[indent] Он медленно появляется из ниоткуда. Первыми приходят ощущения. Комфорта, покоя. Незначительного давления со всех сторон, легкости. Но ни одного названия не возникает - нет еще сознания, в котором могли бы появиться понятие и осмысление. Иногда снаружи проникают какие-то колебания, и невидящие глаза плавающего в растворе чуть приоткрываются рефлекторно и снова мирно смежеваются. Иногда он чувствует резкие движения извне, дрожит в своей скорлупе, что рывками опускается все ниже, и не ведает ничего, что происходит вокруг его застывшего мирка, ограниченного силовым полем, хранящим и формирующего его жизнь.
[indent] Но тот последний рывок капсулы приносит беспокойство. Что-то меняется перед тем, заключительным спуском. Существование... он сам начался. Ощущения вдруг становятся понятны. Ему становится тесно. Становится слишком давно. Оказывается, у него есть тело, границы, очерченные еще уже, чем тепло отведенной ему капсулы, и это тело пронизывает разряд за разрядом, заставляя сокращаться мышцы, знавших до того только блаженное расслабление. Это тело ему предстоит наполнить собой, и его готовят к движению. Грудь поднимается, сокращается диафрагма - его учат, что когда-нибудь придется дышать. Под веками беспокойно расширяются зрачки, глазам предстоит видеть. Звуки, тактильные галлюцинации - или это просто сигналы, что шлют ему прямо в мозг? Обучение. Это все пока еще не больно, понимание, что боль существует ему подарят практически последним. Тело будет корчится в спазмах и судорогах, от самой слабой, до теряющейся в субъективном времени агонии, а затем так же прогонят через все наслаждение, что он способен выдержать, чтоб впредь смог отличить одно от другого. Его самости позволяют проявиться постепенно, чтоб системный шок от резкого пробуждения не уничтожил химеру. Слишком много труда было вложено в его создание.
[indent] Когда капсула последний раз тронулась с места, он уже знал - это падение вниз. Его колыхает вместе с со средой, практически уже истощенной, отдавшей ему все, что могла. Словно птенец, о которых пока еще ничего не знает, он чувствует, что готов к тому, что вот-вот все изменится. И тогда он чувствует... касание. Да, мир еще больше расширился, в нем есть что-то, еще им не познанное. Впрочем, тяги к познанию еще только предстоит проснуться. Пока он просто ждет тех изменений, что обещают пробуждающие импульсы, то ли извне, то ли давно уже существовавшие в нем, и только сейчас осознанные.
[indent] И он связывает их с той плотью, что скользит по его телу, пытливо касаясь, от груди и вниз, вызывая короткое сокращение мышц пресса, волной передающееся дальше, до подвздошных и ниже.
[indent] Ее движение приносит с собой еще одно понимание - времени. Оно идет и чужая рука движется ему параллельно. Изменение, что можно измерить, осознать. Существование делится на забытое "тогда" и происходящее "сейчас". И память, первое что его встретило в этом мире - касание.
[indent] А затем вселенная взрывается, снова сдвигается, резко и грубо. Ласковое давление среды, что обхватывало его со всех сторон и поддерживало, внезапно пропало, и все опоры сжались до пары жестко вцепившихся чужих ладоней. Короткий миг восстановленного парения, он врезается в твердое, лежит без движения секунду, чувствуя нарастающий в груди рокот, резкий удар изнутри, там, за ребрами, и знакомый уже, но едва ли осознаваемый толчок диафрагмы. Резко дергается, извиваясь на полу, и, неуклюже развернувшись, плашмя, корчась у ног Энтропия, извергает остатки питательной среды - она течет изо рта, из носа, но все не убывает, и попытка поддаться тому инстинктивному желанию расширить грудную клетку, наполнить ее свежим, легким, только заставляет вновь захлебываться. Руки неуклюже подтягиваются, чтоб отжать все тело от пола, освободить лицо. Под светлой кожей перекатываются созданные быть сильными мышцы, и у него получается сделать первый вдох, тяжелый, сиплый, болезненный и проясняющий то немногое, что сейчас является сознанием химеры, что кричит и старается до конца очистить легкие. Спина содрогается, но к пятому-шестому разу он уже овладевает навыком дыхания.
[indent] Он подтягивает под себя ноги, отталкивается скользящими ладонями и выпрямляется, а затем раскрывает глаза. Мягкий красноватый свет почему-то дает ощущение уюта, подобного тому, что был тогда, но его заслоняет какая-то тень, и химера, вскинув голову, впервые смотрит на своего создателя, видит его. А затем медленно пытается подняться, пошатываясь, ища равновесие, и в итоге соскальзывает обратно на пол. Эта первая попытка тем удивительнее, что с момента изъятия его из капсулы не прошла и пятая минута. Но, дрожа всем телом, продолжая смотреть на велевший ему существовать воплощенный Хаос, Тварь снова и снова пробует подняться на ноги.

