[indent] Стоило бы, пожалуй, привыкнуть к тому, что он не может дрессировать каждого сотрудника в принадлежащих ему клиниках. Учитывая то, что принимал он, в лучам случае, в половине на приходяще-уходящей основе и будучи больше инвестором, имел к происходящему на местах отношение косвенное и далеко не всегда решающее. Лала, конечно, не стала грузить всем этим пациента и объяснила все максимально доступно и на пальцах — на деле никаким главврачом конкретно этого филиала Мишэль не являлся (вообще никакого не являлся, что уж там, даже самой первой открытой больнице на Алькоре давно уже управлял другой человек). Тем не менее, от неопытности ли своей или услужливости, или ещё не подкравшегося из-за угла коварно профессионального выгорания, регулярно Тревизо по поводу вверенного пациента отчитывалась, хотя он просил держать себя в курсе письменно и не дергать по пустякам. Динамика была отличная, Леж разве что не цветочками шел, если бы на людях могли расти цветы, и все ещё оставался до страшного разговорчивым. Лала с таким справлялась на ура, даром что и сама она была легкой на подъем болтушкой, тут он сделал верную ставку, а сам Мишэль предпочитал заглядывать к Гоццу исключительно подгадывая моменты, когда тот спал, мельком, на пару минут, чтобы снять показания с приборов или выдать указания старшей сестре Вальдер. Справедливо решили, что основную нагрузку по Лежу возьмет на себя другой специалист, у Мишэля профиль был более узкий. Если продолжит восстанавливаться так же быстро, подключат заодно реабилитолога. Того и гляди, время пролетит быстро, и «заскачет зайчик вновь по дорожке», лишь бы только не под колеса ещё какого-нибудь легкового транспорта. Физические показатели у гомункула были ещё хуже, чем у рядовых хуманов, по крайней мере, что касалось «общей хрупкости сборки», с таким телом стоило бы быть гораздо бережнее к себе. Второму — Беверли — тоже стоило бы об этом помнить, Тревизо удалось переброситься с ним парой слов, на удивление, даже вполне спокойных. Лежа ему показали, попросили не будить и пообещали держать в курсе всех изменений в состоянии. Если все пойдёт хорошо, уже к концу месяца приятеля можно будет забрать, а так — посещения по будням с двух до пяти вечера, со своей едой можно, главное — не создавайте суету вокруг баяна, если хотите получить Гоцца побыстрее, румяным, здоровым и полным сил.
[indent] Словно издеваясь, Лука присылала фотографии с пляжа и селфи, все как одно — с траурным выражением лица. «Вот так мне не нравится горячий шоколадный фондан», «вот тут я безумно не радуюсь, что выловила ракушку», «вот тут — совсем не счастлива, что удалось подговорить друзей пойти на лодках вдоль дикой береговой линии и, конечно, бесконечно несчастна прогулке на катере». Мишэль был ей даже почти признателен, этой чуткой и иронично-юморной эмоциональной поддержке. Пусть развлекается, но приятно, что она хотя бы делает вид, что без «дяди-друга» ей и в половину не так весело, как могло бы быть. Даже выходные — и те запоролись, у дежурного врача заболел ребенок и он попросил Мишэля остаться вместо него. Очень хотелось отказать, но он не стал. Мог понять, когда кто-то ставил детей по приоритетам выше работы.
[indent] У двери Меро он затормозил, скользнул взглядом по всплывшему оповещению на часах и достал телефон. Улыбнулся одними уголками губ. Вот как, интересный ход. Эта маленькая многолетняя традиция — играть в виртуальную партию в шахматы, растянутую во времени — ему нравилась. Сложность заключалась в том, что никаких приложений они для этого не использовали, просто обменивались ходами через анонимный мэссенджер. Чат удалял сообщения каждый месяц, партию приходилось держать в голове и играть уже не только в шахматы, но и в доверие. Было даже почти интересно, кто это — его загадочный соперник с той стороны. Он был неплох. Не так хорош, как сам Мишэль, но неплох. Продолжит учиться — может быть когда-нибудь его и обставит, по крайней мере, было видно, что с другой стороны кто-то имел мозги и умел ими пользоваться, а это уже было достойно одобрения и симпатии. Он прикрыл глаза, вспоминая, на чем они там остановились, хмыкнул и быстро набрал комбинацию из букв и цифр. Посмотрим, что ты ответишь на это, и не упустишь ли, что я медленно, но верно загоняю твоего короля в угол.
[indent] — Хотел посоветоваться, — вместо приветствия сказал Меро, когда Тревизо закрыл за собой дверь, снял очки и устало поскреб щетину. Он вежливо кивнул, опускаясь в предложенное кресло, задумчиво прокрутил на пальце одно из колец. Местный главврач, обычно, прекрасно справлялся сам, может быть, какой-нибудь тяжелый клинический случай? — У нас тут потенциальная жалоба и суд. На камеры попало, вот, полюбуйся.
[indent] Мишэль нахмурился, задумчиво пожевал щеку, когда Меро нажал на паузу и скорбно откинулся на спинку кресла, неловко повел плечами и принялся перебирать пальцами по столу.
[indent] — Моё мнение по этому поводу ты знаешь и без меня.
[indent] — Знаю, — согласился Меро, но более воодушевленным от этого не стал, — но сейчас совсем не согласен. Парень устал, все мы имеем право на слабости.
[indent] — Слабости и непрофессионализм — разные вещи. Хочет хамить, пусть устраивается в муниципалку, их репутация не так сильно заботит, все равно будут приходить.
[indent] — Думаешь уволить?
[indent] — Могут в суд подать, — Тревизо устало потер переносицу и потряс головой. Слишком длинная пятница, — но пока не подали, можно ограничиться штрафом или чем-то таким. Это твоя больница, делай, что считаешь нужным.
[indent] — Ну имя-то над входом не моё.
[indent] — Нет, — согласился Мишэль, поднимаясь, — но я и не называю пациентов «опоссумами».

[indent] Пропажа книги обнаружилась уже после закрытия, на неделе у Тревизо совсем не было времени на праздное чтение. Он закончил работу с последней стопкой документов, блаженно сербнул кофе из кружки и рассеянно осмотрел сначала все ящики стола, затем — немногочисленные полки. Потом спустился в регистратуру, поинтересоваться, не приносил ли кто из младшего персонала пропажу, с него бы сталось — забыть на курилке или в ординаторской. Место оставалось одно, в которое идти не хотелось, но пришлось бы в любом случае. Мысленно Мишэль одернул себя, чего ломаешься, как зайчик-трусишка, лицо камнем, зашел и вышел, похромал в сторону палаты Гоцца. Надежда, что пациент уже сладко спал, умирала последней.
[indent] Умирала со скрипом двери и жизнерадостным приветствием. Тревизо вежливо кивнул, застывая на входе, отхлебнул ещё кофе, которое зачем-то потащил за собой, и зябко повел плечами, словно почувствовал несуществующий в палате сквозняк.
[indent] — Доброго вечера, мистер Гоцц. Как ваши ноги, мне передавали, кости срастаются весьма быстро, ваше тело хорошо реагирует на исцеляющее плетение.
[indent] На первый взгляд книги видно не было. Гадство.
- Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.