[indent] — Что значит разворачиваться и ехать обратно?

[indent] Вообще-то его ждали в другом месте. Вообще на Алькоре. Билеты куплены, столик в ресторане заказан, мечты провести вечер с умным человеком — с самим собой — набирали свой головокружительный оборот, укладывающийся в три главных слова «отпуск за свой счет». Всего на три дня, а после можно будет с новыми силами выходить на работу, решать вопросы с бумагами, разгребать жалобы (а жалобы, конечно, были всегда, даже если жаловаться было особо не на что; в прошлом месяце прилетело что-то про то, что у одного из специалистов какие-то слишком зеленые глаза, а пациент не доверяет врачам с зелеными глазами, какое возмутительное пренебрежение!). Полет фантазии на пол пути прервал телефонный звонок с требованием разворачиваться и мчать обратно, через не могу, не хочу или какие там у вас еще причины. Да, без вас никак, а вы что хотели? Только вам отдыхать? Сейчас вообще сезон. Да и лучшего специалиста не найти, а тут дело такое — не абы кто пострадал, нужен верный подход и совершенно не нужны ошибки — из-за них могут полететь чьи-нибудь головы даже не фигурально.

[indent] Даже купленный капучино был каким-то особенно мерзким. Молоко Мишэль терпеть не мог, но может поэтому и купил, чтобы испортить себе ночь окончательно, наверняка и без возможности реабилитации.

[indent] Работать, благо, начали уже и без него. В коридоре Тревизо встретило небритое заспанное лицо Ллойда, суетились сдернутые ординаторы, ругалась по чем свет стоит старшая сестра, которая на ногах была уже вторые сутки и похоронила свои шансы отправиться домой вместе с примчавшейся бригадой скорой.

[indent] — И насколько все плохо?

[indent] — Пиздец.

[indent] Мишэль даже почти пожалел, что не выпил. Почти — потому что не трезвым работать было себе дороже, хватало того, что диазепама в крови было столько — «сколько надо, столько и есть» — достаточно, чтобы не отвлекаться, заставлять голову работать не в направлении направо и вниз.

[indent] — Диагностику провели?

[indent] Провели, разумеется, мы что тут — сборище шарлатанов? И без вас работаем прекрасно, сегодня, просто, никак не справиться. Нет, вы не думайте, конечно мы вас уважаем безмерно. Вы же нам платите, как тут не уважать. Эон выглядел на фоне своего спутника даже неплохо. Тревизо распорядился направить к нему орданиторов — справятся сами, работы не так много, да и мордочки симпатичные, если очухается, не словит поспешный сердечный приступ от хмурых врачебных рож, а там уж и сам Мишэль освободится и вышколенным воспитанием сведет на нет все претензии; хорошо быть врачом, когда ты лорд, навык отбрыкиваться от истерик осваивается где-то на генном уровне, потому что сам ты их закатываешь профессионально — сам же с Ллойдом, Мак'Кинзи и некоторыми другими специалистами занялся спутником Хэллфигера. Интересно, такой же «золотой» или как? Мишэль не мог утверждать наверняка, потому что сам путался непонятно с кем и непонятно где и находил в этом запутывании отдушину.

[indent] — Это сейчас что, так модно? — Ллойд глядел на зеленые волосы и недоуменно хлопал глазами. Мишэль снисходительно отмахивался и советовал чаще выходить на улицу. Зеленый был еще не самым экстравагантным цветом. У молодежи вообще странный вкус, на то она и молодежь — дурновкусие, хардкор и тусовки, чтобы сойти за нормального. Были, конечно, и иные комбинации, но что-то одно всегда нет да нет пролезало. В любом случае, у них тут не модный приговор, хоть малиновые в крапинку — чужое чувство стиля не должно было вставать на пути исцеления. Для начала пациента надо было стабилизировать, все остальные проблемы решались по ходу пьесы рядом подписанных бумаг. Теомагия выдает странное, прогнозы даются с трудом и прикидкой на большой туманный авось.