Отредактировано Вирокс (2023-04-07 16:52:23)

Подпись автора

↓      ↓      ↓      ↓      ↓
Все о том, почему Вирокс такая тварь

[indent] Опыт за пределами человеческого познания - начинать существовать в мире, будучи способным постигать. Сразу нырять в мутную воду. Но химера создается таким, что способен это выдержать - иначе это просто еще один неудачный эксперимент, как сотни до того. И это ему тоже еще предстоит узнать. А пока - учится пользоваться телом, что ему дано, удачном во всех смыслах телом. Способным быстро приспосабливаться, достраивать нужные нейронные связи, перекидывать прочные мосты между намерениями и действиями.
[indent] Вот только собственное намерение он пока еще не способен сформулировать большим, чем встать с теплого и мокрого от остатков питательного субстрата пола - и то, подчиняясь скорее требованию оболочки - ее создавали, чтоб он стоял ровно, расправив плечи, подобно тому, кто с интересом и легкой усмешкой смотрит на его попытки. И инстинктам: плашмя он уязвимее. Почему так, и почему быть уязвимым плохо - он толком не понимает, но знает, что это так. И, когда ему удается не только выпрямиться, но и утвердиться на ногах, слышит короткое слово. Появляется чужое намерение, которое можно воплотить, и босые ступни делают шаги. Даже если бы значение приказа не всплыло откуда-то из глубин зарождающейся личности, он бы подчинился, может - жесту, может - оттого, что нет у него еще своей воли, но есть вложенная потребность подчиняться своему создателю.
[indent] И Тварь концентрируется на ощущениях от нового касания, не обращая внимания, как очищается его тело от остатков субстанции.
[indent] Вслед за мимолетной парастезией - химеру заинтриговывает это легкое эйфорическое чувство, появляется тревога, когда рука стискивает ему шею, подтягивая ближе. Впрочем, пока и это ему... нравится? Или ему нравится первая оценка, которую Твари удалось присвоить чему-то, происходящему с ним? Он не знает, и, пока еще путаясь в суждениях, отвечает внимательному взгляду своим, расфокусированным, бездумным, замерев, оглушенный еще и первой осознанной болью, хоть и слабой - когда шипы на облачении Энтропия царапают ему кожу. Химера впервые разделяет чувства и ощущения. Из первого состоит он сам. Второе - сообщает ему тело.
[indent] Так и запечатлевается его имя, посреди испытываемой какофонии сигналов. Выражение лица Энтропия меняется, и тревога пропадает. Тварь - Вирокс. Химера получает название, что-то, чем может себя описать, первая точка опоры для самостоятельного мышления. И, разомкнув губы, пытается повторить. Горло саднит после кашля и рвоты остатками субстанции, голос звучит хрипло, но звуки артикулирует уверенно:
[indent] - Вирокс-с. - Вирокс тут, он не исчез, и до бывших до него ему еще нет дела... Но длится это блаженное, эгоистичное неведение буквально миг, потому что в следующий миг новый мир просто перестает существовать, взорвавшийся в ослепительной темноте, которой так много, что новообретенное самосознание просто рвет на части, изнутри. 
[indent] Он уже не раз стоял здесь. Она не успела даже подняться. Он не начал дышать. Она думала, что будет вечной. Они узнали свое предназначение и не выполнили его. Они испытывали многое, и опыт сотен коротких жизней прорывается в него настолько стремительным потоком, что Вирокс...

