему извиняться Тревизо разучился уже очень давно.

[indent] — Не стоило мне тащить вас за собой сегодня. В качестве извинения. Возврат не принимается, — нахмурился и отвел взгляд на книжную полку. Вздохнул, подошел и убрал подальше невесть откуда затесавшуюся фотокарточку в облупленной рамке. Её тоже стоило похоронить где-нибудь в коробках, чтобы не доставать никогда. Там их ещё было двое, улыбчивые, с научной выставки, одинаково щекоткой обрезанных волос по щекам. «Алькор, Вия, 48…». Одинаковые совершенно, разве что у Джейка глаза были мягче, светлее. В нем не было зерна нахальной злости, как в Майке, ни капли, чтобы испортить бочку меда. Мишэль забрал себе все.

[indent] Большую часть фотографий он уничтожил, как преступник. Спалил в кастрюле, одолженной у Рикарда. Кастрюля была глубокой и ушастой, с глупым рисунком грязных цветов, но едва вместила всю бумагу. Из-за костра поднимался едкий дым, что щипал глаза и нос, заставляя распахнуть окна и ежесекундно шмыгать, утирая пекущие слезы. Фотографии тлели медленно, открывались и били Мишэлю в глаза чужими улыбками. Мишэль не винил его за этот оскал, который и в нем повторялся выступающими клыками. Он любил Джейка так, как не мог любить никого другого.

[indent] — Завтра у меня выходной, на вас это тоже распространяется. Посмотрите город, или что там обычно входит в отдых. Практика — это не только зубрежка. Отдохните. Я настаиваю.

[indent] Скользнул взглядом по корешкам, кивнул сам себе, цепляя один из томов «Святого рыцаря» — уже читал и пускай, в предсказуемых концовках было свое особенное очарование — поджал губы и все таки не удержался. Вспыхнуло золотым, футболка и брюки на Лани сели без всей этой мешковатой безобразности. Даже Мишэль в этом уже тонул, форму он растерял давно. Словил на полу свою слишком большую тень, вздрогнул и болезненно прикрыл глаза. Крылья, скрытые мороком, растворились спустя ещё пол минуты. Двойная тень — это слишком. Нужна была сигарета. И обезболивающие. Лучше дозу двойную, чтобы спать без снов.

[indent] — Диван раскладывается, — на всякий случай повторил он и бескомпромиссно проплыл хромающей птицей на выход. Разобрать пакеты, и вернуться к Эдгару и его самопожертвованию. Терпеть он не мог Эдгара. От главных героев, в принципе, тошнило всегда как-то особенно отчаянно.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-11 16:24:13)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

23

Стук костяшек заставил вздрогнуть и как-то разом подобраться. Напряжённый взгляд из-под разбитой линзы внимательно следил за каждым движением наставника, запоминал малейшие детали мимики. С одной стороны Лани чувствовал себя мелким зверьком в логове хищника, мышонком, загипнотизированным глазами змеи. Ему в принципе было отчаянно неловко вот так вторгаться в чужие личные владения и покушаться на не принадлежащие ему вещи, время и средства, а под режущими словно скальпель взглядами наставника и вовсе казалось, что он лягушка для препарирования, а не в гостях.

Но с другой – все эти моменты старательно записывались на жёсткий диск памяти с обязательной пометкой «важно». Только Лани и самому себе не мог объяснить, зачем. Может, чтобы точнее передать сам образ, ощущения от этого человека на своих рисунках? Разве что. Хотя и это было совершенно бессмысленно. Он не художник. Он помощник князя Наньнина в империи Торис. Он студент, которому необходимо освоить курс целительства в заявленном объёме и закрыть практику с высокими отметками, дабы не подвести господина. Он, быть может, совсем чуть-чуть – гик и проггер для своих товарищей. Им требовалась его помощь в своих смелых предприятиях, и Лани готов был посильно оказывать её, сколько потребуется, даже себе в ущерб. Но рисовать? Кому от этого какая польза. Он даже не знает, как это правильно делается. Глупость такая же, как потребность в воздухе для тех, кто живёт под водой. И точно такая же жизненная необходимость, без которой левиафан не мог существовать.

Мужчина уже скрылся из виду, а Лани только теперь задумчиво посмотрел в указанную сторону. Он понятия не имел, должны ли иметься в квартирах телевизоры: князь любую технику терпеть не мог, а дархат просто не видел в них смысла. Всё, что хотелось посмотреть, он спокойно мог найти в интернете – и именно то, что ему нужно, а не навязано по чьему-то усмотрению. Но это «должны быть», какое-то обречённо-усталое и почти беспомощное в своей цветовой гамме, отпечаталось в памяти вместе с остальными деталями, добавляя им привкус сорванного одуванчика на пальцах. Вспомнился совершенно дурацкий мем с просторов сети: «Рыба ещё эта. Я словно не свою жизнь живу». Пытаясь избавиться от сравнения себя с полудохлым карпом с выпученными глазами, Лани мотнул головой и завис над мыслью: «А чью?»

За стеной слышался приглушённый шум воды. Планшет валялся в противоположном конце дивана и пока не вызывал желания пойти с ним на мировую. Рюкзак посапывал раздувающимися боками, а Луис словно пытался что-то сказать своим выразительным молчанием, но Лани был слишком уставшим, чтобы его понять.

Со вздохом юноша сполз с дивана и прошлёпал к книжным полкам, намереваясь добавить несколько новых штрихов к портрету, ознакомившись с литературой, которую коллекционировал у себя доктор, а заодно, возможно, одолжить что-нибудь почитать на ночь. Вряд ли он вообще сможет сегодня уснуть, несмотря на измождённость. Пальцы, требуя привычной киту тактильности, пробежались по не самым новым, но совершенно нетронутым корешкам всевозможной классики. Тоже «должно быть»? Следом шла медицинская литература. Пара внушительных справочников и анатомический атлас даже гордо выпячивались потрёпанными переплётами, но остальные тома по-прежнему отдавали отчётливым ощущением неприкасаемости. На любовных романах и мотивационных книжках брови дархата красноречиво поползли вверх.

А потом из лёгких как будто выбили весь воздух.

Рука, скользившая по полке, застыла, опустилась и безвольно повисла. Два лица. До жути одинаковых, до дрожи отличных между собой. Глаза одного из них уже знакомо препарировали с холодным изяществом, но были более… живыми? А ещё он улыбался. По-настоящему улыбался.

Лани не сразу вспомнил, как дышать, но так и не смог заставить себя оторваться от фотокарточки. Взгляд переметнулся ко второму лицу. Закономерный вопрос «кто» отдавал неочевидным «кто он для вас?». Когда рождаешься в этом враждебно настроенном мире не один, когда вас – двое, каково это? В параллели с левиафаном учились близнецы, однако те по неизвестной ему причине на дух не переносили друг друга и могли месяцами не разговаривать. Но ведь бывает и иначе, верно? Что-то чудилось в двух парах глаз такое, что соглашалось с ним: бывает.

Встрепенувшись, когда душ перестал шуметь, юноша поспешно юркнул в сторону дивана и всем телом вжался в него, как только в дверь позвонили. Надо было подняться и забрать заказ, как напутствовал Мишэль, но страх, растекающийся техническим азотом по телу, не давал даже пошевелиться. К счастью, появившийся наставник сделал это сам. К несчастью для Лани, появился он при полном параде. Закусив губу до солёного привкуса во рту, дархат смотрел на невыразимо прекрасные большие тёмные крылья, ощущая, как выжженным тавром картинка намертво отпечатывается в голове. От жидкого золота волос и изувеченной ноги до последнего пера. Весь его облик. В памяти некстати всплыли последние слова Дженкинса. Ногти с дархатской силой царапнули кожу сцепленных перед собой рук. Боль немного отрезвила: это просто восхищение. Зависть. Признательность. Потаённое сожаление. Неуместное любопытство. Не более.

Окончательно в чувства привёл шлёпнувшийся на колени пакет. Синие глаза вновь вперились в наставника с изучающим напряжением. Хотелось рассыпаться в бесконечных извинениях и благодарностях, но вместо этого произнёс дархат совсем другое:

– Вы, кажется, учили не извиняться. Я не соглашусь с вами, что «не стоило». Это был ценный урок, а ценные уроки зачастую очень болезненны, от этого никуда не деться.

Лани проводил глазами доктора, то, как исчезла с полки карточка, и, смутившись, уткнулся взглядом в бумажный пакет. Очевидно, ему этого видеть не полагалось. Он молча выслушал последние наставления, не поднимая головы, вздрогнул от внезапно севшей на нём одежды и расстроенно опустил плечи, когда тень от крыльев на полу пропала.

– Спасибо большое. И за фрукты спасибо, – пробормотал Лани и вздохнул. – Омоксы их любят. Об этом я не подумал. И, если это позволительно… – он резко вскинул взгляд, уткнувшись им в уже удаляющуюся спину доктора Тревизо, но произнёс совсем уж тихо и невнятно: – я бы хотел, эм, принять в таком случае приглашение вашего друга.

«Я бы хотел узнал вас лучше».

Нет неправильных ответов и вопросов. Но есть слова, которые будет лучше всего оставить при себе и никому их не показывать.

Дверь за Мишэлем закрылась. Диван так и остался неразложенным и незаправленным. Лани потихоньку отнёс в холодильник большую часть содержимого пакета, оставив себе один бутерброд (ещё один – на завтра) и для омокса банан, яблоко и пару мандаринок. Усевшись на полу рядом с рюкзаком с сэндвичем в зубах, парень принялся сосредоточенно чистить фрукты. На сладкий цитрусовый запах пробудился его подопечный и, приветственно курлыкнув, потянулся за своей долькой. Юноша с улыбкой покормил зверушку с руки, а затем осторожно погладил его между торчащих ушей-крыльев. Перед глазами против воли всплыла очень схожая картинка: как в эту мягкую шёрстку зарываются длинные узловатые пальцы.

Действие, совершенно неуместное для того, чей суровый чопорный образ выверен до последней ниточки костюма, до мельчайшего движения пальцев или брови.

А меж тем Лани даже не стоило этому удивляться: точно также, как юноша омокса, мужчина привёл в чувства и притащил к себе маленького потерявшегося дархата. Не дал ему утонуть в море самоуничижения и собственной беспомощности, не прошёл мимо и не вышвырнул, не оставил в беде, не дал питаться одними бутербродами. И ещё много-много таких «не». В жизни Лани была куча всяких «не», но эти ему почему-то очень нравились.

– Я был прав, – парень поднял взгляд на Луиса и с улыбкой прошептал: – Ему не безразличны чужие страдания. Намного сильнее небезразличны, чем всем остальным и чем он сам пытается показать.

Не то чтобы дархат сомневался, говоря всё это друзьям, просто ему столь редко доводилось оказываться в чём-то правым, что сейчас Лани не мог не поделиться своей радостью.