[indent] — Видел такое? — Мак'Кинзи проверяет реакцию зрачков, сужаются медленно до кошачьей остроты, и Тревизо сдержано кивает. Это не их дело. Он в своей жизни вообще видел много чего, а эту отличительную карточку не узнать было бы совсем не уважительно к самому себе. К сожалению — ничего про регенеративные свойства тел не помнил, не сталкивался в практике. Но все бывает впервые. Даже гомункулы на операционном столе.

[indent] Собирают они его долго — как мозаику или витраж — в какой-то момент подключаются ординаторы. Хэллфигер стабилен и дальше его тело справится гарантированно самостоятельно, чего не скажешь про этого господина. Уже ближе к обеду Мишэль наконец роняет себя на кухне, лениво возит ложкой по овсяной каше и выбирается покурить. Ллойд заваливается спать тут же на диване, высушен почти досуха, но они сделали что смогли. Парень стабилен, остается только ждать, наблюдать терпеливо и восстанавливать силы перед следующим прыжком. Беверли, кажется так его звали, Тревизо не сильно запоминал, ему хотелось на Алькор, к острому супу и чтобы ласковый соленый язык Бааста облизывал ступни, очнулся первым — его успокоили, подсунули бумажки и попросили к приятелю не соваться, настоятельно и конкретно. Вы ему ничем не поможете, если будете дергать, если будете дергать врача — особенно. Да, разумеется, за над ним взял шефство самый лучший. Видите имя над входом, старомодное такое, как будто бы женское? Вот это наш золотик, да. Где? Курит на балконе видели? Наглый поклеп, ингаляции это. Разумеется, не отходит от вашего друга. А как его, кстати зовут? «Леж Гоцц»? А можно по буквам, чтобы не вышло неразберихи.

[indent] Сутки на третьи Мишэль, наконец съездивший на квартиру, помывшись и отоспавшись, закрылся с названным Гоццем в палате, чтобы уж точно успокоить неуемного. Да, больше сел почитать в кресле у окна, но кого это, в сущности, беспокоит? Серьезная литература, вон даже супер-обложка чистенькая, что-то про хирургию. На чем он там, кстати, остановился? Ах да.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-01 04:20:57)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

[indent] Как раз где-то в этот момент лучший друг Анжелы, который, разумеется, был в неё со страшной силы влюблен чуть ли не с прошлой жизни, должен был канонично утереть скупую слезу, поздравить её, но не от всего сердца, и, жуя траурный, ах, извините, описочка вышла, праздничный венок уползти топиться в соседний пруд, обязательно очень шумно и с длинной прощальной речью о любви, смелости, о том, что из сумрака Севера вновь в колдовские леса вернулась его звезда, пламя свечей, что бьется как сердце, и рефреновым «прощай, любовь моя, прощай» — без песни не найдут и того и гляди действительно захлебнется, а этого несчастья никому не надо. Красиво топиться в пруду всегда ходят исключительно для того, чтобы быть спасенным, получить профилактических лещей и выйти на заезженный диалог: «Да она не может любить меня». Читательский опыт подсказывал, что где-то страниц через двадцать этот штамп должен и проиграться.

[indent] Мишэль моргнул, отвлекаясь, скосил глаза в сторону больничной койки и задавил в себе разочарованный вздох. Ну или через двадцать страниц и ещё неопределенное количество времени, когда изображать страшную занятость уже или не получится совсем, или будет до тошноты неприлично. Он заложил нужную страницу видавшей виды открыткой — только такое море, разлитое по картонке акварельной лазурью, он себе сейчас позволить и мог — бегло бросил взгляд на часы и, мысленно обратившись к старшей сестре на смене с напоминанием о медикаментах для Гоцца, тяжело поднялся, опираясь всем весом на трость.