[indent] ...умирает в руках Энтропия. Почти три сотни раз. Самыми разными смертями, за настолько короткий миг, что испытываемое им не успевает пережить ни сознание, ни тело. Он агонизирует, угасает, порой даже и не замечает смерти. То понимает неминуемое, то убаюкивается надеждой и пропадает без страха и боли. Он убивает сам себя, и, одновременно, гибнет от собственной же руки. И все это - в багровом мареве и непроницаемом свете.
[indent] Когда он снова обнаружит себя кричащим чуть ли не до рвущихся связок, конвульсивно дергающимся, ослабевшим и дерущим собственную кожу ногтями - когтями, потому что кто-то из предшественниц погибла, не совладав с изменениями, что пыталась внести в собственную плоть - в этом хаосе рождений и гибелей успевает выкристализоваться ядро будущей личности Тва... Нет, теперь уже точно - Вирокса. Понимающего, что он такое, для чего и кем был создан. И кем должен стать, чтоб тому, кто будет после не досталось воспоминаний почти трех сотнях и одной смерти.
[indent] Крик резко обрывается, руки вновь становятся нормальными - потому, что он осознает теперь свое тело, хоть оно и все еще дрожит от пережитых чужих воспоминаний. Взгляд проясняется, и Вирокс, глядя в лицо Энтропию, хрипит:
[indent] - Я готов.

Отредактировано Вирокс (2023-04-13 14:21:27)

Подпись автора

↓      ↓      ↓      ↓      ↓
Все о том, почему Вирокс такая тварь

[indent] По-порядку... Вирокс понимает слово, но смысл, суть ни порядка, ни хаоса, пока постичь не в состоянии. Пройдет несколько лет, и химера будет жонглировать обоими понятиями, из забавы доказывать, что порядок - это частный случай хаоса, а значит им порожден и однажды в него же вернется, потому что и разрушение и созидание - тоже проявления хаоса, не противоречащего ни единому иному явлению, кроме стагнации, а значит, хаос и есть суть всего мироздания. Но пока он слышит лишь самое поверхностное - есть последовательность, в которой сейчас надлежит поступать. И с жадностью разглядывает все, что попадается им на пути: кристаллы, озаряющие черные коридоры, Энтропиуса, идущего впереди, гладкие теплого желтого оттенка плиты полов, превращающихся в неясную ему мешанину багровых осколков, что, кажется, вот вот разрежут босые ноги, но оказывающиеся столь же гладкими. Любопытство еще не проснулось в нем, но теперь у явлений есть значение, у цветов - названия, у материалов - текстуры, и многому он уже знает определения. Вирокс едва уловимо колеблется, когда кажется, что впереди провал, но Энтропий идет дальше, и становится заметна почти прозрачная твердь, и химера успевает подобрать шаг, так что почти и не заметно, что краткий миг инстинкты самосохранения забили тревогу.

[indent] Испытания наготой он не проходит: и через тысячу лет его не будет смущать ни вид собственного тела, ни того, что это тело могут увидеть и смутиться другие - он лишь узнает, что есть условия нравственности, предписывающие, что такое подобающий облик в обществе. Пока же он лишь отмечает, что попадающиеся на встречу - все одеты, понимает, что это отличие - тревожный для них признак, и их реакции заставляют его, наконец, рассмотреть свое отражение в стенных панелях - теперь он понимает, как выглядит, узнает себя, и, где-то в глубине того, из чего вылепится его личность, как говорят - души, остается доволен увиденным. Посторонние любопытство, испуг, даже явная злость, которой боятся дать выход, его внимание занимают мимолетно. Кто такой тот "симпатичный богатырь" и зачем ему, Вироксу, его развлекать - не понимает, эвфемизмы - мышление порядка немного выше, чем сейчас ему доступен, но слышит в словах женщины какую-то будоражащую, провоцирующую дерзость, вызов, на который он может и в праве ответить, одними инстинктами движимый. Хотя тело и понимает все раньше Вирокса, сам он еще не может разобраться, а может и не хочет в том, чем отличается возбуждение от агрессии, и ей везет - подчиняясь тому "по-порядку", химера на нее внимательно смотрит, запоминая, и идет дальше, вновь глядя в спину Энтропиусу. То, что он, кажется, единственный, кто может увидеть демиурга, не кажется ему странным - видимо, это и есть то самое по-порядку, а уж кто этот порядок назначил - пока химеру не заботит.