– Похоже, он и в самом деле любит людей.

«Я любил одного человека, а он любил людей».

Лани вздрогнул. Взгляд сам собой переметнулся к разом осиротевшей без улыбчивой фотографии полке.

«Он вот нашёл, чем заменить «незаменимую песню».

Юноша нахмурился, поднялся на ноги, оставив омокса в обществе жадно уплетаемых им фруктов вместе со шкурками, и подошёл к книжному шкафу. Возникшая на месте фото пустота словно пыталась затянуть в себя весь окружающий свет и тепло.

«Кого же вы так любили?»

В сравнении с тем, каким Мишэль был на Алькоре в сорок восьмом, сейчас от него осталось очень выразительное, бесконечно изящное и прекрасное, но всё же пустое «должно быть». Почему он так безжалостно обошёлся с фотографией? Они с братом любили одного человека? И что с ним стало? С ними со всеми?

Чавкающие звуки за спиной зазвучали в другой тональности. Лани подозрительно обернулся и уже через секунду, забыв обо всём, помчался вынимать из прожорливой пасти ни в чём неповинную диффенбахию. Несколько листьев оказались нещадно пожёваны и облизаны, но в целом растение выдержало испытание стоически. Глядя на довольную зеленоватую ухмылку до ушей, юноша вздохнул и понёс зверушку подмышкой в ванную. Искупать омокса определённо не помешало бы.

Набрав воды до середины, дархат посадил в ванну своё чудо в перьях и с довольством убедился, что сбежать по скользящим стенкам и с мокрыми крыльями тому не представлялось возможным. Утопиться тоже. На всякий случай убрав подальше все лишние предметы, Лани сходил за планшетом и, пока омокс как заведённый наворачивал вдоль бортиков круги, бодро шлёпая всеми шестью лапами, написал в личку Хирокити. Полчаса медитации над формулировками, и сообщение отправлено. Всё же общаться буковками на экране с женским полом было не в пример проще, особенно когда дело касалось чьего-то спасения. Получить ответ сразу Лани не рассчитывал: у неё в это время должны вовсю идти пары, и проверил, что там у «Покойников». Коннор отчитался о том, что после отработки они с Дженом выдвинутся в звукозаписывающую студию и попробуют записать как можно больше дорожек на различных частотах, чтобы проверить, на какие среагирует омокс. Дженкинс слал в чат дурацкие картинки с низкосортным юмором ниже пояса. Его методы моральной поддержки для Лани всегда оставались где-то за гранью понимания, но своё искреннее спасибо он им всё же написал и получил в ответ поднятые вверх большие пальцы.

Когда они уже с высушенным зверьком вернулись в комнату, снова ребром встал вопрос про козу и капусту. Держать хтонь всю ночь в ванной было негуманно и опасно – простудится, заболеет ещё. Здесь же было достаточно отвернуться на полсекунды или моргнуть, чтобы половине трепетно взрощенных наставником зеленеющих сокровищ пришёл тот самый белый и пушистый. Прижимая к себе прожорливое существо одной рукой и удерживая во второй планшет, Лани задумчиво пожевал губу. Если бы только все эти растения можно было как-то уберечь …

Нужная мысль, несмотря на общую заторможенность, сформировалась на удивление быстро. Юноша плюхнулся на диван, не выпуская из объятий омокса, и принялся что-то сосредоточенно вычерчивать пером в своём устройстве. Структура защитной вязи была сложной и кропотливой, плюс требовала нанесения связующих символов на каждом горшке – хотя бы мелом или краской, найденный в ванной йод тоже годился, но зато должна была надёжно отгородить каждый цветок от покушения. Когда пентаграмма и все приготовления были закончены, дархат улыбнулся и, прижав руку к планшету, с лёгким свечением активировал её.

Остатки сил переходили из тела в магию. Каждое растение, а также техника и шкафы, теперь были надёжно упрятаны за невидимыми, слегка мерцающими барьерами, в которые с недовольным пыхтением врезался выпущенный прогуляться омокс. Лани стиснул пальцы в кулак, молча поздравляя себя с тем, что хотя бы в этот раз не облажался. С одной стороны повторение уже изобретённых кем-то сигилов не вызывало таких проблем, как разработка собственных, а с другой – их курс должен был изучить его только два семестра спустя. И человеческий фактор, малейшая ошибка, невнимательность в начертании всегда допускали, что что-то может пойти не так. Просто, возможно, когда ты занимаешься чем-то всё своё свободное время, их вероятность немного, но снижается.

Но Лани рано радовался. Обследовав всю «наземную» территорию на предмет хоть каких-нибудь брешей и провалов в барьере, омокс сел посреди комнаты, повертел слепой башкой, а затем вдруг взмыл в воздух. Хтоновы крылья! Незащищённые фиалки на шкафу они с дархатом обнаружили почти одновременно. Рост не позволял Лани до них дотянуться даже в прыжке, в сиюминутной магии без применения вязи он был совершенно не силён, а потому оставалось задействовать только единственный пришедший ему в голову тактический приём: подбить цель в полёте подушкой.

Ну, хотя бы с меткостью в этот раз повезло.

Судорожно размышляя, как бы побыстрее обезопасить нежные бархатистые цветы, пока омокс не сориентировался в пространстве и надувательстве, жадно кусая угол попавшейся в лапы подушки, дархат метнулся в коридор, намереваясь позаимствовать оттуда какой-нибудь стул или тумбочку для обуви, чтобы компенсировать нехватку сантиметров, и обнаружил припрятанную за шкафом стремянку. Тоже сгодится.

Задев второпях приоткрывшуюся дверцу шкафа, Лани умчался обратно в комнату, как можно тише забрался по ступенькам к вершинам недостижимого для него роста и замер на мгновение, глядя сверху вниз. «А ведь когда у тебя есть крылья, ты можешь глядеть на мир ещё выше…»

Несколько секунд спустя фиалки и соседствующие с ними цветы точно также были помечены барьерными рунами, вот только омокса теперь нигде не было видно. Предчувствуя скорый сердечный приступ, юноша чуть сам было не отправился в полёт свободного падения, но в этот момент зверёк бодро вырулил из-за угла со стороны коридора, держа в пасти выуженный из шкафа ярко-красный конверс.

– Да ладно, – выдохнул Лани, заметив, что тот даже не пытается подавиться обувкой, а мирно сжимает её в зубах и с довольным видом «пялится» на дархата. По крайней мере пушистая морда была направлена именно в его сторону.

Парень подтянул к себе колени, так и сидя наверху стремянки, и почти умилённо смотрел, как хтонь, обняв кеду всеми шестью лапами, наконец-то угомонилась и прямо у изножья его «трона» решила устроиться на сон. Совсем как ребёнок с мягкой игрушкой. Взгляд переместился к окну, за которым словно свечи догорали ночные фонари. Темнота, окружающая их, была такой же сосущей и бесконечной, как на месте убранной фотокарточки. Однако сами «светляки» отчётливо напоминали о том, чего быть «не должно». Об этом красном конверсе. О махуре на чужом планшете. О позвякивающих в ушах серьгах и крохотном ключике. О балконе и кружке с депрессивным котиком. О лучшем собеседнике по имени Луис. О настоящих джунглевых зарослях посреди мегаполиса. О странных, но запоминающихся друзьях и самом удивительном доме с исписанными стенами. О бездомных мальчике и зверушке, очутившихся здесь стечением обстоятельств, чуда, небывалой удачи или всего лишь по чьей-то доброй воле.

«Что, если по ним, как по цепочке фонарей до самого горизонта, можно найти те крылья, которые он прячет даже от самого себя?»

Лани опасно покачнулся и чуть не рухнул вниз. Глупая предрассветная меланхолия как и всегда навевала ненужные мысли и безумные мечты, навроде тех, что киты могут научиться бороздить облака. Левиафан жил и дышал своими грёзами, но изо всех сил старался ограничивать себя, чтобы не упустить утекающую сквозь пальцы реальность.

Лучше забыть обо всём и просто поспать.

Отредактировано Лани Кохола (2023-03-12 18:06:51)

+1

24

[indent] Какая отвратительная ночь. Мертвые снова напоминали о себе танцем тупой пилы по костям, как будто выцарапывали свое имя изнутри тонкой иголкой.

[indent] Ерунда, конечно, ничего мертвые думать не могли, и не напоминали о себе тоже — на то они, в конце-концов, мертвецы, чтобы мы изводили себя и без их помощи. Просто много ходил. Много лестниц, спуски-подъемы, простаивающий абонемент в бассейн и самонадеянная мысль, что дозы таблеток поменьше может хватить. Теперь приходилось хватать пустоту, цепляться пальцами за столешницу — кухня? да, кажется, это кухня, он пришел сюда за водой, если ходишь, заставляешь себя делать ещё один шаг, так вроде и ничего — чтобы все равно проиграть, свалиться на пол мешком с костями и драться уже за каждый свист вдоха и выдоха. В темноте нет ни вправо ни влево, а в искусственном свете уличного фонаря комната кажется ненастоящей, собранной из картона, помятой и пережеванной. Если поджать ноги и груди, ощущение, что потолок падает, становится немного более выносимым. Полежать так немного и все пройдёт. Боль никогда не была вечной. Самый точный хронометр в его жизни: успевать совершать круговорот бессмысленных действий между навязчивым ощущением рассыпающегося пространства — мир взрывается осколками, а эпицентр — гребенная нога.

[indent] Грохот опрокинутого стула доносится как через вату. Мишэль не успевает собирать слух и зрение вместе, как будто в этом пузыре застряли сразу три человека, и все друг к другу не притерлись. Не видит и почти не слышит тревогу чужих ног, чувствует каким-то совсем немыслимым образом, третий глаз, что ли, на затылке прорезался, суетливое мельтешение. Он был дома один? Нет, кажется нет. Тут ещё эта зверюга, омокс, комок меха и перьев, ещё один несостоявшийся самоубийца в стенах новомодного жилья. И ещё мальчик. У мальчика имя похожее на улыбку. Сейчас, наверное, ему совсем не до улыбок. Не хотелось его пугать. Какая отвратительная ночь. Для всех.

[indent] Чужие руки пытаются рывком поднять его на ноги —  роста не хватает, а ногу вновь простреливает от пятки и почти до виска. Остается только хвататься, за что-нибудь, и вспоминать, что рот дан человеку, чтобы разговаривать. Получается у него не очень. Пожалуй, для кого-то, кто ведет неравную битву с собственным упрямством, справляется он даже очень хорошо.

[indent] — Шкафчик. Третий. Такая… желтая.