[indent] Очень, конечно, тянуло на какую-нибудь ядовитую шутку. «Нет, дорогуша, я отец Майк, дела совсем плохи, и все, что ещё можно спасти — вашу может быть чистую, хотя вряд ли безгрешную душу. Помолимся же на священном писании, на чем я там остановился? Глава тридцатая, стих одиннадцатый. Анжела замерла и затрепетала, Йозеф подхватил её на руки, и вместе они рухнули на софу. Достаточно пошло, чтобы сойти за религиозный текст, вам тоже так кажется?». Но у с возрастом у Тревизо хватало ума держать своё чувство юмора при себе и прежде чем огрызаться, пытаться понять, почему очевидные вопросы все же оказываются заданными.

[indent] С тихим жужжанием автоматического механизма жалюзи палату обнял гораздо более ласковый к Лежу полумрак. Скрипнула дверь, звякнули колбы, Мэдди почти закатила глаза на мысленный вопрос про «многоуважаемого господина Хэллфигера» и раздраженно дернула плечом. Бровь Мишэля невольно поползла вверх. Вот же неуемная душа. Хотя упрямство и беспокойство о жизни ближнего своего были достойны если не восхищения, то хотя бы уважительного принятия. В жизни Мика тоже были люди, к которым он готов был даже ползти, если будет такая блажь. Благо, почти все они ехидно ухмылялись с того света и журили, что ползти нужно было активнее.

[indent] — Господин Хэллфигер, полагаю, в своей палате, — начал он, когда дверь за Мэдди захлопнулась, ногой придвинул к койке Гоцца стул на колесиках и проведя пальцами по экрану фиксации биометрии принялся сверять показания со вчерашними, перенесенными на планшет. Динамика была даже и ничего. Немного помощи, и неделю через другую будет бегать как новенький, до следующей аварии. Всегда были какие-то следующие. — Если бы не его самоубийственный порыв пробиться к вам несмотря на прямой запрет, мог бы уже поехать домой. Но что-то мне подсказывает, что в таком случае он влез бы к вам через окно, и даже третий этаж его бы не смутил. Надеюсь, вы не планируете устремиться ему навстречу? Эонам и сыновьям вторых помощников главы Коалиции безрассудство простительно. Чего не сказал бы по поводу… более хрупких проектов.

[indent] Мишэль вновь сел, пытаясь устроить правую ногу поудобнее, прислонил трость к койке Лежа и подкатился ближе, почти стукнувшись коленом о её хромированный борт. Что он знал и слышал по поводу проектов Толле — искусство искусственной физики для платежеспособных нуждающихся. Про «Лежа Гоцца» он не слышал ничего, и это тревожно звенело каким-то невысказанным вопросом по поводу настоящей личности гомункула. Впрочем, это было не его дело. Если бы Тревизо копал досье на каждого подозрительного пациента, ему впору было бы идти работать ищейкой. Хорошего врача отличало, в первую очередь, здоровое равнодушие ко всей наносной биографической ерунде. Хоть бы и какой-нибудь внучатый племянник падишаха-императора самопровозглашенной маленькой империи — ноги у Гоцца быстрее от этой информации не срастутся.

[indent] — Доброго и вам, — он заглянул в планшет и бросил на Лежа спокойный, немного вопросительный взгляд,— Леж Гоцц, я прав? Господин Хэллфигер сказал записать именно так, но если у вас есть альтернативное мнение на этот счет, внесем коррективы, бывает всякое. Меня зовут Тревизо, Мишэль, я ваш лечащий врач. Один из, но ваш друг обещал нам скандал, поэтому пришлось заняться вами практически единолично. Здорово вас потрепало, Леж, больше так не делайте, в следующий раз могут и не собрать как было. Пальцев сколько?

[indent] Он на мгновение отвлекся от разговора, выразительно подняв узкую ладонь перед собой и, удовлетворительно кивнув, вновь принялся набирать текст на экране.

[indent] — Руки можете не прятать, за четыре дня я рассмотрел достаточно, а персонал таким не удивишь. У вас сейчас может болеть голова, это нормально. Признаюсь, с такими как вы дел раньше я не имел, ваше тело восстанавливается медленнее, чем хотелось бы. Постепенно мы будем снижать дозу препаратов, пока так, может тошнить, наблюдаться сонливость и легкая дезориентация. Что-то нужно — кнопка вызова персонала слева от вас. Хотите чего-нибудь прямо сейчас?