[indent] Потом, когда они уже спустились на два уровня ниже от вершины-инкубатора, пространство для Вирокса снова сужается, но это никак не сравнимо с тем, что было в капсуле. Воспоминания предшественников шепчут ему, что это хорошо, это красиво и щедро, и он и сам находит гармонию в минималистической роскоши, которой оказывается окружен. Словно газ, Вирокс занимает весь предоставленный ему объем, исследует выделенное ему жилье. Последняя комната оказывается совершенно пуста, темные темные матовые стеклянные панели на стенах и потолке, мягкий и приятный глазам свет, сочащийся сквозь стыки этих панелей, чуть пружинящий под ногами пол - словно ему потом самому предстоит придумать назначение этого зала. Но пока ему нравится именно так, как оно есть.

[indent] Черный с бордовой отделкой китель подчеркнул строгость созданных для его тела линий. В желудке химеры была первозданная пустота, и, увидев еду, он, наконец, осознал еще одно ощущение - голод. Но стоял, глядя на манипуляции Энтропия с камином, потому что порядок сейчас назначал не он, и, так же как и с той девицей в коридоре, послушание и назначенная дисциплина превалировали над чистыми инстинктами. Пляшущий в камине огонь словно гипнотизировал. Но когда Хаотичный к нему вновь обратился, Вирокс сумел перевести на него взгляд. С каждым словом, с которым к нему обращались, все проще было различать смысловую нагрузку. Да, представление, что его ждет, он получил, ровно в той степени, какой этим обладали сломавшиеся - почти три сотни.

[indent] - Я запомнил. - один раз он уже умер прямо здесь, тогда, когда неправильно ответил на этот приказ: его не спрашивали, может ли кто-то стать дороже, ему просто велели это запомнить. Когда Энтропиус упомянул отдых, химера замер, пытаясь сам понять, в каком состоянии находился. Он бы и не подумал отвечать, что отдых не нужен. Он в момент осознал просто чудовищную усталость. Нет, его тело было в порядке, работало, как хорошо налаженный механизм, даже напротив, каждая секунда приносила все больший, лучший самоконтроль, мышцы привыкали к нагрузке, физическая адаптация проходила совершенно так, как была запланирована, пусть он этого и не осознавал. Но вот разуму требовался отдых. Для любой химеры, даже гораздо более простой, чем будущий ликвидатор, пробуждение - это сам по себе шок, а нервная система Вирокса была откровенно практически истерзана, когда Энтропиус погрузил его в воспоминания предшественников. Да что там говорить, вряд ли бы даже дальнейшее интеллектуальное развитие химеры могло продолжится, пока он не отдохнет, не забудется глубочайшим сном, чтоб позволить пробуждающемуся сознанию само себя дефрагментировать, а уж личностное, чувственное и даже зачаточное эмоциональное и вовсе могли начать деградировать. Вирокс этого не осознавал, он просто почувствовал, что перегружен впечатлениями до предела.

[indent] - Часов семь, - немного растерянно произнес он. - На сон и еду.

Отредактировано Вирокс (2023-05-01 21:34:57)

Подпись автора

↓      ↓      ↓      ↓      ↓
Все о том, почему Вирокс такая тварь

[indent] Новое испытание - минуты свободной воли. Не сумев удивиться исчезновению Создателя, Вирокс замер, все еще чувствуя чужую ладонь на своей щеке, потом, истолковав его последние слова как разрешение позаботиться о себе, подошел к столу. Выбор, чем утолить голод, у него был, были воспоминания предшественников, но собственного опыта, подсказывающего, как сделать это наиболее разумным и адекватным способом - пока еще не было. Он не знал, что из этого изобилия ему понравится, что вызовет отвращение, не знал, и химера просто положился на инстинкты. Подтянув ближайшую из сервировочных тарелок, он рукой сгреб лежавшее на ней мясо, и, чуть ли не по-звериному отрывая крепкими зубами от едва тронутого жаром мяса куски, принялся торопливо насыщаться. Теплый сок стекал в рукав. Едва прожевав, Вирокс проглотил первые куски и сложился напополам, едва не вернув проглоченное обратно в тарелку - никогда еще до того момента не получавший пищи желудок ответил на варварское обращение сильным спазмом. Совладав с собой, Вирокс осознал ошибку, и продолжил уже без спешки, осторожнее, внимательнее, прислушиваясь к собственным ощущениям. Потянулся к другой тарелке, раскрывая для себя вкус и текстуры того, что попадало ему в рот.