[indent] Какой, конечно, к хтонам третий — тут этих третьих — каждый второй, но пока мальчик занят, можно тратить долгие секунды, чтобы собирать разбегающееся шариками ртути сквозь пальцы самоуважение. Вода тоже пьется, как ртуть, как жидкое олово, как багровые воды реки Стикс из старых легенд. Половину, кажется, благополучно перевернул на футболку, и теперь она неприятно липнет к груди, как холодные водоросли, а стакан выскальзывает из пальцев, благо, что не на пол.

[indent] Ему что-то говорят. Мишэль слышит, но не понимает ни слова — смысл слов растворяется, рассыпается перед глазами калейдоскопической картинкой. Надо просто подождать. Подождать, его проймёт и станет легче. Ничего не может длиться вечно, даже такие мучительные предутренние часы.

[indent] — Можешь… посидеть тут? Чуть-чуть.

[indent] Не просьба даже, что-то совсем жалкое. Но если сосредотачиваться на присутствии рядом, легче считать. До ста и обратно, а после он соберется достаточно, чтобы вспомнить, как плести исцеляющее заклятье. Оно, конечно, не поможет совсем — не придумали ещё такого плетения, которое исцелило бы остатки сердца, а поменяться Мишэлю не с кем. В ноге лечить нечего. Уже вылечили, что смогли, не придумали ещё таких богов, которые могли возвращать плоть, как было, если её тварь иномирная пожевала и подавилась. У мальчика сердце колотится так, что слышно даже ему. Испугался. Жаль, что так вышло. Если спрятаться, можно не слушать — дети же всегда так делают, правда? Прячутся, когда им плохо. Дети и кошки. Омоксы вон совсем дурные, наоборот к людям лезут. Ничего не понимают в качественном терапевтичном страдании. Перья шуршат, и все окончательно погружается в темноту и тепло объятий крыльев. Мальчик не уходит, чувствует его руку где-то у левого, но выбирает притвориться мертвым.

[indent] Вдох-выдох. Так проще ждать. Вдох.

[indent] Выдох.

[indent] Кажется, проходит около получаса — или часа полтора, достаточно, чтобы дать кухне ещё один шанс на помилование. Комната бледнеет, окрашивается в акварельный розовый. Мишэль приоткрывает глаз, вздыхает и на пробу ведет ступней. Нога слушается и даже не с задержкой в пару секунд. Пойдёт. Мальчик упрямый, все ещё здесь. От самоуважения, кажется, не остается уже ничего, хочется спать и вычеркнуть эту ночь позора из памяти. Так он ему завтра и посоветует. Завтра, а сегодня ещё можно принять помощь, разрешить чужому голосу волнами нахлестывать и скатываться водой с крыльев. Не понимает ни слова. Ни и пускай. Пусть болтает, что хочет.

[indent] Возле зеркала останавливается, поворачивается наискось. Там виновник смотрит и хмурится запавшим золотом глаз. Говорит, что так нельзя, и просит отпустить за грань рамы, туда, где все наоборот.

[indent] Сволочь.

[indent] Звонко и остро, рука болит, и чужое лицо раскалывается, как линза в очках мальчика. Парадоксально, но помогает. Если тебе больно, цепляться за настоящее проще. Уберет завтра. Сегодня ночь бесконечных разрозненных по смыслу мгновений. Глупо, конечно, зеркалу мстить. Но кому-то ведь нужно.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

[indent] После чашки кофе делать вид, что ничего такого ночью не произошло, очень легко. Мишэлю, в прочем, и не впервой держать лицо при самых скверных обстоятельствах. Посылка от курьера ощущается каким-то ещё более нелепым извинением, чем вчерашний кулёк фруктов, на которые Лани тоже навесил какие-то лишние благодетельные ярлычки. Тревизо вообще не имел понятия, что там эти твари едят. Хоть кокосы, хоть бананы, хоть бритвы. Ещё, как выяснилось, здорово трескают яичные скорлупки.

[indent] Прокрался в гостиную как вор, оставил пакет у дивана, но обратно ушел уже в компании. Хорошо, что Кохола, видимо вымотанный его ночным шоу, не проснулся, только как-то совсем уж трагично нахмурился во сне. Сразу захотелось дать щелбан, совсем по мальчишески. «Не хмурь брови — превратишься в изюм», — когда так говорила бабка Фанни, которая и сама была похожа на высушенную виноградину, невольно верилось в мрачное пророчество этих предупреждений. Омокс завозился, выполз откуда-то из-под стремянки, таща в зубах за шнурок его красный кроссовок. Мишэль брезгливо скривился.

[indent] — Плюнь, это не твоё.

[indent] Животинка громкий возмущённый шепот проигнорировала, только заинтересованно склонила покатую голову на бок. Пришлось повторить, третья по счету угроза про «сделаю из тебя ветчину-плетенку», кажется, сработала — обувь была позабыта, но вместо этого омокс начал требовательно крутиться под ногами, то и дело вопросительно топорща крылья.

[indent] — Не шуми, пусть спит, — приложил Тревизо палец к губам и, оглянувшись, наконец заметил уже тающие контуры защитных барьеров на всех доступных поверхностях. Уголок губы невольно пополз вверх, изламываясь в улыбке. Умно. Весьма умно. Оглянулся на Лани, задержал на нем внимательный оценивающий взгляд, и поманил омокса за собой пальцами на кухню.

[indent] Хотелось чем-то занять руки, поэтому бытовые чары были брошены исключительно на последствия вчерашнего погрома, те немногие оставшиеся. Осколки магическим образом за утро, что он досыпал, исчезли. Приветливое шкворчание плиты перекликалось с бодрым чавканьем тварюжки.

[indent] — Там пакет, разберешься как-нибудь. Если не по размеру, я поправлю, — не глядя бросил он за спину, заслышав даже отсюда разбито-заспанные шаги. Оставаться на уважительном вы после вчерашнего кошмара казалось уже если не лишним, то возмутительно грубым. Пожалуй, Лани заслужил это «тыканье» больше всех остальных. — Два яйца или три?

[indent] Пить кофе с кем-то по соседству оказалось тоже не так уж и плохо. Тревизо в очередной раз отогнал тростью омокса, который с настойчивостью тарана пытался взобраться ему на коленки, и не отрываясь от скроллинга новостей, бросил через стол.

[indent] — Приехать в Кандит и пропустить цветение вишни — преступление. Хочешь посмотреть?

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-17 07:02:58)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

25

Говорят, самый тёмный час наступает перед рассветом, но кто сказал, что это всего лишь час? Порой он растягивается в невыносимую бесконечность.

Шум. Грохот. Тревожный писк под ногами. Спросонок Лани подумал было, что во сне навернулся со стремянки и придавил омокса, но, долбанувшись в спешке лбом о металлический остов и скатившись по ступенькам, перепугался в сотню раз сильнее.

Это был Мишэль.

Кухня, скорей. В темноте ничего толком не разглядеть, но дархат уверенно ориентировался на слух. Чужое тяжёлое дыхание каждым свистящим вдохом раздирало что-то внутри. Какого хрена?! Что с этим человеком, который умел держать подбородок высоко поднятым даже в самых отстойных ситуациях, сделала всего одна ночь?

Лани подхватил и попытался поднять этнарха, но его самого штормило от стресса, усталости и недосыпа. И жуткого, заливающегося густой чёрной массой в глотку страха. В океане один глоток этой жидкости можно было смело приравнять к мучительной смерти, если тебя не успеют спасти и откачать целители. Но сейчас он сам должен был спасать и при этом совершенно не представлял, что должен делать. Беспомощность придавливала сверху неподъёмным камнем, утягивающим на дно без возможности вздохнуть самому. Неверные ноги подкашивались.

Да к хтоновой бабушке все эти попытки удержать едва ли не растекающуюся в его руках фигуру в вертикальном положении! Какой он лёгкий… Кое-как подтащив ногой стул поближе, дархат как мог аккуратно усадил Мишэля на сиденье, прислонив его одним боком к стене рядом с окном, и услышал кажущийся спасительным шёпот.

Жёлтая? Шкафчик? Что?..

Отчаянный теомагический выплеск заставил зашевелиться даже перья на крыльях омокса и сурово взирающую на них свысока растительность. Есть! Нашёл. И стакан воды. Протянул всё дрожащими руками. Чудом только не разбил, не выронил и не расплескал. Схватил полотенце, чтобы промокнуть мокрую футболку доктора. Поспешно перехватил падающий стакан и отставил куда-то в сторону. Не хватало ещё, чтобы омокс на радостях начал в прямом смысле давиться битым стеклом.

– Исцеление! Док, есть заклинания, которые смогут вам помочь? Хоть… хоть что-нибудь? Что-нибудь…

Мишэль не отвечает. Из лучащихся горькой синевой глаз крупными градинами падают слёзы. Омокс скулит и трётся где-то под боком. Ноги сгибаются, не выдержав, и Лани падает на колени перед стулом. Как скоро тем же образом подкосит его самого? Говорят, дархаты выносливее большинства других рас. Отчасти это правда: кит стоически сносил все пытки в плену, все испытания жизни, которые приходились на его долю, но он никогда не умел выносить страданий других.

Нет.

Он не должен распадаться на осколки, как бы ни хотелось, как бы ни разрывало брошенным в воду снарядом всё внутри. Мишэль сделал для него столько всяческих «не», так неужели Лани не сможет потянуть хотя бы одного? Неужели он настолько никчёмен?

Хлопок выходит такой силы, что в ушах звенит, на щеках яркими оттисками отпечатываются следы ладоней, а в голове – смутное подозрение на сотрясение. Ничего, пройдёт, он и глазом моргнуть не успеет. Зато тело перестало так лихорадочно трясти и качать как крохотную лодчёнку в шторм.

Юноша как смог поднялся на ноги, и почти одновременно с этим слуха достигла тихая просьба Мишэля. Не задумываясь, Лани подтащил ещё один стул, поставил рядом и наклонил мужчину так, чтобы тот мог опереться на его плечо – всё лучше, чем жёсткая стена. Только убрал руку, всё ещё ощущая себя не в праве посягать на чужое личное пространство сверх необходимого, как тощая фигура начала медленно заваливаться. Пришлось снова обхватывать ладонью дальнее предплечье, удерживая как ремнём безопасности от падения.

Где-то под локтем билось чужое сердце – совсем слабо и неуловимо. Его собственное неслось в безумном галопе, словно отчаянно стремилось вырваться из грудной клетки, пусть даже это его убьёт. Почему киты выбрасываются на берег? Теперь Лани начал понимать, почему.

Но он не мог себе этого позволить.

Только не сейчас. Пусть даже в его руках осталась жалкая тень восхищавшего его человека, ныне сотканная из бесконечной боли и страданий, пусть кажется, что это не закончится примерно никогда, всегда был какой-то мизерный шанс, за который Лани готов был цепляться всем своим существом.