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-09 16:53:28)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

[indent] Складывалось устойчивое впечатление, что за четыре дня без сознания Гоцц методично складывал слова в какой-то воображаемый внутренний ящичек, и теперь, никак дорвавшись, перевернул его перед Мишэлем одним махом. Он помнил, что дети — и не только дети, на самом деле — собирали такие шкатулочки со всякой всячиной сомнительной ценности: пуговицы, камушки, перья и стекляшки, фантики от ярких конфет, катушки ниток и ракушки, маленькие игрушки из шоколадных яиц и старые заколки с облупленной эмалью. Леж рассыпал вопросы по мнению Тревизо точно так же — кажется, без особой системы, но от чего-то помеченные «важными» и «интересными». И будь доктор менее устойчив — моментально заболела бы голова, но за столько лет у него выработался стойкий иммунитет к такой пулеметной очереди. Другой вопрос, что дипломатично кивать болванчиком и рикошетить ответным «да-да-да» в этом конкретном случае не получилось бы.

[indent] Капризы были понятны и простительны — все пациенты капризничали, по опыту ещё ни одно существо, которому было плохо, не держало себя в рамках приличий, все как один хныкали и жаловались по мелочам, желая ухватить ещё немного комфорта — но, благо, это не было его заботой. Он глубокомысленно кивал на каждую просьбу, коротко записывая за Гоццем на планшете. «Подушку взобьют, еду принесут, пульт выдадут — сами понимаете, пациентам без сознания пульты ни к чему», — передаст младшему персоналу в ближайшее время, хоть каждый час будут подушки взбивать, если будет такая блажь. Оторвался от записей и бросил на гомункула уже какой-то вопросительно-недоуменный взгляд. Этот залп был личным, даже слишком.

[indent] — Вы сомневаетесь в моей квалификации, мистер Гоцц? — осторожно и вежливо уточнил он, чуть-заметно склоняя голову набок, сухо поджал губы, прикидывая, каким емким минимумом можно парировать большую часть из спрашиваемого. — Не стоит, это моя больница. Но если вас это утешит, я учился в частной медицинской академии на Алькоре и получил обширную практику на военной службе. Последствия аварий — не самое страшное, с чем мне приходилось работать.

[indent] Вопросы про «любимый предмет» и прочие «почему» и «что» были стоически пропущены мимо ушей. Леж был дружелюбен и в целом очень… живым. Это было хорошо как для оценки общего состояния. Имело ли для успеха лечения значение личная информация о Тревизо — разумеется нет. У Мишэля уже были такие пациенты, правда большая часть из них все больше любила рассказывать о себе: регулярно приносили вместе с диагнозами целую котомку личных историй про соседей, котов, жен, детей и мужей, козлов с работы и побасенки из интернета, вроде «целебной струи от всех болезней». Для собственного ментального здоровья было полезно отключаться где-то после второй минуты и переходить в энергосберегающий режим «ага-угу», главное было улавливать окончания фраз и время от времени переспрашивать. Да что вы говорите? Разумеется, скоты отборные, понимаю вас как никто другой.

[indent] Главным вопросом к самому себе оставалось: «Какую конкретно из медсестер на него натравить? Из тех, кто любит почесать языком или напротив — какой-нибудь бастион категоричного ледяного отрезвляющего молчания?»

[indent] — Как я уже сказал, ваши тела хрупки. Пожалуй, Толле стоило бы пересмотреть сборку, — без тени улыбки пошутил Мишэль и тряхнул головой, словно отбросил лишние мысли. Тихо звякнули многочисленные серьги, только подмигнул искрой в косом луче пробивающегося через жалюзи слабого света лазурный камушек-капля в левом ухе и закачался на тонкой серебристой цепочке, как маятник. — Исследования читал, но это было давно. Разумеется, почти сразу я послал запрос на Порцион, хотелось бы знать нюансы, это бы существенно облегчило работу.