[indent] Ощущение тяжести показалось ему неприятным, и трапеза прекратилась, когда он перестал ощущать тянущую пустоту внутри. А вот душ принял уже осознанно, словно понимал, что лицо и руки следует очистить от остатков пищи, а  тело, хоть и было чистым, но все еще хранило память о питательном растворе, еще недавно покрывавшем его с ног до головы.

[indent] Сны действительно оказались... интересными. Следующие часы он провел, беспокойно метаясь на простынях, пока сознание перестраивалось, превращая яркие моменты чужих воспоминаний в его собственное знание и опыт. Снова и снова он пробуждался новой химерой, вытащенной из капсулы. Многие не оставили ему ничего, кроме коротких вспышек осознания себя в мире и скорой гибели, другие, как оказалось, могли ему немало поведать. Запоминались чужие тренировки и ошибки, простейшие, а потом и усложнявшиеся навыки, реже - эмоции и переживания. Самыми яркими в этом плане оказались двое, и их опыт Вирокс переживал дольше прочих.

[indent] Октопус, агрессивный и ненасытный, оставил ему в наследство понимание неразборчивой жадной похоти, многократно умноженное на воспоминания о нем иных химер, переживших, вслед за Октопусом его воспоминания, заставив тело, скованное сном, выгнуться от переполнявшего первобытного удовольствия, что отхлынуло, оставив след на простыне и на животе самого Вирокса, моментально пересытившегося какофонией стонов, прикосновений, жара чужих влажных тел, сплетенных с его - вернее сказать, бывшего владельца этих воспоминаний - тел разных, но переданный опыт был довольно однообразен. Вирокс словно сам побывал с каждой и каждым, кем-то обладая сам, кому-то отдаваясь, и бессознательно сделал вывод, что пытаться утолить эту жажду - все равно что пытаться поглотить океан. Череда любовников и любовниц не гасили пожара внутри их обоих, и Вирокса и Октопуса, а мир такие попытки на него повлиять даже не забавляли. Мир их вообще не замечал. Но Октопус был первым из предшественников, в ком проснулось собственное сознание, пусть и искаженное, направленное лишь на самого себя, как на центр вселенной. Он жег сам себя, пытаясь набраться огня у других. Вирокс будет все делать иначе.

Второй полностью себя осознающей оказалась Свен. Она тоже принесла чувственный опыт, но он был иным. Направленным не на себя, а вовне. И женщину, встретившуюся ему в коридорах зиккурата, Вирокс тоже "познал", но уже по-другому. С трогательным, неприятным Вироксу, но ценным для Свен доверием, наивным теплым стремлением к старшей фигуре наставницы. Слова Энтропия о неготовности убить того, кто станет дорог, обрели смысл, и тем тяжелее были предсмертные воспоминания Свен, осознающей, почему зубы и когти чудовищ рвут ее на части.

[indent] Воспоминаниям обоих Вирокс бы предпочел память и знания самой Эльвантес, но такого выбора у него не было.

[indent] Впрочем, он осознал немало и о том, как будет проходить его обучение. Адреналин пробудил предчувствие опасности, и понимание, что шестая попытка отправиться на планетоид, даже не заслуживший отдельного названия, лишь код, была не последней, и довольно недавней. Вывод он сделал простой - ему оттуда следует вернуться, не повторив судьбу предшественницы.

[indent] Свен была последняя. Ее сознание угасало, залитое болью - физической и другой, терзавшей не слабее, и Вирокс, устав от нее - от Свен, забарахтался, словно пытался выплыть на поверхность сквозь толщу воды, в себя, прочь из всех этих сущностей, в самого себя, теперь уже знающего, но не ассоциирующего себя с каждым из этой вереницы прото-личностей, отделить себя от них, оставив только понимание. Единолично занять свое тело, заперев всех предыдущих в памяти, а не в своей сущности. И, в тот момент, когда ему это удалось, он проснулся. 