Сосредоточиться на дыхании, вот так. Не на своём, шумящем загнанной лошадью. На чужом. Он дышит. Вдох. А пока дышит, всё хорошо. Выдох. Всё точно будет хорошо. Вдох. Их накрывают огромные чёрные крылья. Не чернее, чем тьма, которой сочится испуганное сердце. Но гораздо-гораздо мягче и приятнее. В нос утыкается торчащее перо, безбожно его щекоча. Лани чуть ведёт головой и по инерции тянет запах. Собственное дыхание мало-помалу успокаивается.

– Знаете… однажды я видел крылья такие же большие, как у вас.

Ответа не будет, Лани и сам это знает. Скорее всего, Мишэль его даже не слышит. Но он просто продолжает говорить, потому что так… легче? Он рассказывает про океан – бесконечный, как целая планета, и сколько сотен раз его не пересекай, всегда найдёшь что-то совершенно неведомое. Про людей с островов, для которых бесценна любая жизнь, включая собственную, какой бы никчёмной она ни казалась. Про их кажущийся теперь смешным диалект и наивный взгляд на мир, который Лани от них унаследовал. Про ещё более бесконечное небо, каждую ночь утопающее в свете звёзд и собственном отражении. Про огромные волны и потерянный счёт времени. Про переливы всех цветов в облаках и мечту научиться летать. Про удивительных морских обитателей и то ли котиков, похожих на рыбок, то ли рыбок, похожих на котиков…

Омокс свернулся на коленях, убаюканный мелодичным чуть слышным голосом, и затих. Затих и Лани, разжимая затёкшую руку – убедившись, что Мишэль больше не планирует сближаться с полом – и стыдливо убирая её в сторону.

Кажется, он даже успел задремать, не сразу заметив, как пропала согревающая мягкость крыльев и острое плечо рядом с его. Звон стекла заставляет встрепенуться разом обоих: юношу и омокса. Резко поднимает на ноги почище любого будильника. Шесть лап уже вовсю несутся к источнику звука, язык свисает из пасти, предвкушая долгожданное угощение.

Не чувствуя в себе никаких сил на сюсюканье и уговоры, Лани схватил зверя за шкирку и без лишних сантиментов запихнул в рюкзак, а затем вяло поплёлся собирать осколки. В том, что покрупнее, красочно отражались глубокие мешки под глазами и мертвенная бледность. Ну, зато теперь они с наставником даже чем-то похожи. Дархат опустил очки пониже, чтобы за бликами стекла не было видно контрастной черноты, и задумчиво посмотрел в удаляющуюся спину. Обработать ему ладонь, или он уже настолько пришёл в себя, что пошлёт мальчишку куда подальше?

Молча собрав всё своими руками и немного веником – бытовые чары у него вечно не выходили как надо, а в таком состоянии можно было даже не рассчитывать – Лани отнёс всё в мусорный контейнер, убедился в его недоступности для омокса и уже более внушающим надежды на «всё будет» облике Мишэля, и повалился на диван, успев только открыть молнию на сумке перед тем, как намертво забыться сном.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

Ему снова снилась давно упущенная жизнь. Не та, в которой он был огромным морским чудищем, но что-то довольно близкое. Рассказы в непроницаемом сумраке перед рассветом всколыхнули воспоминания, которые он тщетно пытался столько лет похоронить. Жалеть – это больно. Не лучше ли не помнить? Всё равно для него нет обратного пути.

Ему снилась гигантская птица. Заупокойный шёпот острых топорщащихся перьев. Межрёберная боль того, кому уже незачем держаться за эту жизнь. Некогда чудовищный хищник, ныне – тень, у которой осталось лишь одно желание. Дикая эспирия с человеческими глазами, что пришла умирать на прекрасное цветочное поле.

Юноша сжал пожёванную омоксом подушку так, словно пытался выдавить из неё все перья, весь воздух. Будто это была его собственная грудная клетка, а попавшее в нос перо проскользнуло в лёгкие, царапало и раздирало их нещадной пыткой при малейшем движении. Кто бы знал, что будет так больно? Кто бы знал, что бывает больнее. Во много раз больнее.

Лани открыл глаза. Ну вот, снова слёзы. Сколько можно.

Остаток сна саднил в горле и требовал немедленно пойти и убедиться, что всё в порядке. Хотя бы относительном и условном, хотя бы чисто иллюзорном – ведь на поддержание иллюзии тоже нужны силы. Дархат сполз с дивана, не позволяя обмануть себя уютному домашнему запаху, и первым делом поплёлся на кухню, так и не выпуская из рук подушку. Всклоченная словно воронье гнездо шевелюра и перекосившиеся помятые беспокойным сном очки создавали какой-то совсем уж жалкий вид.

«Там пакет».

Лани выдохнул. Живой. Взгляд задержался на стройной, величественной, но такой хрупкой, как оказалось, спине. Мозг заторможено отметил, что наставник уже во второй раз пересёк границу «ты/вы», что на сей раз уже не спишешь на эмоции. Ноги послушно понесли обратно в комнату. На вопрос Лани не ответил. Чувствовал, что стоит открыть рот, и оттуда прорвётся безобразный хрип исцарапанного губительной тревогой горла.

Содержимое пакета погрузило в отстранённые мысли о том, сколько он за это всё будет должен. Сколько окажется должен за непрошенное гостеприимство, за предложенный ему и омоксу кров, за все причинённые неудобства, за те сэндвичи, за стаканчик кофе на станции и многое другое. Лани и без того был должен – своему господину по гроб за спасённую жизнь: его собственная жизнь теперь всецело принадлежала другому человеку и сплошь состояла из одних таких «должен». Должен хорошо учиться, должен оправдать возложенные ожидания, должен сделать всё, что в его силах, и капельку больше.

…быть может, наставник согласится подождать немного? Лани найдёт подработку на оставшиеся каникулы и вернёт ему всё. За моральный ущерб в том числе.

Брюки тоже можно будет вернуть, если носить их очень аккуратно. И носки. Хотя… они милые. На глаза попался артефакт для починки, замерцавший в разбитой линзе. Верно, если доктор так озабочен своим внешним видом, само собой ему брезгливо видеть рядом с собой таких нерях, как Лани. Дархат покорно стянул с носа очки и, затаив дыхание, смотрел, как легко и без следа затягиваются все трещинки, оставляя на месте себя отчётливое сожаление. Вот бы также просто можно было залечить все царапины изнутри.

Прихватив с собой планшет, юноша в очередной раз побрёл на кухню с тем, чтобы хрипло поблагодарить наставника и уткнуться в свою чашку с кофе. Взгляд какое-то время рассеянно скользил по лицу напротив, пользуясь тем, что всё внимание Мишэля переманивали к себе новости и омокс. Тихонько вздохнув, Лани отвлёкся на собственный девайс. Коннор с Дженкинсом сердечно извинялись, что сегодня дойти до студии у них не получится: опять что-то учудили и расхлёбывают. Ничего нового, дархат их даже не винил. Девушка с ветфака ответила, что ознакомится подробнее с матчастью и поспрашивает преподавателей, а по итогам напишет всё, что сможет выяснить. По нажатию кнопки экран погас, перестав отражаться в очках.

Юноша прикрыл глаза и вдруг вздрогнул так, будто его ударили.

Снова он это делает. Снова. Проявляет ненужную и неуместную доброту, заставляя что-то в груди съёживаться и щемиться. Что-то, что Лани так отчаянно пытался не замечать. Брови сошлись на переносице. Да, он хотел посмотреть. С ним – на что угодно. Но внезапно стрельнувшая в ухе болезненным дыханием мысль вернула с небес на землю.

Лани кивнул с коротким мычанием, а затем вперился в доктора требовательным взглядом.

– Только сперва расскажите, пожалуйста, какой должна быть скорая помощь в… таких ситуациях. Таблетки, уколы, магия – что угодно. Я должен знать на случай, – юноша тяжело сглотнул и замолчал. Нет, так он не согласится. Тогда что же… – Даже если вы считаете, что вам это ни к чему. Это нужно мне!

Побелевшие пальцы сжали кружку так, что, казалось, ещё чуть-чуть – и треснет. Запавшие глаза сияли каким-то почти лихорадочным блеском. Ещё одного раза ощущения своей тотальной беспомощности его естество попросту не переживёт. Только не с этим человеком.

– Прошу вас.

+1

26

[indent] Мальчик выглядел… плохо. Как-то так должен был выглядеть он сам, но, по скромному личному ощущению, Мишэль выглядел плохо всегда, когда не выглядел ещё хуже. Сонный, замученный, разбитый, кажется, даже не происшествием раннего утра — всеми днями на Цирконе сразу. Тревизо нахмурился, отвел взгляд в сторону и мановением пальцев подтянул к себе наполовину пустой кофейник. Прежде, чем ответить, плеснул Кохоле в кружку ещё робусты и подпихнул пачку слоёных печений — таких, которые в рекламе советовали разделять пополам и облизывать, чтобы было вкуснее. Это он не проверял, но мелочи помогали собирать себя в моменте времени, пусть даже и такие.

[indent] — Этого больше не повторится, — прохладно ответил он и прикусил губу, давя в себе тяжелый вздох. Нет, не правильный ответ, студенту от этого лучше не станет совершенно. И так своей самонадеянностью втянул его в болото собственных слабостей — захлебнуться можно. Лучшим способом извиниться всегда была честность. Жаль, в кофе нельзя было утопить большую часть проблем. Он бросил вопросительный взгляд через стол, закурил, используя вместо пепельницы собственную чашку, допивать свой расхотелось совершенно. — Я… прошу прощения, что напугал. Ты не должен был этого видеть. Такие вещи в программу практики не входят совершенно, так что… ничего? Да, ничего не делать будет самым верным. Если ещё упаду, не приходи. Это никогда не длится долго, а я не из стекла. От такого не умирают.

[indent] Сложно было сказать, что горчило на языке больше: слова или сигаретный дым. Омокс сделал ещё одну попытку взобраться наверх, как на зло выбрав больную конечность, Мишэль поморщился и рывком поднял его на колени. Животина выглянула из-за стола, высунула язык и принялась делать наглые поползновения в сторону вилки. Омокс был награжден прицельным ударом пальцев по макушке, вилка отодвинута подальше.

[indent] — Не испытывай моё терпение приятель, ты тут не по моей воле. Не вынуждай огорчать мальчика ещё больше, ладно? — буркнул он и сделал ещё затяжку, перекидывая волосы на одно плечо и вновь бросая на Кохолу взгляд наискось. Надо было, может быть, дать ещё каких-то подробностей, чтобы он наверняка зарубил себе на носу, что не нужно влезать в эту бочку с дерьмом, и лучше всего будет притвориться великим слепым до самого окончания практики. — Это не лечат, ногу собрали, как могли, даже лучше, чем могли. Но…

[indent] Но дело, мальчик, совсем даже не в ней, а в том, что эта боль помогает мне не забывать, что я потерял. Все можно поправить, поставить протез, но тогда я пойду дальше и оставлю его за спиной. А стоять за спиной — это моя роль. Остывший кофе проглотил бычок с тихим шипящим бульканьем. Омокс почти разочарованно заворчал, за что получил ещё один тычок по макушке. Может, если отвлекать его, не будет столь назойлив? Пальцы зарылись в шерсть между крыльями почти на автомате.