[indent] О том, что его попросили уточнить, о каком конкретно проекте идет речь, он умолчал — это письмо так и осталось без ответа. И что разумелось само собой тоже, ни про какого «Лежа Гоцца» там и не слышали. Все имели право на секреты, даже болтливые мальчишки. Что было странно: этот совсем не стремился своими делиться, а только сам залезал в душу. Словно выбивал дверь с ноги и принимался внаглую копаться в личной картотеке. Может поэтому так увлеченно сыпал вопросами — что о себе говорить совсем не хотел и пытался сместить фокус внимания. Зря. Мишэль и не собирался лезть дальше необходимого минимума. Но объяснять это он, конечно, тоже не стал.

[indent] Дверь милосердно хлопнула, ставя если не точку, то хотя бы запятую в диалоге с Лежем. Тревизо крутанулся на стуле, вздохнул тяжело — снова вставать, побойтесь Архея, если меня не боитесь, он наверняка записывает в небесный черный список всех наглецов, что издеваются над хромоногими этнархами — позволил утащить себя к снимкам. Каделл был громким и не самым тактичным, зато хорошим специалистом. Выговор ему он сделает позже. Скосил глаза обратно на Лежа и вяло кивнул, демонстрируя что-то между утешением и извинением за спектакль.

[indent] — Неделя ДТП. Ни дня без перелома.

[indent] Винить Лежа в том, что за последние несколько дней львиная доля усилий была брошена на него и Хэллфигера, а потому многие другие пациенты получали свои снимки и анализы с задержкой, было бы как минимум не профессионально. Хотя бы потому, что его вины в этом не было. На кого не хватило специалистов теомагии — обходились аппаратурой. Мишэля же просто ни на кого уже не хватало.

[indent] — Его ведет Мак'Кинзи. Почему пришли ко мне?

[indent] — Он уже смотрел, сказал ещё вам показать. И что вы тут прячетесь и не выходите с самого утра, так что проще прийти самому.

[indent] — Предатель, — упрек прозвучал даже дружелюбно, — скажи, буду через десять минут. И позови Вальдер. Пациент требует заботы, покоя и супа из столовой.

[indent] Каделл кивнул и вылетел за дверь, на Лежа так и не взглянув. Мишэль вновь вздохнул, устало потер переносицу и полуобернулся к Гоццу, выставляя трость перед собой, как защиту неосознанным, почти автоматическим жестом.

[indent] — Я пришлю к вам сестру, она о вас позаботится. Постарайтесь поспать. Лучшее, что вы можете для себя сделать — отдыхать. Хорошего дня, мистер Гоцц.

[indent] Книга с затертой открыткой внутри так и осталась забытой на тумбе у кушетки Лежа, на расстоянии вытянутой руки.

Отредактировано Мишэль Тревизо (2023-03-15 17:42:30)