[indent] Воздух словно гудел от напряжения, и, чувствуя тревогу, всю ту же самую уязвимость, что восемью неполными часами ранее, Вирокс сорвался с кровати, раньше, чем сообразил, почему вскочил так поспешно. Теперь он владел своим телом гораздо лучше. За спиной полыхнуло, и спину обдало жаром. Обернувшись, химера вдруг понял, что это был за гул: заклинание было наложено раньше, чем он очнулся. Действительно, будильник что надо.

[indent] - Жив, - спокойно кивнул он на вопрос Энтропиуса, по-прежнему не удивляясь присутствию демиурга, так же, как до того не удивился его исчезновению. Зато, помимо того, что вспомнил суть первого дня тренировок, он вспомнил, что и его создатель - тоже в какой-то мере тоже инструктор и тренер. И, не колеблясь, продолжил:

[indent] - Можно начать тренировку здесь? Научи меня так же. - Кровать уже занялась зловещим фиолетовым пламенем, сгорающие простыни зачадили, и Вирокс сделал шаг вперед, чтоб не опалить кожу и волосы, придвинувшись практически вплотную к Энтропиусу.

[indent] Контроль за временем исполнения заклинания ему пока не нужен. Если он сумеет освоить такой трюк до того, как окажется на арене, у него будет преимущество. Не перед демиургом, конечно, но это было бы больше, чем то, с чем он заснул. Магический потенциал у предыдущих химер был разным, и те познания в магии, которые они успели приобрести, в отличии от тактики боя (да и тот еще только предстояло подвесить на мышечную память долгими тренировками) их не перенести напрямую, одними только воспоминаниями. А вот мимику... Вирокс вполне осознавая, какое выражение пытается воссоздать на своем лице, скопировал легкую ухмылку Энтропиуса, и глянул на него изблизи, чуть искоса, пытливо, наклонив голову чуть набок. Теперь уже его глаза не были пустыми, стеклянными. Взгляд стал темным, чуть отливающий бордовым, словно кровь ночью на асфальте.

[indent] Будущий хаосит впервые нарушал правила и испытывал на прочность заведенный порядок.

Отредактировано Вирокс (2023-05-01 20:15:42)

Подпись автора

↓      ↓      ↓      ↓      ↓
Все о том, почему Вирокс такая тварь

[indent] Вирокс не сумел бы ответить, изменила ли его ночь, но Энтропий, видевший такое не раз, конечно, был прав. Разумеется, химере предстоял еще длительный путь до формирования полноценной личности и самости, но то, что стояло теперь перед демиургом, вполне достоверно демонстрировало таковую. По крайней мере, какой-то стержень в нем уже зародился. Конечно, видел бы кто-то разворачивающуюся в комнате сцену, облизываемую пурпурными всполохами, что бросали больше теней, чем озаряли пространство вокруг, вряд ли бы правильно истолковал. И намерения демиурга и понятое и принятое без колебаний назначение Вирокса.

[indent] И уж тем паче не внесло бы понимания происходящему легкое движение пальцев по коже химеры. Касание Энтропия отозвалось в памяти, но не воспоминаниями об оргиях предшественника, а тем, первым ощущением, еще в коконе капсулы, до пробуждения. Только лицо Энтропия оказалось еще ближе, чем в тот раз, когда он утопил свое создание в чужих воспоминаниях. Пробуя на вкус слова и дыхание демиурга, химера чувствовал, как откликается тело: адреналиновой тревогой и легким возбуждением на подобную близость, на движение губ, на пальцы, проскользившие чуть в стороне от свидетельства беспокойных снов, оставшегося на коже. У него оболочка - созданная быть здоровой, сильной, чувствовать и испытывать жизнь. Но сам Вирокс отлично слышит вопросы, даже сквозь непривычный шум крови.

[indent] - Хочу, - выдыхает он. Знания облегчат ему тренировки, но до то того, как они улягутся на реакции, до того, как получится исключить посредников в цепочке намерения и действия, придется провести немало времени, шлифуя боевые рефлексы. Увы, намного менее безусловные, чем те, что Энтропий легко у него вызывает. Впрочем, воскреснуть у Октопуса шансов нет. - Пусть ждут.