[indent] — Хочешь совет? Не становись врачом и не строй карьеру в военке, можно закончить трехногой развалиной.

[indent] И ещё потерять тех, кого любишь.

[indent] Тему хотелось срочно сменить. Тревизо коротко и бегло заметил, что в целых очках, кажется, намного лучше. Посоветовал допивать свой кофе и или доспать ещё два часа, или заняться своими делами, к полудню будут выходить, а ждать Мишэль ох как не любит. График — четкий график, если они хотят все успеть. Он же верно расслышал, что Лани всерьез собирается принять приглашение Элки Гатта?

[indent] — Не замечал раньше тяги к самоубийственным авантюрам, — голос оставался прохладным, но в глазах танцевало что-то похожее на веселье. Мишэль скептически склонил голову и задумчиво оценивающе хмыкнул. — Пиджак есть? Ладно, забудь, дам что-нибудь из своих. Гатт меня сожрет, если ты придёшь играть в покер в… в чем ты там ходишь. Чувство стиля у него своеобразное, но очень ранимое.

[indent] Первое, что встретило его после пробуждения — волна сообщений от Элки, почти все капсом-лесенкой и с каким-то диким подбором неподходящих смайлов. Про то, что сегодня обещались достать живых музыкантов, а не фальшь из стереосистемы, что Йаванна — помнишь, ту красотку с ногами от ушей, кажется, она ещё была твоей бывшей одной из, когда ты был молод, красив и не так отчаянно язвителен — тоже вроде как должна заскочить, лет тридцать её на Цирконе не было, как пропустить этот выход, что денег у него опять, а снова нет, и не может ли добрый Микки выдать ему в долг без процентов за самые красивые глаза, и, что самое главное, ждать ли вечером милого мальчика (и что тут ответ должен быть «да», потому что Элки за ними заедет, и если Кохола отказывается — это его проблемы, намерение трамбовать дархата в багажник уже оформилось в самоцель). Зная Гатта, его бы запертая дверь не остановила — взламывал замки он играючи и не стыдясь.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

[indent] Проблемы стоило решать по мере их поступления. Первым делом заехали к Райан, заспанная мордашка показалась в дверном проёме и моментально расцвела при виде омокса.

[indent] — Ой, какая прелесть, — прощебетала она, разглядывая зверушку и так и этак, чуть ли не в рот ему залезла пальцами. Омокс, видимо почуяв неладное, почти панически бил крыльями, но куда там. Этими руками Каэсси крутила даже здоровых мужиков, так что животина угодила в цепкую верную хватку. — Это что, подарок? Но День Рождения у меня только через неделю…

[indent] — Хочешь, оставь себе, — Мишэль покосился на Лани за своей спиной, и добавил на всякий случай. — Шутка. До завтра сможешь с ним посидеть? Кохола решил, что ему обязательно нужно кого-то спасти, так что у омокса просто не осталось выбора. Осторожно, он любит всякую гадость тянуть в пасть. Остался один.

[indent] — Оу… — жалостливо протянула Райан, принимаясь начесывать пушистый покатый бок. — Такой славный, очень жаль. У него есть имя?

[indent] — Нет. Не думаю, что ему оно нужно.

[indent] — Значит будешь… Мёрфом! Не беспокойтесь, Мишэль, все будет в лучшем виде. Завтра перед работой вам его завезу. Мы хорошо проведём время, правда, Мёрф?

[indent] Получивший имя омокс поразительно притих на руках, только заинтересованно и внимательно вел всеми крыльями сразу. Кажется, если верно интерпретировать особенность его мимики, это означало принятие и согласие. Не то, чтобы Тревизо было действительно интересно мнение зверя на этот счет.

[indent] В сторону дендрария отправились уже на общественном транспорте. Часть пути монорельс тянулся высоко над городом, так что сквозь широкое окно можно было вдоволь насладиться индустриальными видами. Зачем-то, сам не зная зачем именно, Мишэль пробормотал под нос какую-то успокаивающую ерунду. Про то, что «Мёрф» будет в порядке, и Кохоле стоит хотя бы до завтрашнего утра подумать о себе самом. Солнцезащитные очки скрывали глаза, так что делать вид, что на самом деле он заинтересованно разглядывает пейзаж, а не улавливает эмоции на чужом лице, было совсем не трудно.

[indent] Скверно было чувствовать себя виноватым. Ещё сквернее было ловить в себе потребность чем-то эту вину загладить. Эта практика должна была пройти для мальца легко, как дым, все равно Тревизо уже нарисовал ему все нужные оценки, только бы не набедокурил за оставшиеся недели, а там уж пусть что хочет делает. Лани, разумеется, он об этом говорить не собирался. Когда-нибудь сам поймёт, что самые важные уроки в жизни никогда не фиксировали в табелях и отчетных листах.

[indent] Ближе к парковому комплексу монорельс вновь дал крен вниз, скользил уже почти у самой воды — река обнимала остров широким рукавом, отрезая от неумолимо наступающего города. Уже тут попадались первые деревья — цветущие, нежно-розовые, как будто нарисованные акварелью, теплый ветер подхватывал опадающие лепестки и кружил, поднимал их вверх в прозрачную-голубизну неба. Мишэль пробил пару билетов на вход без слов, скользнул взглядом по лотку с мороженым и указал кивком головы куда-то вперед, где из-за деревьев виднелся медленно проворачивающийся край колеса обозрения.

[indent] — Наша финальная остановка. Но пока предлагаю просто погулять. Тут ещё было что-то вроде уличного музея, кажется, местное художественное объединение, и маленький планетарий. Мне там нравилось, почти никто не заходит, все больше хотят в океанариум, — моргнул и нехотя добавил. — Можем и туда сходить. До вечера ты выбираешь маршрут.

[indent] Неловкое молчание продолжало висеть прозрачной пуленепробиваемой пленкой. Тревизо вздохнул, не печально, но с каким-то оттенком обреченности, тряхнул головой и поправил несуществующую складку на рукаве пиджака. Попробовал выдавить что-то вроде улыбки, по получилось не очень достоверно. Обычно, так улыбались, когда хотели сообщить какую-то печальную новость, но он и правда очень старался.

[indent] — Постарайся не думать, что ты мой студент. До завтрашнего утра мы просто знакомые, которые приехали отдохнуть от города. Так что не обращай на меня внимание и, я не знаю, пофотографируй что-нибудь. Не был на Лирее уже… давно. Один — точно не приезжал. Но, кажется, там таких парков нет. Или в буклетах про «уникальную коллекцию плодовых деревьев» все наврали, может и так.

https://i.imgur.com/zkZ0o4O.png

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-19 16:13:46)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

27

Горькая усмешка. Разом опустевший взгляд. Его будто облили холодной водой. «Не приходи». Да ему легче было отрубить собственную руку.

Все бушевавшие на фоне эмоции, пережитые отчаяние и страх, щедро сдобренные недавним сном, беспомощность, чувство себя бесконечно обязанным, восхищение невероятной стойкостью, признательность за приглашение и за честность, запомненный стук чужого сердца под рукой и запах перьев – в один момент растворились во внутреннем небытии. Лани цеплялся за кружку, отчётливо осознавая, что ещё немного, и сам в нём утонет. Даже такой малости, как чашка кофе, для этого было более чем достаточно.

А потом из-за стола показалась наглая большеротая морда. Будто в вытащенного на берег утопающего, в него вдохнули воздух.

Лани высоко вскинул брови. «Огорчать мальчика»? «Мальчик» не мог поверить своим ушам. Впервые кого-то озаботили его никому ненужные чувства. Даже одногруппники вечно посмеивались над Лани за его ранимость, сравнивали с девчонкой. Дженкинс бил в солнечное сплетение всякий раз, когда левиафанские глаза были на мокром месте, и говорил, что «мужик не должен». Совсем не больно с точки зрения дархата, но было больно как-то по-другому… Потом Лани привык. Сам корил себя за слёзы и всячески их скрывал, сдерживал, старался «быть мужиком». И по возможности ничего не чувствовать. Не чувствовать.

Тогда почему так больно теперь? Словно остриём пера изнутри по горлу. 

Чтобы отвлечься, юноша потянулся к вазе с печеньем, разломал одну печеньку и положил половинку с кремом на стол перед омоксом, надеясь, что руки трясутся не столь сильно, как ему казалось. Но даже если и так – это всегда можно списать на усталость и стресс. Сейчас более чем обосновано. Краем глаза Лани зацепился за золотистые волосы на плече. Тусклее, чем вчера, но в слабом призраке рассвета они мерцали почти потусторонним свечением. Мягкие? Он никак не мог вспомнить. Ночью было совсем не до этого.

Лани резко дёрнулся, отшатываясь к спинке стула, прикусил язык почти до крови. О чём он вообще думает? Омокс умял своё печенье и затребовал ещё. Мишэль продолжил говорить, и дархат, осторожно подкармливая животинку, – стараясь больше не поднимать взгляд, – внимательно всё запоминал и хмурился. Не лечат? А как же снятие боли? Симптомов? Хотя, если вспомнить курс целительства, это ведь тоже вид терапии. В любом случае…

Глаза загорелись упрямым синим светом, отражаясь в недопитом кофе. Не хочет говорить? Ладно. Лани сам найдёт нужную информацию. В лепёшку расшибётся, но отыщет. Пусть даже все, включая наставника, считают, что это невозможно. Как и с омоксом. Просто теперь у него таких омокса – два. Юноша даже рискнул посмотреть в их сторону. Губы чуть дрогнули. И почему у дока нет домашнего питомца? Растения – это чудесно, но кактус вот так не почешешь меж иголок, себе дороже.

Если… Лани мысленно поперхнулся на этом слове и тут же поправил себя: когда. Когда они спасут зверюгу от смертельной тоски, надо будет всеми правдами (и не правдами, если придётся) постараться оставить её у дока. В общежитии животных заводить всё равно запрещено, да и Мишэлю нужнее.