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

[indent] Стоило бы, пожалуй, привыкнуть к тому, что он не может дрессировать каждого сотрудника в принадлежащих ему клиниках. Учитывая то, что принимал он, в лучам случае, в половине на приходяще-уходящей основе и будучи больше инвестором, имел к происходящему на местах отношение косвенное и далеко не всегда решающее. Лала, конечно, не стала грузить всем этим пациента и объяснила все максимально доступно и на пальцах — на деле никаким главврачом конкретно этого филиала Мишэль не являлся (вообще никакого не являлся, что уж там, даже самой первой открытой больнице на Алькоре давно уже управлял другой человек). Тем не менее, от неопытности ли своей или услужливости, или ещё не подкравшегося из-за угла коварно профессионального выгорания, регулярно Тревизо по поводу вверенного пациента отчитывалась, хотя он просил держать себя в курсе письменно и не дергать по пустякам. Динамика была отличная, Леж разве что не цветочками шел, если бы на людях могли расти цветы, и все ещё оставался до страшного разговорчивым. Лала с таким справлялась на ура, даром что и сама она была легкой на подъем болтушкой, тут он сделал верную ставку, а сам Мишэль предпочитал заглядывать к Гоццу исключительно подгадывая моменты, когда тот спал, мельком, на пару минут, чтобы снять показания с приборов или выдать указания старшей сестре Вальдер. Справедливо решили, что основную нагрузку по Лежу возьмет на себя другой специалист, у Мишэля профиль был более узкий. Если продолжит восстанавливаться так же быстро, подключат заодно реабилитолога. Того и гляди, время пролетит быстро, и «заскачет зайчик вновь по дорожке», лишь бы только не под колеса ещё какого-нибудь легкового транспорта. Физические показатели у гомункула были ещё хуже, чем у рядовых хуманов, по крайней мере, что касалось «общей хрупкости сборки», с таким телом стоило бы быть гораздо бережнее к себе. Второму — Беверли — тоже стоило бы об этом помнить, Тревизо удалось переброситься с ним парой слов, на удивление, даже вполне спокойных. Лежа ему показали, попросили не будить и пообещали держать в курсе всех изменений в состоянии. Если все пойдёт хорошо, уже к концу месяца приятеля можно будет забрать, а так — посещения по будням с двух до пяти вечера, со своей едой можно, главное — не создавайте суету вокруг баяна, если хотите получить Гоцца побыстрее, румяным, здоровым и полным сил.

[indent] Словно издеваясь, Лука присылала фотографии с пляжа и селфи, все как одно — с траурным выражением лица. «Вот так мне не нравится горячий шоколадный фондан», «вот тут я безумно не радуюсь, что выловила ракушку», «вот тут — совсем не счастлива, что удалось подговорить друзей пойти на лодках вдоль дикой береговой линии и, конечно, бесконечно несчастна прогулке на катере». Мишэль был ей даже почти признателен, этой чуткой и иронично-юморной эмоциональной поддержке. Пусть развлекается, но приятно, что она хотя бы делает вид, что без «дяди-друга» ей и в половину не так весело, как могло бы быть. Даже выходные — и те запоролись, у дежурного врача заболел ребенок и он попросил Мишэля остаться вместо него. Очень хотелось отказать, но он не стал. Мог понять, когда кто-то ставил детей по приоритетам выше работы.

[indent] У двери Меро он затормозил, скользнул взглядом по всплывшему оповещению на часах и достал телефон. Улыбнулся одними уголками губ. Вот как, интересный ход. Эта маленькая многолетняя традиция — играть в виртуальную партию в шахматы, растянутую во времени — ему нравилась. Сложность заключалась в том, что никаких приложений они для этого не использовали, просто обменивались ходами через анонимный мэссенджер. Чат удалял сообщения каждый месяц, партию приходилось держать в голове и играть уже не только в шахматы, но и в доверие. Было даже почти интересно, кто это — его загадочный соперник с той стороны. Он был неплох. Не так хорош, как сам Мишэль, но неплох. Продолжит учиться — может быть когда-нибудь его и обставит, по крайней мере, было видно, что с другой стороны кто-то имел мозги и умел ими пользоваться, а это уже было достойно одобрения и симпатии. Он прикрыл глаза, вспоминая, на чем они там остановились, хмыкнул и быстро набрал комбинацию из букв и цифр. Посмотрим, что ты ответишь на это, и не упустишь ли, что я медленно, но верно загоняю твоего короля в угол.

[indent] — Хотел посоветоваться, — вместо приветствия сказал Меро, когда Тревизо закрыл за собой дверь, снял очки и устало поскреб щетину. Он вежливо кивнул, опускаясь в предложенное кресло, задумчиво прокрутил на пальце одно из колец. Местный главврач, обычно, прекрасно справлялся сам, может быть, какой-нибудь тяжелый клинический случай? — У нас тут потенциальная жалоба и суд. На камеры попало, вот, полюбуйся.

[indent] Мишэль нахмурился, задумчиво пожевал щеку, когда Меро нажал на паузу и скорбно откинулся на спинку кресла, неловко повел плечами и принялся перебирать пальцами по столу.