[indent] Вместе с пониманием того, что Энтропий назвал "укладом жизни" Вирокс получил еще и понятие о иерархии. Даже не вершина, а ее острие, шпиль  - сам демиург, и сотни людей подождут, если он так решит. В этом даже есть нотка азарта, убедить его поддаться капризу создания, хотя просьба Вирокса, если вдуматься, совершенно прагматична, пусть Энтропию и не составляет труда переиграть неопытную химеру. Но в той самой иерархии положение Вирокса пока совершенно непредсказуемо, и, помня о Свен и Октопусе, он готов был рискнуть вызвать зависть и ревность основной "стаи". Уже того факта, что Энтропий вообще контролирует его с пробуждения достаточно, чтоб их взбудоражить. Когда придет пора испытывать на прочность и ее тоже - а она непременно придет - где бы не оказалось внимание и покровительство демиурга, у него может оказаться на один козырь больше. А вот потребности соблюдать каждое предложенное правило - тут химера ничего не мог предложить - этого в нем не было.

[indent] И, пока лицо Энтропия было все так же близко, а ладонь, провоцируя, обжигала кожу каждым касанием, Вирокс уронил взгляд вниз, но ответить еще одним "хочу" не успел, через долю секунды обнаружив, что ему хватает сил не потерять равновесие и не отшатнуться, если сделать пол-шага назад, руки вскинуть, чтоб обхватить демиурга за талию, а спину напрячь, и податься самому чуть навстречу.

  [indent] Он это сделал без какой-либо рефлексии, и даже сумев не напороться снова на шипы, но теперь Хаос словно оказывается у химеры в объятиях, а тот, секунду поборовшись с импульсом, грозившим завалить его на кровать, вернулся туда, где стоял, и, по прежнему не обращая внимания на свою наготу, не сбившись с мысли, продолжил, только теперь уже не в губы Энтропию слова вкладывая, а отпечатывая на коже под ухом и их путая в фиолетовых волосах. - Да, хочу. - У него еще нет критериев, чтоб понять, справится ли он, хотя бои его не пугают. Не от схватки с другими химерами будет зависеть его право быть, Вирокс это понимает, а инстинкт самосохранения у него уже проявился.  Это будет единоличное решение демиурга, когда именно оно будет принято - никто не знает. Так что "правила стаи" не важны. - Научи меня. - шепчет Вирокс. - Что мне сделать для этого? - не то, что б ему много было, что предложить своему создателю ,кроме своего послушания и искушения изменить заведенный порядок, столь мало, казалось бы, уместный, но необходимый даже в сердце Дискордиума.

[indent] А потом тон выравнивается:

[indent] - Я знаю, что я такое. - это демиурговское "что" неожиданно неприятно царапает сознание, по пока самости не хватает, чтоб поправить "что" на "кто". - Я - Вирокс. Я знаю, зачем я, - правда не знает, что знать, и постигать - разные вещи. Жестокость в него не заложена, а вот безжалостность уже есть - от "неготовых убивать" осталась только память, и та короткая. Вирокс уже испытал их убийства и их смерти, и первыми был впечатлен куда меньше, чем вторыми. А вот стремление стать лучше, эффективнее предшественников уже грызет его изнутри, и, Вирокс, перехватив руку на спине Энтропия поудобнее, повторяет: - Пусть подождут.

Отредактировано Вирокс (2023-05-08 15:10:31)

Подпись автора

↓      ↓      ↓      ↓      ↓
Все о том, почему Вирокс такая тварь

[indent] Ответ Энтропия щекотал кожу, слух, нервы. Вирокс замер, боясь пропустить хоть слово. Разумеется, Хаос прав, свою задачу в мире химера понимает. Может быть, не может так же четко прозрачно сформулировать, но даже если бы не воспоминания предшественников, чуял бы и сам. Такие вещи в него зашиты на инстинктивном уровне, если, конечно, предназначение действительно можно зашифровать в геноме. Нюансы пока ускользали, и гарантия того, что его наследие в лучшем случае останется таким же набором воспоминаний, как и те, что получил он, никак Вирокса не задела. Впрочем, навряд ли заденет и когда-нибудь в будущем.