Вдохновлённый внезапно обретённой боевой решимостью и – совсем немного – зацепившими его словами наставника, дархат всё же смог убедить себя поесть – силы ему ещё пригодятся, искренне поблагодарил за проявленную заботу, вкладывая в эту фразу куда больше чувств, чем было отмерено этикетом, и удалился к облюбованному дивану.

https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

В присутствии Каэсси Лани опять не смог открыть рта. Он только-только научился разговаривать с ней простыми предложениями и односложными ответами, но то было в рабочей обстановке и один на один. И вообще он, похоже, сильно перенервничал не только после ночи – даром, что отпущенные ему два часа всё же доспал – но и из-за предстоящей поездки. На то, чтобы ровно стоять на ногах, перебарывая стремление забиться в угол и прикинуться ветошью, уходила уйма сил. А потому жалкое: «Я бы хотел назвать омокса Мимси», если бы ему только дали право выбора, так и осталось невысказанным и утрамбованным в ящик… нет, уже целый вагон с косой надписью поперёк: «Неосуществимо». Из этих вагонов за последние десять лет можно было собрать внушительный состав. Впрочем, Мёрф тоже звучит неплохо. Ему вон и самому понравилось.

Глубоко поклонившись девушке напоследок в знак признательности, дархат поспешил вслед за наставником. За омокса Лани переживал, но краткого знакомства с Каэсси Райан ему хватило, чтобы полностью довериться ей в этом вопросе. Пожалуй, он бы даже не смог назвать никого из своих знакомых, кто справился бы лучше. Надо будет после окончания практики прислать ей подарок в качестве благодарности. Юноша обернулся, запоминая адрес, и улыбнулся тайком.

В транспорте, однако, тревога накатила с новой силой. Не за Мёрфа. Им ведь снова предстоит много ходить. Почему вообще наставник потащил его в такую даль? Ему бы отлёживаться весь день. Ну или заниматься чем-то более интересным и захватывающим, нежели развлекать нерадивого студента. Лани кусал губы и напоминал себе, что если не чувствовать не получается, то надо хотя бы не показывать.  Выходило, видимо, откровенно слабо, если даже доктор заметил. Нет, о себе он думать не будет. Не столь важная персона. Скосил глаза на ногу. Поборол желание тут же схватиться за планшет и суматошно искать инфу обо всех подходящих по описанию случаях. Не сейчас – прямо под носом у Тревизо. Ему это точно не понравится.

Лани попытался отвлечь себя видами из окна, но взгляд над всеми высоченными претенциозными постройками, возможно даже какими-то архитектурными памятниками и местными достояниями, улавливал только безбрежное голубое небо, подёрнутое барханами лёгких облаков. Если представить, что это такой океан, и они сейчас глубоко под водой, то почти успокаивало.

Движение монорельса было неощутимо: так плавно он прорезал потоки, а воды или воздуха – для воображения не суть столь важно. Но когда салон наклонился, Лани едва не повалился на доктора и с испуганным взглядом отшатнулся и выпрямился даже поспешнее, чем требовалось от ситуации. Уши слегка порозовели, как бы настойчиво юноша не повторял себе, что всё дело в неприязни сидящего рядом человека к посягательству на его зону комфорта. К счастью, от ненужного смущения отвлекли замерцавшие в окне блики на поверхности воды – самые настоящие. Лани даже залез с коленями на сиденье, напрочь забыв про манеры, чтобы разглядеть получше кристально-прозрачную гладь реки и открывающийся за ней невыразимо прекрасный вид.

Из дверей дархат вывалился первым. Восхищённо завертелся на месте, чудом не путаясь в переплетающихся ногах, и попытался ухватить протянутой рукой хоть один лепесток. Совсем как дома, в княжеском поместье. Ну, почти… По правде, вишни в их краях были не так распространены. Да что там, Лани ни разу даже не видел, как они цветут.

– У нас всё больше персики и сливы, – доверительно сообщил юноша Мишэлю, когда тот заговорил про Лирею. – У господина очень красивый сад. Не чета этому дендрарию, конечно, но там много редких и удивительных цветов со всех уголков Аркхейма. Я сам подбирал некоторые сорта, а ещё смогу вам рассказать почти про каждый цветок. Если будете в тех краях… когда-нибудь… можете заглянуть в Наньнин, что в империи Торис. Думаю, князь отнесётся весьма благосклонно к вашему посещению.

Это были первые его слова с тех пор, как они покинули квартиру. Лани искренне любил свой дом. А ещё он любил цветы, а потому всегда готов был говорить о них, даже невзирая на вязкий страх и прорывающуюся сквозь подрагивающий голос тревогу. Подняв на наставника взгляд, юноша заметил слегка неуклюжую попытку Мишэля улыбнуться, улыбнулся в ответ по-детски открыто и поднял планшет на уровень глаз. Ему ведь было велено «пофотографировать что-нибудь», верно? А идеальнее объекта для съёмки не придумаешь. Уж больно красиво смотрелся строгий профиль и изящное золото волос в обрамлении нежных розовых соцветий на фоне.

Улыбка стала почти озорной, а планшет с получившейся фотографией – надёжно спрятан за спиной. Ради этого фото Лани готов был поступиться даже своими принципами и общественной моралью, запрещающей снимать людей без их согласия. Дархат сильно сомневался, что оное согласие он вообще сможет каким-либо путём получить, и на всякий случай отступил на несколько шагов.

– Отдохните пока, – теперь лицо Лани стало серьёзным. Прямо просить Мишэля не нагружать ногу и поменьше ходить было совершенно бессмысленно. Такой же ведь упрямый, как оказалось. Но если не прямо – то вдруг сработает? – Хочу сделать побольше фотографий для себя.

«Буду любоваться в безжизненных бетонных коробках академии и общежития», – мысленно добавил он. Дженкинс, конечно, засмеёт, ну и пусть.

Убедившись, что неподалёку от наставника есть несколько просторных скамеек, Лани резко развернулся и побрёл по аллее прочь. Остановился, только когда расстояние между ними позволяло всё ещё видеть друг друга, но уже не оставляло возможности разобрать, чем именно дархат занят. Юноша действительно фотографировал деревья, вплоть до каждой отдельной веточки, если композиционно она его чем-то привлекла, фотографировал таблички с описаниями и декоративный куст, фотографировал проплывающие в воздухе лепестки и те, что красивым узором расположились на дорожке. Но в промежутках между этим успевал листать сайты в поисках способов обезболивания военных травм и параллельно подсчитывать сумму долга хотя бы по уже известным данным.

Цену билетов он запомнил, кофе, бутерброды и фрукты тоже без труда поддавались описи. Должен ли он включить в перечень поеденную омоксом диффенбахию? Ах да, ещё брюки, артефакт и носки. Хорошо, что пакет был фирменный, и все ярлычки дархат предусмотрительно сфотографировал перед тем, как выбросить. Однако когда Лани зашёл в интернет-магазин и набрал нужное наименование, глаз невольно задёргался. Юноша, конечно, заметил, что по части одежды Мишэль не считает нужным в чём-то себе отказывать… Но почему это затронуло ни в чём неповинного студента? Похоже, штаны и впрямь придётся вернуть, такой ценник он точно не потянет, хоть три подработки возьми.

Словно отозвавшись на его мысли, пиликнуло оповещение: поступление на карточку. Кто-то из должников, которым Лани в прошлом месяце писал курсовые и рефераты за самые честные глаза и почти искреннее «я попозже оплачу, хорошо?», и впрямь мог щегольнуть совестью. А Лани теперь – билетами в планетарий. На всякий случай проверил на официальном сайте: да, хватит, причём на обоих. И с удовлетворённым видом вычеркнул из заметки с наименованиями и ценниками «билеты в дендрарий».

С обезболиванием, увы, дела обстояли не в пример печальнее. Как минимум, Лани уже безвозвратно запутался во всевозможных медицинских классификациях, как максимум – ему нужно было больше вводных. Попросить знакомого хакера с параллели поковырять базу данных? Нет, лучше для начала попробовать спросить самому.

– Хочу ещё раз воспользоваться правом на «неправильный» вопрос, – безапелляционно заявил дархат, возникнув перед Мишэлем. Пока ускользающая сквозь пальцы смелость ещё позволяла говорить, нужно было сформулировать свою мысль как можно точнее и лаконичнее, так что на лишние реверансы времени не оставалось. – Как вы получили свою травму?

Так, самое важное и самое сложное позади, теперь следующее по списку.

– И… я бы, пожалуй, выбрал поход в планетарий, если это ещё позволительно. Мне не по себе в многолюдных местах, да и… что я там в океане не видел? – Лани усмехнулся как-то совсем уж нелепо, тряхнув плечами, и поспешно вооружился планшетом. – Там как раз через десять минут сеанс «От Алькора до Климбаха: планеты и их луны». Мне всегда были интересны аспекты межпланетарных связей в нашей системе, оно ведь и для магической вязи актуально на некоторых диалектах. Я и билеты могу прямо онлайн купить, чтобы в очереди не стоять! Тут же касса общая, насколько я понял.

Суетясь и едва не уронив девайс, юноша разблокировал экран, чтобы сразу показать доку то, о чём он говорил. Вот только вместо ожидаемого сайта планетария высветился хтонов перечень долгов, про который он уже успел забыть. Лани издал какое-то непереводимое выражение на кохольском, а SkyTAB-таки выскользнул из онемевших пальцев и шлёпнулся на дорожку.

К чести Дженкинса и Коннора можно было отметить, что устройство совершенно не пострадало, так и продолжая высвечивать злополучную заметку.

Отредактировано Лани Кохола (2023-03-20 07:14:45)

+1

28

[indent] Князь значит — Мишэль поставил очередную внутреннюю пометку и вежливо кивнул. Воспитание диктовало отвечать на такие приглашения, которые никогда не осуществятся, исключительно картонным расшаркиванием. Если мальчик был из слуг, не ему было звать в Наньнин, а даже если бы ему и были позволительны такие жесты — не Мишэлю их принимать. Как представитель семьи в дипломатических визитах он практически не участвовал, как правило этим занимались старшие братья или их дети, гораздо плотнее завязанные в политике доминиона и Алькора в целом. Раньше это было делом обычным, сейчас же репутацию своего семейства Тревизо поддерживал по другому и отдавал себе полный отчет в том, что вся его деятельность, наверняка, нет да нет, но отслеживается. Хотел бы уйти с радаров — ничего бы не стоило взять псевдоним, скажем, назваться каким-нибудь Винсентом Муром или Августом Бурахом. Но он не назвался.

[indent] При всей своей деланной отчужденности от фамилии, Мишэль оставался Тревизо от макушки до пят, безотчетно, на уровне костей, нервов и толчков сердца.

[indent] Повернул голову чуть в сторону и нахмурился, заметив ловко упрятанный за спину планшет и слишком уж довольную улыбку на лице Кохолы. Что он там… О, звезды, нашел что снимать. Но ругать его не было ни настроения, ни желания — Лани, вроде как, даже повеселел, впервые с вчерашнего вечера, а фотография была вещью безобидной, зачем бы она ему там ни понадобилась. Стоило ли попросить больше так не делать? Пожалуй, что и стоило бы, но только в том случае, если у дархата окончательно отобьет инстинкт самосохранения и он решит повторить выходку. Этот единственный раз можно было великодушно простить. Чтобы превращать слова в лед поводов всегда находилось с лихвой и без фотографий исподтишка.