[indent] — Моё мнение по этому поводу ты знаешь и без меня.

[indent] — Знаю, — согласился Меро, но более воодушевленным от этого не стал, — но сейчас совсем не согласен. Парень устал, все мы имеем право на слабости.

[indent] — Слабости и непрофессионализм — разные вещи. Хочет хамить, пусть устраивается в муниципалку, их репутация не так сильно заботит, все равно будут приходить.

[indent] — Думаешь уволить?

[indent] — Могут в суд подать, — Тревизо устало потер переносицу и потряс головой. Слишком длинная пятница, — но пока не подали, можно ограничиться штрафом или чем-то таким. Это твоя больница, делай, что считаешь нужным.

[indent] — Ну имя-то над входом не моё.

[indent] — Нет, — согласился Мишэль, поднимаясь, — но я и не называю пациентов «опоссумами».

[indent] Пропажа книги обнаружилась уже после закрытия, на неделе у Тревизо совсем не было времени на праздное чтение. Он закончил работу с последней стопкой документов, блаженно сербнул кофе из кружки и рассеянно осмотрел сначала все ящики стола, затем — немногочисленные полки. Потом спустился в регистратуру, поинтересоваться, не приносил ли кто из младшего персонала пропажу, с него бы сталось — забыть на курилке или в ординаторской. Место оставалось одно, в которое идти не хотелось, но пришлось бы в любом случае. Мысленно Мишэль одернул себя, чего ломаешься, как зайчик-трусишка, лицо камнем, зашел и вышел, похромал в сторону палаты Гоцца. Надежда, что пациент уже сладко спал, умирала последней.

[indent] Умирала со скрипом двери и жизнерадостным приветствием. Тревизо вежливо кивнул, застывая на входе, отхлебнул ещё кофе, которое зачем-то потащил за собой, и зябко повел плечами, словно почувствовал несуществующий в палате сквозняк.

[indent] — Доброго вечера, мистер Гоцц. Как ваши ноги, мне передавали, кости срастаются весьма быстро, ваше тело хорошо реагирует на исцеляющее плетение.

[indent] На первый взгляд книги видно не было. Гадство.

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.

[indent] Палата Гоцца утопала в цветах.

[indent] Мишэль несколько осоловело моргнул. Не удивленно, в подарках для пациентов не было ничего неожиданного; люди же всегда так делают — дарят вещи, пытаясь упаковать чувства и эмоции в осязаемые объекты. Настоящий интерес лежал в том, чтобы украдкой такие подарки интерпретировать, подмечать, как через те же цветы незаметно для самих себя люди вписывали в пространство слова непроизнесенные и настоящие. Искренняя забота всегда просачивалась в мелочах, вот и сейчас, не уверенный, что букеты для Лежа собирал профессионал в области «цветочной лингвистики», более того, не имея понятия совершенно, умел ли Гоцц расшифровывать такие послания, Тревизо с удовольствием потратил несколько долгих секунд на развлечение самого себя. Определить оригинальный состав букетов уже было нельзя — чьи-то заботливые руки, Лалы быть может, избавили цветы от плена крафтовой бумаги и смертельной хватки шуршащего прозрачного целлофана, но и не стояло задачи быть полиграфом для дарителей. Хризантемы, от кипенно-белых, похожих то ли на пушистые кроличьи хвосты, то ли на помпоны, что так любили пришивать к детским шапкам, до ярких желто-оранжевых, как яичные желтки, как Архей поздним августовским вечером в те несколько секунд, когда горизонт ещё не проглотил его диск окончательно, и сочно-зеленых словно приветствовали Майка вежливым едва-заметным полупоклоном. Много роз, отдельная высокая ваза с лилиями (так вот куда её умыкнули из его кабинета и попросили не задавать лишних вопросов), у изножья кровати будто игрушечные притаились несколько пузатых коробочек с миниатюрными радужными гипсофилами, похожими в щадящем свете в палате Лежа на акварельные пушистые облака.