[indent] С какой-то стороны даже иронично, насколько ярче сейчас Вирокс воспринимал не близость Энтропия, а мягкое движение пальцев по своей спине. Там, где он сам практически просто копировал чужое поведение, оставлявшего химеру если не совсем равнодушным, то вовлеченным поверхностно, Энтропий, осознанно или нет, дал Вироксу еще одно ощущение впервые - понимание незатейливой, задумчивой ласки. Вирокс даже не был уверен, что что-то подобное успели почувствовать те, кто был до него - прикосновения без вожделения, или изучения. Усмешки демиурга ему не было видно, и химера не способен еще осознать, что в равной степени хочет, чтоб это касание не прекращалось, и что пугает оно его гораздо сильнее, чем вся ревность и зависть акульей вольеры, в которой ему предстоит обучаться. Потому, что если он что-то и сумел понять из пережитого другими, так это то, что стоит один раз положиться на это чувство защищенности, на надежду на благоволение Хаоса, и уже его ошибку будет осмысливать кто-то следующий. И странно, от этого его лояльность становится только осмысленнее и крепче. И, хотя это Энтропий шагнул в руки своему дерзкому созданию, именно Вирокс затих, обескураженный и настороженный.

[indent] Тем радостнее начинающему хищнику награда, полученная после негромкого смеха и отрывистого приказа одеваться. Вирокс, не споря, метнулся за формой, но повернувшись, увидел пылающие в воздухе символы. Химера не произнес слов благодарности, но довольная улыбка была вполне искренней и настоящей. Пояснения Энтропия были минимальны, но магия была густо замешана у Вирокса в крови, а знания предыдущих поколений помогли превратить формулы в практическое понимание сути процесса. Не отрывая жадного взгляда от пляшущего в воздухе огня, Вирокс быстро натягивал белье, штаны, китель и сапоги. Блокиратор - блокиратор магии, несомненно, будет защищен, ведь единожды этой лазейкой уже воспользовались.

[indent] - Какой у него радиус действия?.. - Вирокс скорее осмысливает перспективу вынести саму схватку за пределы этого ограничения анти-магическим полем, но услышав следующие пояснения, удивленно поднимает бровь.

[indent] - Что? - Девственно и непорочно у Вирокса еще совершенно все, кроме памяти и сознания, и этот самый порок доходчиво растолковывает ему второе дно сказанного Энтропием. Боль-то он был готов терпеть, если это имело смысл и перспективы. Аккуратно застегнув китель, он встал напротив демиурга.

[indent] Магическая энергия действительно наполняла его изнутри. Впервые потянувшись к ней своей волей, Вирокс сконцентрировался на том, чтоб придать своему намерению физическое воплощение. Сила покоилась в глубине его естества, того, что Энтро назвал магическим источником, тугая, плотная, словно раскаленное ядро в центре планеты.
Стараясь держать в голове формулу, Вирокс зачерпнул от той энергии толику и потащил "наружу". А в следующий миг - зашипел сквозь стиснутые зубы. Это действительно было похоже, на то, как если бы веревку пытались вдеть в ушко иглы, вот только тем ушком был сам Вирокс. А ведь ему надо совсем немного, лишь каплю... Он пошатнулся и сжался в комок, почувствовал под носом, на губе, что-то теплое и липкое... и кое-как сдержал стон. А в следующий момент в его ладони блеснул черный блестящий шар, под гладкой поверхностью которого пробегали едва заметные бордовые вспышки. Получилось! Он материализовал атакующее заклинание, сделал почти все правильно, с первой попытки, преодолев...

[indent] Вирокс настолько сосредоточился на абстрагировании от болезненных ощущений, что действительно сумев вызвать шар плазмы... забыл, что его следует отправить в полет. Коснувшись его же собственной ладони, шар с громким хлопком растекся жидким огнем по его же коже, опаляя и, наконец, вырывая у него тот самый крик боли, что он подавил до того. Разом утратив всю концентрацию, Вирокс прижал к груди обожженную руку, и затравленно и исподлобья глянул на Энтропия, подспудно сразу ожидая увидеть ироничную ухмылку на лице демиурга.

Отредактировано Вирокс (2023-05-27 22:36:34)

Подпись автора

↓      ↓      ↓      ↓      ↓
Все о том, почему Вирокс такая тварь