[indent] — Кажется я сказал, что не из стекла, — вздернул он бровь на совсем неуместную по его личному мнению заботу, уголок губы неумолимо поехал вниз. — Не надо обращаться со мной как с калекой или стариком, мне чуть больше двухсот шестидесяти. Пожалуй, я ещё достаточно в своем уме, чтобы решать самостоятельно. Кажется, этот диалог мы уже проходили.

[indent] Ещё в прошлый раз мальчишка оказался итогами этого разговора если не раздавлен, то со стороны расстроен в крайней степени. Поэтому Мишэль добавил уже чуть менее раздраженно, но как-то устало, словно втолдычивал прописные истины ребенку.

[indent] — Я понимаю, что ты… можешь чувствовать беспокойство. Это лишнее. Я скажу, если мне понадобится помощь, а до тех пор — оставь. И без тебя достаточно людей и вещей, которые напоминают мне об ограничениях. И если у меня есть выбор, я бы хотел прожить хотя бы день без ещё одного.

[indent] Мишэль повел рукой, жест можно было интерпретировать как «свободен» или «иди, погуляй и подумай над своим поведением», и уже оставшись один позволил себе вздохнуть и поймать ладонью кружащийся в воздухе лепесток. Он пришел сюда не раздражаться, а созерцательно ничего не делать, и в конце концов, Лани никак не обозначил, что конкретно он подразумевал под словом «отдых». Для Тревизо «отдыхать» вполне складно упаковалось в отсутствие необходимости держать лицо, порцию щербета с сиропом и скамейку в самой воды, спрятанную в тени на некотором отдалении. Можно было и покурить без реальной угрозы нарваться на штраф, и расслабленно вытянуть ноги, и понаблюдать за птицами. Почти у самого берега скользили по воде крутобокие свяизи, яркие, какие-то почти мандариновые óгари и рябенькие кряквы. Птицы переговаривались между собой, смешивался в единый плотный шум шелест деревьев, плавный двусложный свист, мерное покрякивание и попискивание, гул человеческих голосов и приглушенный, почти неслышный отсюда скрежет отходящей от платформы вагонетки. Мишэль прикрыл глаза, позволяя себе качаться в звуках, как в лодке, вежливо поприветствовал нескольких узнавших его пациентов, прогуливающихся возле воды семьями. Утки переполошились, жадно накидывались на ломти белого свежего батона, к симфонии кряков, свистов, хрюков и птичьей ругани добавились детские голоса, смеющиеся и радостные. Сложись все тогда, давно, может и он сам бы уже давно был отцом семейства. Но, может, и хорошо, что в вопросе политических браков от него отцепились и лишь вежливо намекнули, что не потерпят абы какой девицы с улицы и шумного вороха бастардов, которых тоже нужно было бы как-то обеспечивать.

[indent] Мысленно оглядываясь на Кохолу, детей бы Мишэль точно не потянул. Он неплохо ладил с совсем малышами, но беспокоиться о ком-то относительно взрослом всю оставшуюся жизнь (о ком-то, с кем у тебя не будет выбора — беспокоиться или нет, потому что, как Тревизо считал, с родственниками по другому не получалось, ты учился любить их априори и без условий гораздо раньше, чем они начинали тебя бесить) — нет уж, увольте. Словно притянутый силой мысли, не иначе, Лани вырос из-за спины, бодрый, вроде как даже порозовевший, с полными щеками вопросов. Где-то даже подумалось, что он, быть может, носит их как белка из сказки. Катает во рту орехи, а выплевывает через раз настоящие изумруды негранёные. Отчего, иначе, так резало по живому.

[indent] — Знаешь, что такое «подписка о неразглашении»? — отвечать на вопрос не хотелось совершенно, почти сразу же начинала или нога ныть, или сердце, уже глухо совсем и по привычке больше. Мишэль вяло потыкал в подтаявшее мороженое пластиковой ложкой и зачерпнул щедрую горку, хотелось, чтобы его кислая прохлада хоть сколько-нибудь съела горечь на языке. — Инцидент на границе планетарной системы. Мной… подавились. Больше ничего не могу сказать.

[indent] Кохола, хвала Архею, быстро соскочил на тему маленьких необязывающих экскурсий, а Тревизо даже удалось не поморщиться при беглом упоминании Климбаха. Знай себе, жуй мороженое да кивай, как болванчик, со всем соглашаясь.

[indent] — Есть ссылка? Я купл… — шмяк! Планшет в очередной раз поприветствовал землю, не экраном и не покатился от дорожки вниз сразу в воду — и на том большое спасибо. Мишэль издал какой-то совершенно непередаваемый звук между «о звезды, опять» и «не было беды, послал Архей неуклюжего студента». Он наклонился, чтобы поднять шлепнувшийся у самых ног девайс, нахмурился и предостерегающе стукнул тростью, словно бы отгонял Лани от себя, чтобы не смел выхватывать планшет из рук. Чем больше читал, тем больше хмурился. Внутри оседало неприятное чувство, непонимание пополам то ли с обидой, то ли с каким-то иным оттенком возмущения.

[indent] — Fais chier. Это ещё что такое? — стеклянным голосом спросил Тревизо, невольно съезжая на родные ругательства и поднимая глаза на дархата, почти машинально откидываясь на спинку скамейки, увеличивая расстояние между ними. — Qu’est-ce que tu branles? [Что, черт возьми, ты делаешь?] Внеплановый курс бухгалтерского учета, а мне никто не сказал?

[indent] Задокументировано было все: и штаны, и билеты, и бутерброды. Губы Мишэля дрогнули в язвительном полуоскале. Очень хотелось сейчас что-нибудь выкинуть, вроде «забыл включить стоимость бензина Рика, поездку на такси, кексы от Элки и, конечно же, внушительную моральную компенсацию за весь этот беспредел». Смолчал исключительно железным усилием воли, где-то предчувствуя, что шутку эту злую Лани считает как правду и непременно примет к сведению и запишет, увеличивая личный счет ещё на добрую тройку нулей. В несколько кликов текст был выделен и удален, планшет же остался в руках, отдавать его Мишэль не торопился.

[indent] — Ещё раз увижу, обеспечу неуд без возможности пересдачи, — пообещал он серьезно, — и даже князь Наньнина тебе не поможет. Или может мне выслать официальный счет на его имя от лица доминиона Фон-Тосс с перечислением всех издержек?

[indent] В SkyTAB он вцепился намертво, почти до побелевших костяшек и без того бледных пальцев. Ещё хотелось мелочно, что уж там, накликать галерею, удалить фотокарточку ту и выдать гаджет обратно исключительно перед посадкой на межпланетарный поезд, пусть бы приятели Кохолы и думали, что он действительно его сожрал и поэтому дархат не выходит на связь. Он поднялся на ноги, не без раздражения выкинув стаканчик с недоеденным мороженым в мусорную корзину у лавочки, все равно уже растаяло почти и не так вкусно, и достаточно бодрым шагом по памяти направился по дороге к планетарию.

[indent] — В очереди постоим, — все еще ледяным до промозглости голосом бросил он и кивнул головой, призывая идти за собой. — Технику отдам, когда извинишься. И когда поймёшь, за что именно извиняешься.
https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png
https://i.imgur.com/4dIUDqA.png
https://forumstatic.ru/files/001b/8c/87/27505.png

[indent] Остыл он быстро, но исключительно профилактически планшет из рук не выпускал. Намерения издеваться над Лани у Мишэля не было ни в малейшей степени, разве что совсем чуть-чуть и в образовательных целях. Сам же говорил ему что-то про уроки, от которых бывает больно. Других Тревизо давать как-то не очень умел, потому что сам их как «болезненные» совсем не воспринимал. Кохола, наверняка, пытался поступить как ему самому казалось правильным. Майка же искренне обижало, что кто-то в очередной раз считал его деньги, отказываясь принимать, что какие-то вещи могут делаться просто так и без задней мысли.

[indent] Очередь, от которой предлагали избавиться покупкой билетов онлайн, оказалась совсем не страшной. Как Мишэль и помнил, планетарий не был самым популярным местом для посещения, впрочем, как ему казалось, очень даже и зря — к обустройству комплекса подошли с большим вниманием и заботой. И даже на экскурсию они успели. Скучающий работник-эон заметно оживился и предложил им заодно в конце программы посетить интерактивный зал с голограммами, где всю систему можно будет буквально потрогать руками. Было видно, что он сам хотел её включить, да случаи выпадали достаточно редко. Мишэль спрятал очки в нагрудный карман, поставил в ухо выданный на входе наушник и, все таки милостиво возвращая Лани планшет — фотографировать и снимать внутри разрешали, было бы грубо лишать мальчика такой возможности из-за собственных прихотей, мягко подпихнул его в спину ладонью.

[indent] — Я здесь уже был, так что, считай, почти персональное сопровождение. По крайней мере до Климбаха — весьма познавательно.

[indent] — О, Климбах тоже прекрасная планета, уникальная во многом, — живо отозвался экскурсовод, Мишэль лишь неопределенно покивал и очень бледно ему улыбнулся.

[indent] — О, я знаю. Просто мне он не нравится, слишком много плохих воспоминаний.

[indent] — А вы…

[indent] — Нет, с Алькора.

[indent] — Значит начнем как раз с вашей родной планеты, — эон заулыбался, попросил проверить, хорошо ли слышно его в гарнитуре, и первым достаточно бодро зашагал к началу экспозиции, маня их немногочисленную группу за собой.

[indent] — Дома… очень красиво. Вам бы понравилось, — напоследок обронил Мишэль Лани и отвернулся, делая вид, что очень внимательно слушает и разглядывает сопроводительную информацию на световых панелях.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-26 05:36:48)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

+1

29

Всю дорогу до кассы Лани очень упрямо и очень выразительно… молчал. Мертвенная бледность после слов наставника сменилась краснотой по-детски надувшихся щёк. Юноша никак не мог отделаться от ощущения, что с самого появления на станции любым своим действием, шагом, словом только делает всё хуже и лишь больше портит и без него непростую жизнь этого человека. Чувство вины усугублялось до слёз горькой неопределённостью: как ни поступи по-своему, а всё оказывалось неправильным. Любой шаг в сторону с чётко означенного маршрута попадал под расстрел золотисто-холодных глаз и скальпель глубоко режущих слов.

Вздох. «Соберись».

Конечно, было обидно, что Мишэль для него может столько всего делать, сорить деньгами налево и направо, жертвовать своим личным временем и пространством, силами и терпением, а Лани ничего – совершенно ничегошеньки – из этого в ответ дать не может. Ему просто-напросто запретили. Уж лучше бы ударили со всей силы – было бы вполовину не так больно. Уж лучше бы с ним обращались как с рабом, как с последним слугой, как с пустым местом и докучливым практикантом, выбросив из головы и забыв, как о мухе на подоконнике деканата лапками кверху, что когда-то билась в стекло. Тогда бы не было этой раздирающей изнутри потребности сделать хоть что-нибудь.