[indent] — Всегда кто-нибудь есть, — дружелюбно-нейтрально ответил он, клацнул тростью по плитке, подходя ближе к койке своего пациента, и, прежде чем рывком придвинуть к ней стул за спинку, на долю секунды задержался самыми кончиками пальцев над цветочным великолепием, подвешивая кружку с остатками кофе в воздухе. Там и забыл. — Но с таким садом только вы. Может, стоило и раньше зайти. В больницах не так много красивых вещей, чтобы позволять себе их упускать.

[indent] Шутка вышла не очень удачной и не самой очевидной, но Тревизо все равно позволил уголку рта дрогнуть — вверх и в сторону — жесткие правильные черты лица трескаются и изламываются, когда за официальным спокойствием и отчуждением на мгновение появляется что-то личное. Дальнейший юмор так же вряд ли можно было назвать удачным или хоть сколько-нибудь добрым, но Мик никогда не претендовал на звание великого комика.

[indent] — Правда, если бы мне так отчаянно желали здоровья, я бы точно насторожился, — замялся на несколько долгих секунд, вздохнул, и словно сам перед собой оправдываясь добавил. — Хризантемы. Дома, когда хотят пожелать здоровья, принято дарить хризантемы, не знаю, распространяются ли эти правила на Циркон. Вот эти, — он слабо повел подбородком в сторону округлых, почти лаймовых соцветий, — кажется вообще адресные. Очень мило со стороны ваших друзей.

[indent] Если быть уж совсем честным, Мишэль не был уверен, что про хризантемы — это действительно чистая правда, про «принято» и «на всем Алькоре». Но, по крайней мере, так трактовали в его собственной семье (можно ли тогда голословно утверждать за целый доминион?). С самого детства Майка и вплоть до своей смерти бабка Фанни носилась с хризантемами: выращивала их с саду, требовала, чтобы их непременно расставляли в комнатах в широких прозрачных вазах, если дома кто-то болел, и сама же, когда совсем уже дряхлой стала, практически перевезла свой сад во внутренние комнаты. Лука, кажется, с тех пор хризантемы ненавидела, хотя прошло уже сколько, лет двадцать?

[indent] — Но если уж совсем честно, я искал… О, — Тревизо наконец обратил внимание на знакомый переплет в руке Лежа и как-то даже нервно перебрал пальцами по коленке. — Боялся, что она совсем потерялась, хорошо, что ошибся.

[indent] Краем глаза он заметил лазурно-голубое пятно карточки на полу, вздохнул — и как теперь понять, где остановился? — не сильно горестно — с литературой, которую сам Мишэль котировал как мусорную, но которую проглатывал практически не жуя в каких-то страшных количествах, радуясь возможности «не думать», можно было даже закладок не оставлять. Сюжеты были достаточно однообразными, чтобы открыть любую из них в любом месте и достаточно быстро разобраться, что к чему. Тревизо наклонился, подбирая открытку, покрутил её в пальцах и спрятал в карман, к пачке сигарет. Рассеянно оглянулся и, наконец вспомнив, что все это время кружка продолжала балансировать там, где он её оставил, пальцами притянул её к себе. Ещё теплый. Хватит часа на пол.

[indent] — До вечернего обхода время есть, почему бы и нет, — повел он плечом, бросая на Лежа взгляд наискось и устраиваясь на стуле поудобнее, отставляя трость в сторону и закидывая ногу на ногу. — Обсуждать прочитанное всегда интересно, даже если это…

[indent] Мишэль чуть склонил голову, пытаясь выхватить точное название книги на обложке и продолжил, выразительно покрутив запястьем в воздухе, как будто называл не конкретный экземпляр, а описывал литературный феномен в целом.

[indent] — «Судьба на выбор». Но только дурак судит о смысле вещей по простоте их формы, так говорит моя племянница, и я склонен ей верить. Но тут, кажется, достаточно типовая история. Могу ошибаться, вы прочли целиком, в отличие от меня.

Подпись автора

Любой человек — теплица, пока в нем жизнь теплится.