Больно. Опять.

«Проживи это».

Чьи-то давно позабытые слова, словно из прошлой жизни. Хотя в то время он ещё не знал никаких слов. Они общались звуками – на расстоянии сотен метров, и ощущениями – на всю полноту океана. Впечатления передавались так, словно ты сам бывал в тех местах. Ментальная связь диких левиафанов принадлежала к совершенно иному уровню восприятия, затрагивающему все органы чувств. Существующие в человеческом мире способы передачи информации, даже самые точные в этом плане фото и видео, онлайн веб-камеры различных мест чувствовались лишь жалким подобием. Но как ещё можно передать ощущения?

Рисунки. Причём необязательно даже свои. Глядя на работы других художников, Лани вспоминал, каково это – ощущать прикосновения и запахи так, будто они окружали тебя взаправду. Тепло солнечных лучей на коже, солёный морской бриз, шелест листвы над головой и аромат цветов, которых никогда не встречал.

Выставленные в окошке кассы открытки – эти простенькие прямоугольные кусочки картона с зарисовками красот дендрария различными живописцами – наконец-то натолкнули на нужную мысль. Ракушки в ладонях. Ещё одно непрошенное воспоминание, но очень своевременное: иногда, чтобы сделать приятное, вовсе необязательно пытаться ухватить звезду с неба. Нужно использовать то, что уже есть.

Он помнил. На островах было принято дарить цветы. По любому поводу: в честь праздника, в знак признательности или примирения, чтобы передать свои чувства, выразить сопереживание, поддержать, порадоваться вместе с кем-то, или просто чтобы тому, кому ты их даришь, было не так одиноко. Цветы росли повсюду, заполняя Хертц точно также, как растениями полнилась квартира Мишэля. Любой мог подойти и набрать их себе когда угодно и сколько угодно; в таком подарке на первый взгляд не было совершенно ничего особенного. Всё волшебство заключалось именно в проявленном внимании и неуловимых символах. Если дарят белую орхидею, хотят ли тебе признаться в искренних платонических чувствах или выражают своё почтение? А если целый букет? Цветы очаровывали отнюдь не красотой. Они были прекрасны своей недосказанностью.

Когда-то это всё было для Лани настолько же естественным, как и жизнь в океане. Почему он предпочёл забыть?

Потому что он больше не кит?

Да, верно. Теперь он просто человек. Чуть сильнее иных и чуть более неуклюжий, чем те, кому руки и ноги даны от рождения, но всё же человек. Однако и островитяне были обычными хуманами, что им ни капельки не мешало. Они наслаждались тем, что имели, и легко находили радость в любых мелочах.

Что, если он будет слать наставнику открытки? Раз в месяц, к примеру? Или лучше раз в неделю? Нет, это выглядит чересчур настырным и раздражающим. Раз в две – будет идеально. Повинуясь внутреннему стремлению, Лани по памяти попытался пересчитать получавшуюся в заметке сумму с добавлением ещё нескольких моментов. Если поделить на среднюю стоимость открыток, то… расплачиваться он будет около пары десятков лет. Приемлемо. Или всё же по две открытки один раз в месяц?

Погружённый в собственные мысли, юноша очнулся, только когда спины коснулась чужая ладонь, вынуждая против воли покрыться мурашками, а в руках очутился родной планшет, без которого дархат ощущал себя, наверное, как Мишэль без трости. Неверяще скользнув по боковым кнопкам пальцами, Лани трепетно прижал устройство к груди и воззрился на наставника полным изумления взглядом: «Я ведь даже не успел извиниться».

К разговору Лани прислушивался очень внимательно, но продолжал молчать. Что-то подмечал себе в уме, сделал несколько фото ближайших стендов, мысленно порадовался, что доктор не стал проверять галерею планшета – дархат боялся даже вообразить его реакцию, когда тот помимо урванной неслыханным для парня нахальством фотографии обнаружил бы там несколько десятков… сотен?.. зарисовок себя самого.

Про Алькор хотелось послушать особенно. Но перед тем… Бросив косой взгляд на мужчину и убедившись, что тот не смотрит в его сторону, Лани быстро открыл чат с друзьями и набрал туда коротко:

«Тревизо. Нужна вся инфа, которую сможете достать».

Оба аватара – Коннора и Дженкинса – были подсвечены зелёными значками онлайна. Лани даже не сомневался, что вместо того, чтобы разбираться с учинённым на отработке беспорядком, ребята очень убедительно делали вид, что разбираются. Исключительно в те моменты, когда на них смотрят. Тем лучше: быстрее получит искомое. И Джей-Ви не замедлил ответить:

«ЧЕЛ ТЫ ПО АДРЕСУ!! ЭТОТ НЕТСТАЛКЕР СО СТАЖЕМ ТЕБЯ НЕ ПОДВЕДЁТ».

«Спасибо. Туда же: пробей Климбах. Возможно, что-то связанное с нападением хтонов?»

«Если что, можешь подключить Генри с четвёртой. Он до сих пор со мной за курсач по вязевым алгоритмам не рассчитался».

Закрыв чат и выключив звук уведомлений – ссылки посыпались буквально через полминуты – Лани чуть улыбнулся, впервые порадовавшись тому, что у него столько должников, и сосредоточился на экскурсии. При первой же возможности он обстоятельно изучит всё, что друзья смогут нарыть, а пока своё внимание хотелось посвятить Аркхейму во всей его космической необъятности и – совсем немного – человеку, что стоял так близко, но всё ещё на совершенно недостижимой для понимания высоте.

Гид рассказывал практически то же самое, что Лани уже знал из школьных уроков и университетских лекций, самостоятельно находил в интернете, но когда можешь лицезреть воочию, разглядывать на фотографиях величиной со стену и тем паче – потолок, прикоснуться кончиками пальцев – это совсем-совсем другое. Экскурсия затронула историю, появление звезды Архем и демиургов, формирование звёздной системы. Молодой эон кратко коснулся войны обретших сознание дархатов с этнархами за Процион, и Лани где-то на фоне подумалось, что те древние сородичи были необычайно жадными: у Алькора ведь совсем нет своих спутников. А разве так можно – смотреть в небо каждую ночь и не видеть двух невыразимо прекрасных лун?

Двух.

У Лиреи была только одна. Юноша часто заморгал от лезущих в голову ненужных картинок отброшенной как можно дальше жизни и уткнулся взглядом в пол, пробубнив себе под нос: «Надо было просто подарить им луну».

Больше он ничего не говорил. Только слушал, записывал, фотографировал и делал пометки прямо на снимках. Те самые голограммы оказались необычайно полезной и великолепной на его взгляд находкой: с разных точек обзора и ракурсов небесные тела выстраивались в бесконечное множество самых разнообразных последовательностей и комбинаций, в которых математический ум с лёгкой художественной придурью без труда находил будущую основу для новых астрономических вязевых символов и даже почти полноценные сигилы. Вооружившись планшетом, Лани облазил их вдоль и поперёк, со всех сторон и изнутри, тут же отмечая себе указанные на табличках расстояния и углы, радиусы орбит и скорость вращения. Когда-нибудь, когда у него будет чуть больше времени на себя самого, он может попытаться что-нибудь из них сложить. Возможно даже разработает собственную пентаграмму… Но пока это были такие же заоблачные мечты, как и все прочие, что приходили ему в голову.

На выходе из планетария Лани неожиданно для себя разговорился. Сыпал восторгами и благодарностями через слово, обсуждал с самим собой невероятную физико-математическую точность, с которой устроена их система и принципы которой столь точно отражаются в магической вязи, периодически скатывался в одному ему понятную терминологию, но тут же поправлялся и снова принимался благодарить Мишэля, нечаянно проболтавшись, что ни разу не был в планетарии. Осознав, что только что сказал, дархат тут же покраснел и затих, смущённо прикусывая губу. Откровенно говоря, его вообще никуда никогда не водили, а у самого – просто не было времени из-за бесконечной учёбы, работы и помощи друзьям с их проектами. Наверняка для наставника он теперь видится ещё бо́льшим ребёнком, чем раньше, до смешного глупым, наивным и восторженным.

Чтобы как-то скрыть обуявшее его смятение, юноша сдавленно бросил: «Схожу куплю попить» и рванул к ближайшему торговому автомату в нескольких десятках метров от них. Перед нежно-розовой вендинговой коробкой молодая пара никак не могла определиться с выбором, и Лани, остановившись чуть в стороне, в привычном обряде самоуспокоения полез в планшет. Посмотреть, что там обнаружили ребята, он сейчас не успеет, так что перо ткнуло в иконку пока совсем ещё сырого приложения FairyPaint, которое могло выдать разве что такие казусы, как та полупрозрачная ушастая хтонь в ластах, что вылетела из девайса в день его прибытия на станции. Но в нём можно было и просто рисовать, чиркать стилусом, ни о чём не задумываясь и возвращая себе внутренний дзен излюбленным способом.

Усевшись на бордюр, Лани оказался столь увлечён этим занятием, что к тому моменту, как он вернулся в реальность, мимо автомата прошла не одна пара ног. Однако дархат их словно бы и не замечал: он задумчиво разглядывал получившийся рисунок, наклоняя голову под разными углами, и, наконец, слегка улыбнулся самому себе. Розовая альстромерия. Неплохой выбор. Воровато оглядевшись, чтобы убедиться, что Мишэль не навис над ним тяжёлым взглядом, так и высекающим на сердце «ты опять где-то прое…», Лани наскоро открыл переводчик и вбил нужную фразу, а затем подписал её под цветком.

– Ну что, хотя бы открытку из тебя удастся извлечь? – прошептал юноша устройству и мягко дотронулся пальцами до экрана. – Давай постараемся.

Нежно-синеватое свечение под ладонью, отразившееся в таких же синих глазах за очками, плавно зажглось на пару секунд и потухло. На планшете словно из ниоткуда материализовался маленький картонный прямоугольник с рисунком, а Лани облегчённо выдохнул. Получилось.

Бутылка простой воды для себя. Кофе для наставника – тот, что он брал себе на станции. Протянутая с низким поклоном только что нарисованная открытка. Предвосхищая изогнутую в выразительном немом вопросе бровь, Лани скороговоркой отрапортовал: «Мои извинения», опять покраснел, отвернулся и уставился на виднеющуюся за клубящимися вишнёвыми деревьями верхушку колеса обозрения.

– А там облако… на кита похожее.

Отредактировано Лани Кохола (2023-03-26 17:36:48)

+1


Вы здесь » Аркхейм » Личные эпизоды » Могильник для намерений благих


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно